Пока Ник ждал, стоя у двери следователя, он вспоминал Рину. В тот вечер, получив сообщение от знакомого эльфа, рассказавшего о нападении на его ученицу, Громов впервые за долгое время не знал, что сделать, будучи совершенно растерянным. Он не сообщил об этом Северьяну, посчитав его вмешательство излишним, будто это было его собственным делом, и бездумно отправился к дому девушки, взяв верного пса. Неизвестно с какой целью, он долго стоял и вглядывался в окна, как маньяк, пытаясь увидеть, насколько пострадала Дарина, словно на самом деле смог бы это понять с первого взгляда. Только когда увидел хрупкий силуэт в единственном окошке, из которого лился свет, мужчина чуть успокоился. Опомнившись, он принялся осматривать территорию, надеясь найти что-то, что помогло бы понять, кто посмел похитить девчонку, пока из соседнего дома доносились басы музыки и звуки подросткового веселья – понятно, почему никто ничего не увидел и не услышал.

Обойдя дом вокруг вдоль границы из боярышника, брюнет не обнаружил каких-то следов, что означало явное присутствие здесь мага, который их скрыл – жаль, нельзя было осмотреть саму территорию. Негромкий лай пса привлёк его внимание, и Ник быстро оказался на месте, вглядываясь в землю, где Гром всё обнюхивал, увидев горсть семян у подъездной дорожки. Мужчине не нужно было брать их в руки, чтобы убедиться: это растение Инрема, цветок, способный усыпить огромное животное на пару часов лучше любого транквилизатора. Забавно, что если взять и отнести эти семена в лабораторию, специалисты скажут, что перед ними обычный мак, и не удивительно, ведь когда растение выполняет свою функцию, оно сразу же теряет свои свойства, и никто не сможет ничего доказать. А по своей природе он и правда схож с земным цветком…

Вспоминая всё это, он не мог отделаться от мысли, что был способен как-то оградить Рину от этого, но как именно? Не следить же за ней, как последний сталкер? Хотя, эта мысль не показалась ему сумасшедшей, ведь его ученица пережила нечто страшное, и Ник мог только догадываться, что этот безумец с ней сотворил. Вчера утром он нашёл девушку, стоящей на самом краю «Ледяного мыса», и только боги, наверное, знают, как он понял, что она именно там. Что случилось бы, появись он позже? Она стояла такая беззащитная на холодном ветру и смотрела вниз, что он грешным делом подумал: а не собирается ли Дарина спрыгнуть, как и многие, навсегда сгинувшие в морской пучине, подростки? Ну, конечно, ведь рядом с ним все девушки должны заканчивать свою жизнь показательным самоубийством… Как бы там ни было, он осторожно подошёл, чтобы не спугнуть дрожащую, но нисколько этого не замечающую ученицу, и отдал ей своё пальто.

У любых эмоций и чувств, включая боль, есть свои вкусы, запахи и оттенки. У её боли был оттенок абсолютного чёрно-беспросветного отчаяния с примесью терпкой, слишком пряной горечи, когда она плакала у него на груди – не должны люди в таком возрасте подобное испытывать. В тот момент, обнимая её, ему хотелось как угодно заставить Рину перестать так терзаться, но кто он такой, чтобы лезть в жизнь подростка? Или стоит вести себя, как Крис, играющий с девушкой в «тяни-толкай»? Но ему никогда не нравилось такое потребительское отношение к женщинам даже после того, что с его сердцем сотворила эта стерва, которую он любил…

Увидев седую прядь в волосах ученицы, Ник готов был найти этого урода прямо сейчас и вырвать ему сердце. Он до сих пор вспоминал мягкость её волос в своих руках, то, как она, пересилив себя, ему доверилась, и не понимал, каким безумием нужно обладать, чтобы поднять руку на ребёнка? Высшие так себя не ведут. Просто не имеют права, и их не оправдывает душевное состояние или какие бы то ни было причины! Неужели этот мир постепенно сделает это со всеми одинокими вампирами?

