- Я...

- Если тебя не раздражает мое общество, то...

- Почему ты должна раздражать меня?

- Не знаю, Джонни, вот уже несколько дней, как я ничего не понимаю.

- А именно?

- Почему ты не садишься?

- А зачем?

- Чтобы спокойно поговорить… Мы были большими друзьями, Джонни, так давай с тобой поговорим, по-дружески, как брат с сестрой. Мне хочется, чтобы мы и дальше оставались братом и сестрой.

- Братом и сестрой…

- Джонни, не отталкивай меня, как сестру... Больше всего на свете меня огорчает твое непонимание. Я знаю, это тяжело... Меня трудно понять, но если есть на земле человек, который может это сделать, то это только ты, Джонни… чуткий, честный и благородный…

- Безмозглый дурак!

- Почему ты так говоришь?..

- И ты еще спрашиваешь?..

- У меня и в мыслях не было обидеть, или оскорбить тебя. Я была предельно честной и искренней с тобой. Поверь, ни за что на свете я не хотела причинить тебе боль, заставить страдать. Среди радости любви, для меня нет большего наказания, чем твои холодность и равнодушие.

- Холодность... равнодушие? Думаю, ты преувеличиваешь, я не так сильно изменился.

- Ты очень изменился, Джонни. С того самого фехтовального вечера, когда ты даже не захотел скрестить со мной шпагу, ты относишься ко мне совсем иначе. Почему, Джонни? Из-за чего?..

- Так, пустяки… Ничего особенного.

- Это всё из-за него, правда?.. Из-за Деметрио?.. В тот вечер я поняла, что полюбила его…

- Вот как!

- Не перебивай, дай мне закончить. Нам нужно откровенно поговорить друг с другом. Я не хочу, чтобы ты думал, что я лгала тебе, что не оценила по достоинству твою любовь. Я была бы счастливейшей из женщин, если бы могла ответить на нее взаимностью, но в таких делах судьба решает за нас.

Все наши трезвые, бесстрастные суждения оказались глупыми и бессмысленными. Все гораздо сложнее. Понимаешь, Джонни, мы жили в окружении любви и семейного тепла, и тоже любили в ответ. Мы думали, что наша жизнь и есть эта самая семья, но вот неожиданно среди нас появляется какой-то человек. Кто он, откуда пришел, мы не знаем, но понимаем, что он имеет над нами бóльшую силу и бóльшую власть, чем всё наше прошлое. Одним взглядом, одной улыбкой он покоряет наши сердца, овладевает нашим разумом и волей, и ради того, чтобы быть с ним, мы бросим всё.

Быть может, это чудовищно, но таков закон природы, и мы следуем этому неумолимому закону. Он заставляет растения размножаться, он движет молекулами, заставляя море вздыматься, а звезды вращаться... и этот же закон заставил меня полюбить Деметрио де Сан Тельмо.

- Вероника!..

- Ты ведь понимаешь это, правда?.. Понимаешь и прощаешь меня.

- Ты, действительно, его любишь?

- Да, Джонни.

- И тебя не мучает совесть, тебе никого не жаль? Ты не пролила ни единой слезинки о тех, чье счастье заключалось только в тебе?

- О тебе, Джонни?

- Я говорю не о себе.

- Тогда о ком? Неужели об этом олухе, Хулио Эстрада?

- Я говорю не о Хулио.

- В таком случае я тебя не понимаю.

- Не понимаешь... Точнее, не хочешь понимать.

- Так, может, объяснишь?

- Зачем?.. Ты сказала, что счастлива, и этого достаточно. Ты просила простить тебя за то, что не ответила на мою любовь? Но мне не за что прощать тебя… Ты не смогла меня полюбить, но это не преступление. Преступление – притворяться, что любишь из честолюбия, из корысти, из-за болезненного желания власти.

- Но ты не мог заметить во мне ничего такого.

- Нет, по отношению ко мне ты была искренней. Ты поступила честно, отказав мне. Полагаю, я даже должен поблагодарить тебя за это.

- Джонни…

- По-моему, ты уже узнала все, что хотела.

- Я не хочу, чтобы ты злился на меня.

- А я и не злюсь. У тебя есть еще какие-то просьбы ко мне?

- Нет, Джонни, никаких… Впрочем, зная твое благородное и великодушное сердце, я попросила бы тебя заступиться за Деметрио перед дядей Теодоро.

