А я начал обдумывать план мести.

Да, я жалкий. Маленький. Но еще на что-то способный.

Слегка шатаясь от слабости, я дошел до ванной и первый раз взглянул в зеркало после случившегося. С той стороны на меня посмотрел кто-то тощий, лохматый, злой и не слишком похожий на ребенка.

Поход в школу был испытанием храбрости. Я стиснул зубы до скрипа, застыв на последней ступеньке перед школьной дверью, потом решительно толкнул ее левой рукой. Звонок уже прозвенел, в холле было пусто. Я вошел в класс так тихо, как только смог, но все тридцать голов тут же повернулись ко мне.

- О, чудила вернулся! - радостно закричал жирдяй, тряся подбородками. - Живой, надо же! А мы уж думали, ты сдох давно.

- Не надейтесь, - я усиленно делал вид, что мне все равно, стараясь держать спину прямо, пока шел до своего места.

Несколько человек не стесняясь обсуждали меня, кто-то смотрел со страхом, но больше всех - с жалостью.

Так смотрят на умирающих в подворотне котят, изодранных собаками. На слабаков.

Мне не нужна такая жалость. Меня и без них бесит то, как мало я сейчас могу сделать.

Я всем докажу, что смогу куда больше.

Еле высидев положенное количество времени, я едва сдержался чтоб не вскочить и не выбежать первым из класса.

Спокойно.

Когда-то я читал в Сети о древних временах, там женщины ходили в длинных платьях и считались мужской собственностью, а мужчины в напудренных париках дрались за своих женщин на шпагах.

Мой первый ход в дуэли за мою собственность. За мечты и будущее. Это как кинуть перчатку в лицо судьбе.

Нужно доказать всем, что даже с одной рукой я окажусь лучшим.

Первым.

Лучше страх, чем жалость. Боятся сильных, жалеют слабых.

Я встал и медленно обвел глазами класс, представляя, как лично прибиваю каждого гвоздями к стулу.

Жирдяй начал что-то говорить, но вдруг заткнулся, перехватив мой взгляд. Увидев его реакцию, я почувствовал себя уверенней.

- Знаете, каково это, когда тебя переезжает поезд? - вкрадчиво спросил я голосом едва громче шепота. Разговоры и смешки стихли, как по щелчку. - Представьте, как тысячетонный состав едет по вам, перемалывая в песок ваши кости. Как кожа лопается - бум! - и капельки крови летят во все стороны! А потом вы видите мерзкий... - я скривил худшую гримасу, на которую был способен, - ... кровоточащий обрубок, шевелящийся, как червяк, и узнаете в нем свою руку!

Под конец я почти кричал. Ребята вздрогнули. Я услышал, как кто-то с задних рядов шумно испортил воздух.

Насладившись впечатлением, я выдержал паузу и заулыбался, как мог.

- Не знаю, как я выжил, учитывая, что многие из вас тут явно молились о моей смерти, гады, - я нажал кнопку выключения на компе, и тот пискнул протяжно, будто умирая. - Что-то во мне все-таки сдохло. Возможно, я поехал крышей, можете так считать... Но прощать я больше ничего не намерен.

На этих словах я улыбнулся как можно шире и быстро вышел из класса. Едва за мной закрылась дверь, как все зашумели разом. Я не стал их слушать, бегом промчавшись до туалета, где закрылся в кабинке и молча трясся, пытаясь сдержать дыхание.

Теперь меня будут бояться. Действительно ли это лучше, чем презрение и жалость?

Намного лучше. Большего я от них и не ожидал.

Пора подумать о дальнейших планах.

Что досталось мне от рождения?

Ум, злость и хитрость. Этим я отличаюсь от них, этим и буду пользоваться. Количество рук не имеет значения.

Никуда моя мечта не делась, никуда не пропали стремления. Посмотрим, чего я смогу добиться. Здесь, в городе тяжелой работы и скучных людей мне делать нечего. Решено, уйду, едва соберусь с силами. А еще, перед тем, как уходить нужно закончить дела.

--

До конца учебного года оставалась всего неделя. Результаты по большей части предметов были уже получены, из всего класса на уроки ходила едва ли дюжина человек. Грядущее лето обещало дожди, как и почти каждое лето на моей памяти.