Так или иначе, но проведя с этой девушкой утро, он понял, что отказаться от общения с ней будет непросто, тем более, он всё глубже погружался в эти необъяснимые чувства, даже пусть и не хотел. А ещё, несмотря на тот факт, что Дарина по какой-то причине всеми способами хочет избежать этого общения, Ник хотел узнать её и то, почему его так неизбежно к ней влечёт. В конце концов, этому должно найтись какое-то логическое объяснение, ведь ничто не происходит без причины…

Пока мужчина вспоминал и анализировал всё это, следователь, похоже, закончил рабочий день и наконец-то покидал кабинет, чем Ник и воспользовался, просочившись незаметной дымкой мимо парня. На секунду бдительному охотнику что-то померещилось, но он, очевидно, списал это на усталость, и просто закрыл дверь, а затем отправился домой. Громов же, подозревая, что камеры здесь могут прятаться, где угодно, не пожелал становиться материальным и просто начал осматриваться – с его прекрасным ночным зрением свет был излишним.

О человеке можно многое узнать, зайдя к нему в гости в его отсутствие, и, глядя на вещи и идеальный порядок в кабинете Лисицына, он мог сказать об этом охотнике достаточно. Все принадлежности лежали на местах, на поверхности мебели ни пылинки, а все важные записи спрятаны так хорошо, что придётся потратить изрядное количество времени, чтобы отыскать хоть что-то в этой обители.

Но, кажется, не он один захотел сегодня поживиться информацией: спустя минут десять после его появления, кто-то очень настойчиво ковырялся в замке, и он готов был руку дать на отсечение, что слышал голоса учеников. Вот же шпана…

Как раз не вовремя он ощутил, что его силы слабеют, и он больше не в состоянии поддерживать иллюзию.

─ Kuso!* ─ выругался брюнет, надеясь всё же остаться незамеченным.

Его дымка всё отчётливей мерцала, становясь заметной, и он не придумал ничего лучше, чем залезть в шкаф, почувствовав себя любовником, которого вот-вот могут обнаружить. Но какие же интересные чувства он испытал, поняв, кто именно пробрался сюда…

Наблюдая за Риной через небольшую щель в двери, Ник в очередной раз ловил себя на мысли, что ему нравится за ней смотреть. То, как осторожно она всё рассматривает, словно зверёк, попавший в незнакомое место, как двигается, напоминало ему о лисицах. Однажды он выхаживал такую – никому не доверяющую, с опаской принимающую любую помощь и кусающуюся за любую попытку погладить.

Когда Дарина оказалась прямо перед его носом, а её запах вновь взбудоражил, Ник даже не понял сперва, что произошло, уже потом, краем уха услышав посторонних, на которых ему было плевать. Запах сладкой вишни, сводящий с ума, ворвался в сознание, заполняя тело, и мозг вмиг отказался работать, как следует. Что им двигало, когда он прикоснулся к ней, он и сам не мог понять, но инстинкты призывали не останавливаться, пока он выводил узоры на чувствительной коже, хоть здравый смысл и вышагивал, держа транспарант с надписью «Убери руки, старый ты извращенец!». Громов пытался держать себя в руках и не думать, как ему сейчас хорошо рядом с девушкой, но его верный солдат, похоже оказался предателем, вставая по стойке «смирно» безо всякой команды.

Ему было всё равно, о чём сейчас разговаривает охотник со своей девушкой – всё, что его волновало, находилось в его руках, подрагивая, но не от страха, и именно осознание этого давало его рукам и губам волю. Попробовав на вкус тонкую кожу её шеи, он не хотел прекращать, ощущая, как Рина отзывается на его прикосновения, готовая для него, но обстоятельства решили всё за них. Когда те двое покинули помещение, Дарина выскочила из шкафа, как ошпаренная, отходя на безопасное расстояние от мужчины, не собирающегося нажимать на тормоз: кажется, зверь, которого он давно не выпускал на волю, всё же вырвется сегодня и полакомится одной маленькой охотницей.

* * *

Он всё приближался, а я отходила, немного ужасаясь тому, что видела перед собой. На моих глазах историк превратился в совершенно неузнаваемое существо: глаза его засветились красным с белыми, синими и оранжевыми всполохами, а черты лица заострились. Мышцы под тёмной футболкой напряглись, и я отчётливо видела каждую из них, а по рукам с выросшими чёрными когтями и шее к щеке до самого виска змеился странный рисунок, напоминающий трещины или молнии. Я была уверена, что клыки у него тоже удлинились… И всё-таки вампир.