- За Деметрио, или за тебя?

- За нас обоих. В этом случае наши интересы совпадают.

- Я так не думаю. Напротив…

- Почему ты так говоришь?..

- Потому что я не верю в искренность твоей любви к нему.

- Джонни, ты с ума сошел!

- Я не верю, что ты можешь кого-нибудь любить, так что своим отказом ты оказала мне самую большую милость! – жестко ответил Джонни и чуть ли не бегом бросился прочь.

- Джонни, постой!.. Джонни!.. – окликнула кузена расстроенная Вероника, стараясь его остановить. Она побежала вслед за ним, но через несколько шагов остановилась, увидев, что он уже у боковой решетки. Вероника обхватила голову руками; в висках тревожно и болезненно стучало. И снова любимое имя того, кого все отталкивают от себя с неприязнью, срывается с ее губ, как единственное утешение…

- Деметрио! – воскликнула она имя любимого, и среди всеобщей неприязни это имя служит ей утешением. – Деметрио мой, кажется, любить тебя – непростительное преступление! Ну и пусть, мне все равно! Я люблю тебя… Люблю!

***

- Деметрио!..

- Вероника!.. Что ты здесь делаешь?..

- Жду тебя…

- Что-то случилось?.. Разве твой дядя…

- Дядя у себя в кабинете. Думаю, он тебя ждет, хотя трех еще нет. И Джонни вместе с ним.

- Джонни?

- Мария сказала мне, что они закрылись в кабинете сразу после завтрака. Знаешь, я не спускалась к столу.

Деметрио стоял у парадного входа в особняк семьи Кастело Бранко. Пока привратник запирал широкую решетчатую дверь, в которую вошел Сан Тельмо, Вероника крепко схватила его за руку, и повела прямо по заросшим цветами, почти нехоженным тропкам к подножию мраморной лестницы.

- Вот, здесь нас не увидят, и мы можем спокойно поговорить, – заметила она, остановившись у фонтана, рассыпáвшего прохладное кружево своих вод на обнаженное тело статуи.

- Еще один из твоих укромных уголков.

- Я знаю, это – глупо. Возможно, ты сочтешь, что я поступаю неправильно, но я не понимаю, что происходит. В этом доме все так странно переменились ко мне.

- И ты не догадываешься о причине, верно?

- Причина может быть только одна – наша любовь.

- Вот как...

- Ты никогда не внушал доверия дяде, а что касается Джонни, то даже не представляешь, как я истерзалась. Мне так горько. Я не думала, что он может разговаривать так, как говорил вчера со мной!

- Вчера?

- Вечером, когда все ушли. Случайно он вышел в парк, и я хотела объяснить ему все. Я думала, он поймет, что мы любим друг друга, хотела привлечь его на нашу сторону, но все напрасно. Он ослеп от злости и ревности…

- Правда?.. И что же он сказал?

- О тебе ничего плохого, наоборот…

- И все же, что он тебе сказал?..

- Зачем повторять те безумные слова, сказанные им в приступе ярости? Не стоит придавать им большого значения.

- Но ты же придаешь.

- К моему глубочайшему сожалению, да. Было что-то такое странное…

- Повтори мне его слова.

- Я больше помню его чувства, чем слова. Все выглядело так, будто он готов помочь тебе, ополчившись на меня.

- Джонни – благородный человек.

- Я никогда в этом никогда не сомневалась, но как мне это понимать?

- Что Джонни честен и благороден, как немногие.

- Тебя я понимаю меньше, чем его, Деметрио.

- Неужели ты в самом деле думаешь, что он мог сказать отцу что-нибудь в мою защиту и ополчиться на тебя?

- Все бы ничего, если бы не тонкий намек на отсутствие приданого, но для Джонни это необъяснимо и, кроме того, непростительно.

- Ты сама всегда придавала деньгам слишком большое значение.

- Верно, и я не отрицаю, что считала деньги главным, пока не влюбилась.

- Джонни воспринял твои слова буквально.

- Но мои идеи испарились, когда ты впервые поцеловал меня. Тогда, я поняла, что все второстепенно по сравнению с опьяняющим, упоительным чудом любви.

- Если бы это было правдой, Вероника! – неожиданно для себя, поддавшись искренней, кипучей страсти, подступившей к горлу, Деметрио снова с жаром стиснул руки девушки в своих руках и на миг позабыл обо всем.