Три дня я стоически терпел постоянный шепот за своей спиной, затихавший, стоило мне повернуться. Каждый, с кем мне приходилось общаться, пялился на завязанный у локтя пустой рукав моей рубашки. Будто теперь вовсе не нужно было смотреть мне в лицо.

Будто теперь единственное, чем я отличался от остальных - моя уродски обрубленная рука. Самая важная моя характеристика, да-да, об остальных можно забыть.

Три дня на каждом лице я видел только страх или жалость.

Те, кто раньше меня недолюбливал, дразнил из-за угла, или даже относился неплохо, как наш воспитатель, все они теперь видели во мне калеку, урода. Одноклассники при встрече жались по стенам, стараясь держаться подальше. Воспитатель пытался освобождать от уроков и придерживал передо мной двери на входе в класс. А по вечерам еще тетка полоскала мозги бесконечными причитаниями.

Три дня я смотрел после школы в окно и видел Швабру в компании нескольких мальчишек из нашего двора. Пару раз я ловил его взгляд, будто он знал, что я наблюдаю. Страха в нем не было, как и не было жалости.

Странный он. Заявить, что я вовсе его не боюсь, было бы враньем.

Но идти на поводу у страхов позволить себе я не мог.

На четвертый день мое терпение кончилось. После уроков я поймал жирдяя и припер за школой к стене у мусорных баков. Это вышло легко, потому что он явно боялся ко мне прикоснуться.

Никогда бы не подумал, что могу кого-то так напугать. Или не я, а моя новая особенность?

Будто отсутствием руки можно заразиться.

Жирдяй трясся, по рыхлому телу шли волны. Подбородки дрожали, как дешевый столовский пуддинг.

- Почему. Он. Это. Сделал? - раздельно и четко спросил я, стараясь каждым словом оставить в его мозгу отпечаток.

Видимо, что-то было в моем лице, от чего жирдяй, выше меня на полголовы и шире раз в пять, гнобивший меня всю жизнь жирдяй обмочился прямо в штаны, добавив запахов и без того вонючему переулку.

- Я н-не знал, я честное слово не знал, Джейк! - заплакал он, размазывая грязными руками по лицу сопли и слезы. - Он давно говорил всем нам, что ты плохой человек, что с тобой нельзя заводить дружбу, но... Мне так стыдно, я никогда бы... Я не такой! Да я никому бы такого не пожелал!

Отойдя на пару шагов, озадаченный внезапной переменой, я уточнил на всякий случай:

- Так ты был не в курсе, зачем тащить меня на железную дорогу?

Жирдяй затряс головой, продолжая причитать что-то про "никому не пожелаю" и "ужасно жаль".

Дальше я даже слушать не стал. Душещипательные признания мне было сложно понять.

Меня больше интересовали причины действий Швабры. Раз жирдяй не мог мне помочь, то толку его допрашивать больше не было.

Оставалось выследить Швабру, когда он будет один, без вечной толпы подхалимов, узнать у него причину ненависти когда мне, а потом сделать с ним что-нибудь равноценное тому, что случилось со мной. Правда, пока я не мог придумать, что.

-- ***

Жирдяй жил на седьмом этаже, я на восьмом. Девятый и десятый этаж пустовали, квартиры там стояли закрытыми всегда, сколько я себя помнил. Швабра жил на одиннадцатом, выше него был только чердак.

Планов я не составлял, но додумался заранее собрать сумку вещей, которые возьму с собой, когда придется убегать. Я надеялся подкараулить Швабру на одном из пустых этажей, когда он будет спускаться куда-нибудь по своим делам, прижать в темный угол и выспросить все, что мне нужно.

Естественно, он был старше меня, выше и сильнее. Потому в качестве аргумента я взял кухонный нож, которым тетка обычно рубила кости на бульон.

Сумку с вещами я еще днем спрятал в кустах у железной дороги, решив уйти из города вдоль путей. На улице шел обычный противный дождь, потому я замотал ее в мусорный пакет и придавил сверху камнем, чтоб она уж точно никуда не делась.

Вечером я сказал тетке, что до поздней ночи просижу в школе за компом, тайком схватил нож и спрятался на десятом этаже.