Волков подождал, пока тот повернутся и направиться вниз по лестнице, а затем двинулся следом, внимательно следя за руками парня на случай, если тот попытается что-то предпринять. Тени на лестнице сгущались, и он услышал отдаленный гул, похожий на артиллерийскую канонаду, отчего встревожился. На полпути у него появилось странное ощущение легкости, сменившейся слабостью, отчего он протянул руку к стене, покрытой старой паутиной. Ощущение прошло, и они достигли конца лестницы, оказавшись в небольшой нише.

— Секунду… — Волков проскользнул мимо парня, осторожно всматриваясь, словно пытаясь заменить кого-то, подкарауливающего в засаде. За нишей была столовая, но какая-то совсем другая. Они казалась иной, холодной и унылой, освещаемая только огнем от камина. Не было ни лампочек, ни люстры, ни столов, ни скатертей. Волков остановился с подозрением. Тайная комната, подумал он. Эта старая лестница ведет в какое-то помещение, возможно, укрытое в подвале.

Он повернулся к англичанину с блеском в глазах.

— Ну и? Где проводник, о котором вы говорили? Давайте быстрее, я не могу терять на это весь день.

— Я…. Ну, я не знаю… — Парень казался очень смущенным. Затем раздался громкий звук шагов по деревянному полу, и Волков повернулся, ожидая увидеть Дженкова.

Но в помещение ворвались трое, в военной форме — оливково-зеленых гимнастерках и фуражках с красными околышами. Все трое были вооружены. За ними преднамеренно размеренно шел четвертый, с сигаретой и одной руке и пистолетом в другой.

— Всем стоять! — Резко сказал он. — Бросить оружие!

Все трое направили оружие на Волкова — двое автоматы, а третий — низкий человек в кожаной куртке, черных сапогах и галифе — держал в руках пистолет. Он медленно подошел к Волкову, аккуратно протягивая руку, чтобы взять у него оружие.

— Какого черта? — Волков начал закипать, но осознал, что безнадежно уступает и отдал пистолет. Комендантский наряд, подумал он[105]. Вопрос нужно было решать на месте.

— Вы знаете, кто я? — Возмутился он.

— Еще нет, — ответил четвертый, явно офицер с синими звездами на погонах. Он повернулся к низкому человеку в странных очках. — Это он?

Короткий подался вперед, прищуриваясь в круглых очках в оправе из тонкой проволоки. Это был лейтенант НКВД Микаэл Сиринов, которого Федоров отчитал и наказал в Иркутске за плохое обращение с арестованными в поезде. Он посмотрел на Волкова и провел взглядом вверх-вниз, потирая подбородок.

— Форма у него подозрительная, — сказал он. — Немного знакомая… Я не узнаю его лично, но, возможно, с ним были и другие. Возможно, он один из них! — Он улыбнулся, с ухмылкой отступая от Волкова и англичанина. — Нам следует допросить обоих.

Офицер бросил сигарету на пол, медленно растирая окурок сапогом.

— Хорошо, — начал он, а затем произнес слова, с которых начинались допросы по всему миру на протяжении поколений:

— Документы! Оба! Сейчас разберемся.

Федоров долго спал после того, как они добрались до поезда, сломленный усталостью, которую не мог объяснить. Его мучили странные сны, в которых он видел лицо Миронова, город на краю обширного внутреннего моря, а за ним на высоком холме статуя человека в военной форме, поднимающего руку в гордом приветствии. Затем он проснулся от мягкого покачивания поезда. Мерный стук колес по рельсам становился все громче по мере того, как он просыпался.

Он открыл глаза, осознав, что находится в закрытом купе в задней части вагона. Рrovodnits, заметив, что он проснулся, пошел вперед, чтобы согреть воду в самоваре. Трояк сидел напротив, имея свежий и бдительный вид. Зыков спал на верхней койке.

— Сколько? — Спросил Федоров.

— Довольно долго, — ответил Трояк. — Прибываем в Омск через десять минут.

— Омск? Я что, спал целые сутки?

— Да, именно так, — сказал Трояк. — Послушайте… Зыков все еще храпит.

