- Нет. А впрочем, не знаю: если бы она и успела отсидеть, то вряд ли сочла бы необходимым рассказывать об этом мне. Но во всяком случае, мне известно, что выросла она в детдоме.

- Должно быть, из семьи репрессированных? - догадалась Адель Мехиаэльевна.

Я молча кивнула. Разговаривать не хотелось. Не то, чтобы я вот так сразу вдруг поверила в это решение загадки... Да и не бывает так... Плывя по океану из Сан-Франциско в Сау-Сэлито, ну и пусть это не совсем океан, а только залив, воды все равно хватает... В любом случае, плывя из Сан-Франциско в Сау-Сэлито, случайно встретила единственного и самого близкого родственника из Москвы... И случилось же так, что эти двое полюбили друг друга...

- Несчастная страна, - заметил Серж и улыбнулся: - Счастливый случай.

Маман покачала головой.

- Хорошо, - нетерпеливо сказал Серж. - Оставим Вадима. А ты уверена, что у его младшего брата не было привычки гульнуть на стороне?

- Мой был брюнет, я же тебе говорила, - напомнила я.

- Тебе не стыдно? - одновременно со мной вскинулась маман.

- Я просто хотел узнать правду. Что ж тут такого, если бы и так?

- В таком случае, мне стыдно за тебя, - со сталью в голосе, произнесла Адель Мехиаэльевна.

- Ладно, хватит, - сказал Серж, с силой захлопывая альбом. - Все равно, это все уже не имеет значения.

Да, наверно, теперь все это уже значения не имело. Я вспомнила, как года в четыре страдала от одной мысли, непонятно, как затесавшейся в моей детской головке, но застрявшей там на многие лета. Мысль была такая: неужели я настолько плохая девочка, что со мной невозможно жить? Иначе, если бы я не оказалась хуже всех остальных детей, за что бы мой папа бросил меня?

Я поморгала глазами, потом, стараясь, чтобы меня не услыхали, сделала глубокий, в несколько ступеней вдох. Наверно, они все же заметили мое состояние: Адель Мехиаэльевна деликатно отвернулась, а Серж заговорил чуть громче, чем следовало.

- Маман, - начал Серж. - У меня к тебе профессиональный вопрос.

- Да-да, - официально откликнулась та. - Я тебя слушаю, сынок.

- Расскажи, что ты знаешь о садизме?

- Господь с тобой, Сереженька, что это за вопросы тебе в голову сегодня приходят?

- Да это просто мы тут с Алексом маленько поспорили о психических болезнях...

- На садиста он не похож, - заметила Адель Мехиаэльевна. Потом сказала: - На самом деле, садизм сам по себе - не болезнь, это симптом какой-то другой болезни, причем однозначного мнения о происхождении психических расстройств до сих пор нет. Являются ли они следствием дурного воспитания, химическим дисбалансом, или частью генетического набора, - до сих пор точно неизвестно.

- Приехали, - сказал Серж. - Это все, что заслуженный московский психиатр имеет мне сообщить по этому поводу?

- Бывший психиатр, - вздохнула маман.

- Это у тебя из-за фотографии настроение испортилось? - спросил Серж, когда мы, спустившись со второго этажа, направлялись к его машине.

Я ответила вроде бы невинным вопросом: - Твой отец когда умер?

- Два года назад, - нехотя, видно тема эта была для него все еще болезненной, ответил он. Потом объяснил, по-прежнему, нехотя, выдавливая из себя каждое слово: - Рак легких у него вдруг случился... Ни с того ни с сего, буквально за два месяца сгорел.

- Значит, ты уже был взрослым? - переспросила я.

Я прекрасно отдавала себе отчет, поведение мое в тот момент менее всего можно было назвать благородным, тем не менее, мне хотелось причинить ему эту боль, причем совершенно сознательно.

- Значит, ты не знаешь, что это значит - расти без отца? Когда, например, ты слышишь, как другие дети рассказывают друг другу про своих пап, а у тебя даже слова этого нет в лексиконе. То есть, ты изначала не на равных, поскольку обделен в том, чем естественно, как так и надо, обладают все вокруг, и только тебе этого почему-то не досталось.

