Во плоти. В моих объятиях. В моей постели.

– Это явь? – прошептал я, страшась, что, если заговорю слишком громко, мираж задрожит и рассеется.

Только начинало светать, и мягкий тусклый свет потихоньку проползал через складки занавесок, освещая комнату ровно настолько, чтобы я мог различить Серену, ее сияние, ее божественную голову на подушке рядом с моей.

– Если хочешь, чтобы это было явью, то это явь.

– Ты завела привычку по ночам залезать в комнаты к мужчинам? – улыбнулся я.

– Только когда они в меня влюблены, – ответила она.

– Но почему? – Я все никак не мог принять этот дар небес. – Я же знаю, что ты меня не любишь. Мы только вчера долго об этом говорили. – Больше всего на свете я не хотел ее отпугнуть, но мне нужно было понять.

– Я влюбилась в твою любовь, – сказала Серена. – Не стану лгать, что разделяю ее, и даже когда мы были молоды, меня она разве что забавляла. Но годы шли, и случались разные беды, а я всегда знала, что в мире есть по крайней мере один человек, который меня любит. И это был ты. Твое появление мне об этом напомнило.

– Для этого ты меня сюда позвала?

– Ты помогаешь мне чувствовать себя в безопасности. Когда мы встретились в Йоркшире, я была рада тебя видеть именно поэтому. В твоей любви мне спокойно и надежно. Жаль, что мы так ненадолго увиделись. Не знаю, почему мы исчезли из жизни друг друга.

– Я считал, это из-за слов Дэмиана.

Она покачала головой:

– Я знала, что все это ерунда. Еще тогда знала, а со временем лишь укрепилась в своей уверенности. Он страдал, только и всего.

– К концу того обеда я тоже страдал. – Никогда не мог себе представить, что настанет день, когда я буду в состоянии находить в этом повод для юмора.

Серена погладила меня по волосам.

– Надо было тебе остаться. Вам обоим надо было остаться, и мы вместе потом посмеялись бы.

– Я не мог.

Она не спорила, и мы ушли от горьких воспоминаний и вернулись к восхитительному настоящему. Внезапно осознание того, что теперь я волен дотронуться до нее, пронзило меня, как ребенка, который наконец разрешил себе поверить, что сегодня и правда утро Рождества. Я очертил пальцем края ее губ.

Она нежно поцеловала мою руку:

– Ты можешь этого не знать, но ты прошел со мной самые темные времена и должен быть за это вознагражден. – С этими словами Серена придвинулась ко мне, коснулась моих губ своими, и мы, вот уж воистину, стали заниматься любовью.

Сколько раз в моей жизни эти слова не были точным описанием действа, которое ими называлось, но в этом случае они были истинны, как Писание. То, чем мы занимались в постели в то благословенное утро, была любовь. Чистая любовь. Страсть нисколько не уменьшало то, что женщина в моих руках была матроной пятидесяти с лишним лет, а не стройной девушкой, которую я жаждал много лет назад. Это наконец была Серена. Я держал ее в объятиях и пусть только сейчас, единственный раз, принадлежал ей. Я пришел в результате к моей выстраданной цели. И хотя был так раскален ее присутствием, что боялся взорваться, если только прикоснусь еще раз, но, когда вошел в нее, ощущение, наполнившее меня жарким светом, как горячая лава, было не просто сексуальным возбуждением, а абсолютным счастьем. Я редко бываю сентиментальным, но в то мгновение, когда я оказался внутри Серены, почувствовал, как меня охватывает ее тело, в первый и, скорее всего, в последний раз в моей жизни, после сорока лет ожидания. Это был счастливейший момент, который мне довелось пережить, высшая точка моего существования, и вряд ли до тех пор, когда меня позовет могила, мне суждено испытать нечто подобное.