— Мы сходим с магистрали, — сказал Федоров. — Нам нужно перейти на ответвление, идущее на запад через Челябинск и Орск к казахской границе. Там мы переберемся в Казахстан и сядем на местный поезд от Актобе до Атырау на севере Каспийского моря. Дальше нам нужно решить, как мы доберемся на юг, но в любом случае нам нужно держаться подальше от Астрахани.

— Сначала нам нужно поесть, — сказал Трояк. — Сон это одно, но еда в этом поезде оставляет желать лучшего. — Он долго смотрел на Федорова с вопросом в глазах. — Товарищ полковник… Что случилось в Иланском? Когда мы садились на поезд, вы были крайне потрясены. Так, что не сказали ни слова.

Федоров задумался.

— Я… Я не вполне уверен. Мы все поднялись по лестнице в комнату, а потом услышали тот звук, отдаленный гром, словно сходила лавина. Вы решили проверить обстановку, а я направился к той старой черной лестнице. Это было очень странно, вероятно, просто эхо, но я четко слышал, что звук шел оттуда.

Трояк понимающе посмотрел на него, но ничего не сказал, слушая с серьезным лицом. Федоров сел. Память, нарушенная внезапным пробуждением, начала восстанавливаться.

— Я спустился по лестнице в столовую, но там все было… другим, странно другим. На всех столиках были скатерти и узорчатые масляные лампы, однако окна были разбиты, а на улице кричали люди.

Он рассказал, как вышел на улицу, как увидел освещенное ярким заревом небо и зловещий грохот взрыва вдали.

— Вот, что встревожило нас, Трояк, тот страшный грохот. Когда я выбежал на улицу, я встретил Миронова, какого-то англичанина и его проводника, по фамилии Евченко, по крайней мере, так мне сказали.

— Миронов? Тот человек, которого поймал Зыков? — Трояк был удивлен.

— Именно! Но вот в чем дело. Гостиница была той же самой, и в то же время совершенно другой. То есть, понятно, что это была так же самая гостиница в Иланском, но поселок снаружи был намного меньше. Между гостиницей и станцией не было домов. И поезд… Да, поезд тоже исчез!

Трояк странно посмотрел на него с оттенком недоверия в глазах.

— Мы не смогли найти вас по маячку в куртке, товарищ полковник. Мы с Зыковым обыскали все здание и окрестности. Зыков даже сходил на станцию, и поезд там был. Мы сейчас на нем.

— Я знаю, знаю… Однако я говорю правду. — Федоров покачал головой. — Я знаю, это звучит очень странно, старшина, но вы должны мне поверить. Все было точно так, как я вам рассказываю. Все это место — город, железнодорожная станция, гостиница — все было совершенно другим. И было утро! Сначала я подумал, что это было зарево от того взрыва, который мы услышали, но потом я увидел солнце, хотя его и затмевало колоссальное зарево на северо-востоке.

— Но… Мы ничего не видели! Когда мы проснулись, было одиннадцать вечера!

— Да, я верю вам, старшина, но и вы должны мне поверить. Я разговаривал с этим человеком — Мироновым, и он даже пригласил меня на завтрак. Он протянул мне… — Федоров сунул руку в карман куртки со странным выражением на лица. — Вот! — Он вытащил кусок темного ржаного хлеба немного дрожащей рукой. Он протянул мне это. А потом вошли еще трое — немцы. Можете мне поверить, я бы очень изумлен и ничего не понимал.

— Немцы? Здесь?

— Я клянусь, — покачал головой Федоров. — Я мог думать только о том, чтобы бежать по этой лестнице обратно со всех ног, а потом встретил вас наверху.

— Разве немцы так далеко продвинулись во время войны? Я думал, мы остановили их на Волге.

— Нет, нет, вы меня не поняли. Вы правы. Мы остановили их на Волге, но это были не солдаты… И это был не 1942 год.

Трояк склонил голову, сузив глаза. О чем это говорил Федоров?

— Терпение, — продолжил Федоров.

— Хорошо, я понял, Федоров. Но вы пропали на час. Мы обыскали всю территорию. Вы говорите, что были внизу? И еще этот взрыв, о котором вы говорили… Да, я тоже слышал это, когда был на втором этаже. И да, мне тоже показалось, что грохот доносился с лестницы, так что я спустился, чтобы проверить.