Я сама слышала едкую желчь в каждом звуке своей пронзительной тирады, но не смогла себя перебороть.

Стемнело. На главных улицах Рино звезд обычно не видно, потому что каждое казино озарено слишком ослепительным неоново-электрическим сиянием, не говоря уже о рекламах, витринах, лампах и разноцветных лампочках арками через улицу. Но здесь, в отдалении от центра, был нормальный вечер со свежим, не отравленным смесью бензина с выхлопными газами воздухом. Вечер был, что надо, и со всеми полагавшимися светилами на темном небосводе. Удивительно, каким черным мне стало казаться ночное небо со времен Италии, где я его, пожалуй, впервые и заметила. Я не наблюдала до эмиграции этой классически глубокой тьмы. В Вене ее тоже не отмечалось, может, просто не было. Единственное, что сильно запомнилось, буквально въелось в Вене мне в душу - это запах. Я и сейчас чувствовала его, стоило только подумать о своем пребывании в Вене, этот крепкий запах лаванды с сельдереем и с примесями чего-то химического, не то духов, не то еще чего-то, чего так и не удалось разобрать, разнюхать по частям.

Причем тут Вена, тоже непонятно... Нет, понятно: я избегала схлестнуться с Сержем взглядами, вот и болтала головой, вспоминая всякую ерунду. Осознав это, мне пришлось буквально сделать над собой усилие, чтобы прекратить разглядывать окрестности и вернуться к Сержу. Луна нимбом повисла точно над его макушкой, а глаза на этом романтическом фоне выделялись как-то по особенному ярко. Опершись боком о бок своего "Шевроле", Серж смотрел на меня не отрываясь, в его глазах ясно читалось сострадание.

- Знаешь, что, давай, закурим, - тихо предложил он. - А потом поедем... Хочешь куда-нибудь в бар? Или в казино?

- Прости.

Я действительно уже раскаялась, ведь он менее всего заслужил мои упреки, тем более упреки такого рода. Чувство своей близости с Сержем остро кольнуло меня в грудь. Он был мне единственным родным человеком. - Я не хотела тебя задеть.

- Я тоже не хотел, - ответил Серж. - Наоборот, пытался успокоить...

Я вытащила свои неизменные "Капри", Серж в этом вопросе по-моему, постоянством не отличался: то покупал "Уинстон", то "Кэймел", на этот раз у него оказались "Марлборо", мы закурили.

Не хотелось мне ни в бар, ни в казино.

- Честно говоря, неохота мне никуда, - признался вдруг Серж. - Домой хочу.

Он взглянул на меня и улыбнулся: - Мне очень стыдно, но на самом деле желаю только одного.

Он опять улыбнулся. Выражение его лица при этом стало немножко виноватым, просительным и очень детским, когда, например, ребенок пытается подвигнуть взрослого на покупку очередной игрушки.

Отстранив левую руку с сигаретой, я правой легонько погладила его по щеке. Серж, быстрым движением повернув голову, поцеловал мою руку и смущенно уточнил: - В койку хочу.

- Что ж...

Я несколько раз со значением кивнула головой. - Идея недурна.

Я хотела того же. Несмотря ни на что.

- Неисправимые мы, - вздохнула я.

Он улыбнулся. Наверно, это действительно лучше, чем думать о том, чего не было, хотя могло было бы и быть. Или не могло? Как же я устала от подобных вопросов! Боже мой, как сильно я устала!

- А потом займемся загадками, - нерешительно протянул Серж.

- Тоже неплохо.

Мы посмотрели друг на друга и одновременно улыбнулись. - Хотя, если честно, я чувствую, что до отгадок дело уже никогда не дойдет.

- А если нет?

- Что ты имеешь в виду?

- Ты сказала: "Если честно", а когда так говорят, то автоматически возникает вопрос: а если нет?

Мы улыбнулись друг другу.

- Такое впечатление, что мы с тобой с койки вообще никуда не сдвинемся.

- Ну и что? - Серж изобразил свою саркастическую полуулыбку, полунасмешку. - Вот такие мы развратники.

- Ужас! - с отвращением согласилась я.