Поднявшись на несколько ступеней, он остановился и взглянул на моряков сверху:
Джентльмены, потрудитесь переместить… гм… багаж в помещение гаража. Накройте брезентом, и считайте принятым на хранение до решения суда!
Дворецкий повернулся и направился в дом, не выказывая ни малейшего сомнения в том, что его распоряжение будет выполнено без промедления.
В дверях он снова остановился и оглянулся:
Простите, капитан Пинтер, совсем запамятовал. В холле вас ожидает полицейский сержант!
Сержант скрашивал ожидание, прохаживаясь по периметру ковра, занимавшего центральную часть холла. Он прибыл не один, а в обществе констебля, переминавшегося с ноги на ногу у входа, и сухопарого джентльмена весьма преклонных лет, расположившегося в кресле. Даже в такой погожий день старичок был одет в долгополое черное пальто, застегнутое на все пуговицы. Его касторовый котелок, саквояж с рыжими истертыми боками и трость разместились рядом.
Если допустить, что Шалтай-болтай не свалился во сне, а каким-то чудесным образом продержался на стене до преклонных лет, он выглядел бы именно так. Губы старикана были тонюсенькими, рот — огромным, облысевшая голова абсолютно круглой — казалось, она вот-вот распадется по линии рта на две части, как разрезанное яйцо. При этом он отличался живостью, чрезмерной для человека столь почтенных лет.
Ага! Вот и коммандер Пинтер, ведь это вы? — подскочил он, опираясь на грубую трость. — Мы с сержантом Грейсоном вас уже заждались. Ведь речь идет о человеческой жизни, нам дорога каждая минута!
Погодите, я лучше объясню, доктор Форестер, — сержант представился по форме и уточнил, известен ли капитану Пинтеру некий Маклин Ф. Дуглас, член Королевского научного общества.
Да. Я вторые сутки жду его здесь! — голос капитана Пинтера звенел как канат в морскую бурю, мистер Картрайт и мистер Горринг, которым коммандер велел следовать за собой, а не торчать посреди парка, как соломоновы столбы, замерли у входа.
В полицию поступило обращение о розыске указанного джентльмена от управляющего имением, мистера Честера. Он обеспокоен, что гость не прибыл вовремя. Мы сразу же явились сюда…
Неугомонный доктор положил руку на плечо полицейского и без всякого стеснения перебил его:
Мистера Дугласа сняли с поезда в бессознательном состоянии, я уже произвел пункцию и диагностировал менингит. Заболевание тяжелое, он не приходил в себя. Мой прогноз весьма острожный…
Доктор Форестер хочет сказать, что у больного нет документов, кто он, неизвестно. Но при нем обнаружили визитные карточки с именем некоего мистера Дугласа, члена Королевского научного общества, профессора и все прочие регалии. НО ни адреса, ни телефона на них почему-то нету. Капитан Пинтер, вам придется проследовать с нами, чтобы опознать этого джентльмена!
И поскорее! — вставил доктор. — В Плимуте сложно подыскать приличный госпиталь, который согласится принять неустановленную личность, а здесь, в деревенской амбулатории, его не выходить!
Щеки капитана Пинтера пошли багровыми пятнами:
Черт раздери, как? Как я опознаю человека, которого ни разу не видел?
Доктор насадил на нос старомодное пенсне, посмотрел в лицо капитану, сухонькими пальцами перехватил его запястье — сосчитал пульс, покачал головой:
Сэр, спокойнее! При вашей апоплексической конституции волнения абсолютно противопоказаны. Надо же понимать очевидные вещи: мне негде разместить еще одного пациента, особенно джентльмена с сердечным приступом! Погодите… — доктор Форестер покопался в саквояже и вручил капитану пузырек с темной жидкостью. — Вот. Пять капель на полстакана воды, перед едой, и ваше сердце постучит еще какое-то время…
Вы могли бы запросить его фото, капитан Пинтер? — попросил сержант. — На запрос представителя флота — или что вы там представляете — из Лондона ответят быстрее.
Предлагаете мне воспользоваться голубиной почтой? — скривился капитан.
