Я говорил и говорил, дождь за окном шел и шел. Я рассказал ей о могучих поездах, несущихся по блестящим рельсам, о насыпи, где летом растут бессмертные желтые одуванчики, о школе и о добром воспитателе, разрешающем сидеть в Сети после уроков. О тетке, ее цветных стеганых одеялах, индейских травах и оберегах, висящих над кроватью. О большом городе, веселых водителях в куртках с эмблемами, и быстрых аэробусах, пронзающих облака тонкими гладкими носами.

Эти картинки моя память сохранила не хуже. Рассказать Лоле о сером, мрачном, страшном я просто не мог, потому вспоминал все самое яркое, самое лучшее, что только видел там, внизу. И даже сам, немножечко, самую малость, начал по всему этому скучать.

Лола уже давно спала, тихо посапывая мне куда-то в ребра, я продолжал говорить, а дождь продолжал идти.

-- ***

Через Сеть бабулю оформили моим опекуном. Я думал, с этим будут проблемы, но ничего не случилось. Как оказалось, никаких отметок о тетке в моем личном деле не было, впрочем, как и о родителях. Будто бы у меня вообще никогда не было родных и опекунов. Мне оставалось только явиться в местную администрацию для отметки на удостоверении личности, что я незамедлительно сделал. Там на меня даже не взглянули, быстро вставив пластиковую карту удостоверения в комп и поменяв на ней информацию.

Оформив опекунство, бабуля смогла запросить перевода меня в ту же школу, где училась Лола. Уже в конце лета я прямо из дома написал все переводные тесты и был приглашен на встречу с директором. Им оказался молодой мужчина, высокий и длинноносый.

При встрече он окинул меня холодным взглядом и сразу же предложил сесть.

- Я вижу, у тебя есть неполадки со здоровьем, - сказал он сходу. - Надеюсь, ты оформишь до осени группу Д, чтоб получить автомат по физкультуре, иначе тебе придется ходить на нее вместе со всеми.

- Это как это - группу Д? Зачем она вообще нужна? - я старательно разглядывал плитки на полу его кабинета, стискивая в пальцах край сиденья. Заглядывать в глаза-ледышки мне совсем не хотелось.

Директор откинулся на спинку кресла и сложил пальцы домиком.

- Это значит, что твое состояние здоровья мешает нормальной жизни, и ты не можешь принимать участие в большой части мероприятий, - сказал он без капли тепла в голосе. - Потому я советую тебе оформить группу Д. Она нужна для того, чтоб получить разные льготы, например пенсию, повышенную страховку и, в твоем случае, оплату протеза.

- Вас послушать, так сплошные плюсы! - недоверчиво сказал я. - Есть что-то, чего с этой группой ненормальности делать нельзя?

Директор посмотрел на меня еще холодней.

- Например, занимать некоторые должности, участвовать в спортивных и киберспортивных соревнованиях, а еще идти в армию и поступать в военные учебные заведения, - ответил он. - Но, думаю, все это явно не про тебя.

От его слов я чуть не подпрыгнул в кресле и немедленно выпалил:

- Очень мне нужна ваша группа Д! Я даже по деревьям лазать умею. И ничего мне жить не мешает!

Директор окинул все тем же взглядом мое покрасневшее лицо.

- Ну, я не настаиваю. В таком случае, ты не сможешь получать свои льготы или жаловаться на школьную программу.

- Вот и не буду ни о чем не жаловаться, - сквозь зубы выдавил я, слезая со стула. - Так что идите со своей группой!..

Из его кабинета я вышел гордо задрав голову и расправив плечи, но уже на улице, на школьных ступенях, почувствовал себя нелепым, жалким и смешным. Стало немного стыдно за свое поведение перед директором, я решил, что осенью, наверное, зайду к нему и извинюсь.

Может быть.

Ладно, по крайней мере, постараюсь.

С этими мыслями я сбежал по ступенькам и пошел домой к бабуле.

-- ***

В последние дни августа небо было так усыпано звездами, что я подолгу не мог уснуть, часами глядя на них в окно. В одну из ночей я решился, тихо надел рубашку и штаны, засунул ноги в тапочки и вышел наружу.