Лавры умелого любовника никогда меня не прельщали. Полагаю, что я не лучше и не хуже большинства мужчин, но если я когда и показал все, на что способен, то это было в тот день. Мне бы стоило стыдиться, но мне не было стыдно. Ее мужу досталась в подарок вся ее взрослая жизнь целиком, и он так и не понял ценности этого подарка. Но я эту ценность знал и чувствовал, что заслужил свой час и не навлеку на себя гнев множества богов. С радостью и облегчением могу сказать, что мое усталое, жирное, дряблое тело было на высоте, когда ему выпал шанс оказаться в раю. Никогда больше я не был так самозабвенно погружен в происходящее, забыв обо всем остальном на свете. В это время у меня не было ни будущего, ни прошлого, только Серена. Мы трижды сливались в экстазе, и потом она тихонько исчезла, а я лежал и смотрел вверх, на собранный складками шелковый балдахин над головой, и знал: я теперь другой человек, не тот, что ложился спать. Я занимался любовью с женщиной, в которую глубоко и беззаветно влюблен. Женщина, которой принадлежало мое сердце, открыла свое тело всему мне. Не уготовано для нас большей радости. Не на этой земле. Вспоминая слова Кандиды, после одного этого эпизода, одного этого часа за многие годы жизни, после того, как я познал подлинное, ничем не ограниченное блаженство, я больше никогда не буду грустен. Я думал так в тот момент, думаю так и сейчас и преисполняюсь благодарности. Если к этому привело меня расследование Дэмиана, я получил вознаграждение сполна, и намного больше, чем заслуживает любой смертный.

Так получилось, что роковое приглашение в Португалию пришло мне совершенно неожиданно. В один прекрасный день в квартире моих родителей раздался телефонный звонок – я до сих пор жил там, за неимением выбора, – и когда я ответил, знакомый голос попросил к телефону меня, назвав по имени.

– Это я.

– Как все просто! Я думала, придется разыскивать тебя по десяти адресам. – Это была Кандида. Кандида Финч.

– Привет. – Мы никогда не были особо дружны, так что я не смог сдержать недоумения в голосе.

– Ты удивляешься, почему я звоню? А звоню я с приглашением. Как ты думаешь, смогу я соблазнить тебя в конце июля поехать с нашей компанией на пару недель в Эшторил? Один мой старый приятель нашел работу в Лиссабоне, в банке, что ли, и ему предоставили огромную виллу, в которую ему некого поселить. Он говорит, нам надо только добраться туда и можно жить, сколько пожелаем, бесплатно. Я и подумала: может, устроим нечто вроде встречи выпуска шестьдесят восьмого года, пока мы все не забыли друг друга в лицо? Что скажешь?

Мое недоумение нисколько не уменьшилось. Я не замечал, чтобы ходил у Кандиды в любимчиках, пока шел сезон, да и почему именно меня надо выбрать для закрытой встречи?

После окончания сезона я редко видел Кандиду Финч, и к моменту звонка прошло почти два года с тех событий. Это было начало лета семидесятого года, мое время как партнера по танцам уже давно миновало. В июне я окончил Кембридж с вполне респектабельным, хотя и не блестящим дипломом, и меня уже манила рискованная карьера писателя. Или не слишком манила, потому что я быстро понял, что пытаюсь пробиться сквозь крепкую кирпичную стену. Отец отнесся к моему плану без враждебности, как только справился с разочарованием, что я не собираюсь заняться ничем приличным, но отказался поддерживать меня финансово.

– Если из этого ничего не получится, мой мальчик, лучше мы узнаем об этом раньше, чем позже, – беззлобно сказал он. Это был своего рода вызов.

Со временем я нашел работу старшего курьера в издательстве, выпускающем детские журналы, приступать надо было в сентябре, и платить мне должны были неплохое жалованье, вполне достаточное для безбедного существования простого йоркширского терьера. Но я там проработал три года, добравшись до младшей редакторской должности, и как-то умудрялся сводить концы с концами. Мама немножко жульничала, как любая мама на ее месте: подсовывала мне деньги, оплачивала одежду, забирала мои счета за бензин и ремонт машины, но и она не могла мне предоставлять регулярное содержание – это было бы нечестно по отношению к отцу. Скажем так: в тот период моего земного существования я жил, я справлялся, но это была жизнь без изысков и излишеств. И эта суровая реальность была уготована мне до конца того лета, поэтому предложение Кандиды становилось довольно заманчивым.