Я настаиваю на телеграфе! — снова пришел в движение доктор. — Пусть непременно, слышите, — непременно! — молнируют портрет сюда по фототелеграфу. Такой аппарат имеется в редакции здешнего вечернего листка. Полезная штука — жаль, что в королевском флоте до сих пор не слышали о прогрессе!
Последнее замечание буквально нокаутировало капитана Пинтера: его лицо посерело, он схватился за левую сторону груди, доктор подхватил его под локоть и усадил.
Н-да, плохие дела… Десять капель на полстакана воды, капли следует принимать три раза в сутки. Слышите меня, мистер Честер? Проследите за моим больным лично.
Я не ваш больной! — простонал Пинтер.
Старенький доктор дружелюбно потрепал капитана по щеке:
Сэр, раз уж вы приехали в Мидл-Энн-Вилидж, вы мой больной. Здесь все рано или поздно попадают в мои руки! Иначе вам придется стать пациентом психиатра… Ах-ах-ах-ха! Других медиков в округе нет, — доктор снял пенсне, прищурился, разыскивая взглядом дворецкого. — Мистер Честер! Распорядитесь приготовить капитану постель, уложите, перед сном напоите травяным чаем. Телеграмму в Лондон может отправить кто угодно — хоть молодой Гор- ринг, ведь я не ошибся? Там мистер Горринг-младший подпирает стенку? До завтра он совершенно свободен…
До завтра? — дернулся капитан Пинтер. — Что произойдет завтра?
Завтра ему придется пить чай у вдовствующей графини Таффлет. Такие дела, сэр. В деревне соседи знают все друг о друге. Но вам, коммандер, лучше поскорее убраться отсюда — с таким сердцем в здешних местах долго не продержаться!
…Мистер Картрайт избегал новаций: методология «направленной пропаганды», за которую он ратовал, была проверена многовековой практикой. Еще сэр Уолсингем — конечно, Френсис, а не Томас![17]— не только вооружал своих агентов кинжалами, ядами и тайными шифрами, но и дал им в руки новое оружие: бьющее в цель и неподсудное земным судьям! Он обучил их использовать астрологию в своих политических интересах. Во времена бархатных колетов и огромных плоеных воротников термина «направленная пропаганда» еще не знали. Зато еретики и приспешники дьявола корчились в руках палачей и, напутанные ведовскими процессами, королевские астрологи и звездочеты поскромнее вынуждены были выводили готические литеры под диктовку главы секретной службы Ее Величества сэра Френсиса. Теперь сочетания небесных светил пророчили неминуемую смерть врагам рыжей королевы Бесс[18], а скорую победу и Божию благодать — ее союзникам. Тайные агенты отбывали с острова, спрятав лжепророчества в складках нижнего платья, полых каблуках, эфесах оружия или в потайных отделениях дорогих безделушек. Соленые морские ветра торопили их корабли, кони стучали подковами по мостовым Рима, Парижа и Падуи, иные, как лекарь и звездочет Бомелий, — укутавшись в меха, добирались даже до заснеженных просторов Московии, чтоб донести заветы небесных светил до жестокосердого русского tsarya[19]. Венценосные особы, понтифики и военные стратеги дрожащими пальцами разворачивали натальные карты и спешили претворить в жизнь небесный прогноз, придуманный ловким сэром Уолсингемом.
Весьма огорчительно, что в век науки вера народонаселения в магические коды начала убывать. Ученые предпочитают смотреть в микроскопы и делать спектральный анализ, но совсем отказались от таблицы эфемерид. Но даже у прогресса есть темная сторона: интерес к астрологии превратился в забаву исключительную и элитарную!
Как известно, ведущие политические фигуры Рейха с доверием относятся к сведениям, полученным из эзотерических источников, и полагаются на гороскопы. Таким образом, возможно повлиять на решения «нацистских бонз», моделируя информацию астрологического прогноза в направлении, желательном для действующего курса кабинета министров Соединенного Королевства.
Астрологические прогнозы можно передавать через агентов, доставлять с почтой, распространять в узком кругу лиц, интересующихся определенным направлением эзотерики, или публиковать в специализированных средствах массовой информации, таких как «Вестник теософского общества» или «Ежегодник общества авестийских астрологов», — полный список изданий прилагается к служебной записке.