Пройдя по выложенной камнями тропинке, я вышел на середину дороги, остановился и запрокинул голову.

Звездная бесконечность холодно и бесстрастно заглянула в мои глаза. Что-то в груди, за сердцем, заныло, откликаясь на этот взгляд. Голова закружилась, будто меня по затылку ударили.

Волна первобытного страха перед неизвестным захлестнула меня, задушила, прижала к земле.

Маленький, ничтожный человечек.

Миллионы и миллиарды миров были прямо передо мной, а я дерзко смотрел на них, стоя в полный рост, хотя даже с колен не имел бы права. На своей жалкой голубой планетке, в своей невзрачной Солнечной Системе, ютясь на самом краю Млечного Пути, я смел смотреть на них, как на равных.

Сердце стучало в такт неизвестному ритму, будто слыша звуки этих далеких планет. За горизонт катились Луны, мельтеша крупными блестками на матовом черном бархате. Где-то там меня ждал Петер, но даже подумать о том, чтоб однажды подняться хотя бы к Луне было страшно.

В кустах вдоль дороги оглушительно пели кузнечики, белый шар настоящей Луны над крышами Нью Кэпа пестрел огоньками городов, Вселенная строго смотрела на меня, маленького и одинокого, стоящего к ней лицом посреди пустой дороги, и впервые за много лет что-то щипало под веками от ее пристального многоглазого взгляда.

Я не должен бояться, меня же там ждут... Но все равно стало так страшно, страшно и тяжело, будто величие всех этих газовых огромных шаров надвинулось на меня, ложась непосильной ношей на мои плечи.

Разве я справлюсь со всеми ними один? Сдержу обещание? Смогу?

И когда я совсем отчаялся, когда уже был готов преклонить колени и опустить голову, сгибаясь под звездной тяжестью, тогда за спиной раздались быстрые легкие шаги. Мягкая и горячая, земная и настоящая ладонь обхватила мою руку. Давление ослабло, звезды снова стали просто мелким бисером на ткани неба. Я сделал глубокий вдох, чувствуя бьющие в нос запахи цветов, травы, влажных после ночной уборки тротуаров, и сжал пальцы Лолы так крепко, будто боялся, что она исчезнет прямо сейчас и снова оставит меня одного.

- Пойдем домой, - земным человеческим шепотом сказала она. - Вдруг, бабуля проснется, испугается...

Окружающий меня мир снова стал реальным, звезды отодвинулись, затаились, показались декорациями к настоящей жизни. Стоя в густой темноте августовской ночи, полной звуков и запахов до краев, глядя на залитую лунным светом улицу, я держал Лолу за руку, чувствуя себя живым и бесконечно счастливым. И, конечно же, согласился идти Домой.

--

За пару дней до школы Лола стала уговаривать меня подстричься. Она ходила вокруг с машинкой, загадочно трясла ножницами, заглядывала мне в глаза.

Я смахивал прядки со лба, хмурился, морщился, отворачивался от намекающих взглядов, игнорировал театральные вздох, в общем всеми силами отстаивал свои волосы. При этом, я и сам не знал, зачем они мне, потому действовал просто из принципа. В конце концов Лола сдалась и даже решила, что будет плести мне косички, когда волосы отрастут достаточно.

Вторым пунктом в ее программе "сделай из Джейка человека" шла одежда. Тут я с ней спорить не стал. Мои привезенные снизу старые рубашки вытерлись об заборы и деревья, теперь напоминая лохмотья.

Заглянув в магазины одним глазком, мы охнули от цен, и решили, что обойдемся без новомодных напыляемых из баллончика шмоток, тканей в одну молекулу толщиной и голографических меняющихся рисунков на них.

Пока мы шли до комиссионки, Лола успокаивала меня тем, что сама постоянно одевается там же и неплохо умеет перешивать вещи, а я впервые задумался о важности денег.

Как минимум, через год предстояло оплачивать наши экзамены. Способ заработать был просто необходим. Бабулиной пенсии на все не хватит, да и на шее сидеть как-то не хотелось.

Конечно, всегда можно было оформить группу Д и получить кучу льгот... Жизнь сразу бы стала значительно проще.