– Нет! – ответил он, и на этот раз несколько резче. – Вопрос не в стиле здания! Стиль не важен! Я говорю о духовном опыте, с которым он подошел к проекту.

– Готическому, – повторил я.

– Можно мне в туалет? Я сейчас лопну, – сказала Бриджет, и, как это часто случается со мной в женской компании, я удивился, что сам не подумал о том же.

– Конечно! – ответила Дженнифер. – Я провожу вас в вашу комнату. – Метнув пронзительный взгляд на мужа, она повела нас прочь, подождав в холле, пока мы не возьмем чемоданы.

Таркин был так уязвлен невниманием к своим рассуждениям, что остался мрачно и неподвижно сидеть в библиотеке, угрюмо поглядывая, как мы поднимаемся по величественной двойной лестнице.

– Боже всемогущий! – Я спиной рухнул на кровать, издав громкий вздох, который, надеюсь, был слышен уходившей по лестнице Дженнифер. Если она этот вздох услышала, то наверняка не впервые. – Целый уик-энд я это не выдержу.

Сама кровать была широкая, под балдахином, на первый взгляд импозантная и внушительная, но на самом деле оставшаяся от эдвардианских времен, дешевая и покрытая аляповатой резьбой. Монтегю явно приобрел ее для общей картины, а не за какие-то важные достоинства – скорее всего, потому, что не мог позволить себе более серьезной вещи. Я уже заметил, что таков и весь дом: потрясал на первый взгляд, но разочаровывал при детальном рассмотрении, как театральная декорация, которой можно восхищаться из партера, но не стоит разглядывать вблизи. По сути, это и была декорация, в которой Таркин разыгрывал свои личные фантазии о родовитости, учености и изяществе. Ой-ой-ой!

Вечером, когда мы собрались в мрачном и полупустом обеденном зале, лучше не стало. Бриджет дрожала под тонкой шалью. В центре комнаты возвышался огромный якобитский стол, и, когда мы вошли, Таркин распалялся, что все приборы выложили на одном конце, вместо того чтобы рассадить нас четверых вокруг просторного стола, как персонажей «Семейки Аддамс». Или как в исторической драме Би-би-си, где сочетание современных предрассудков и полного незнания темы часто заставляет надуманных героев из высшего света следовать необъяснимым традициям.

– Если ты собираешься читать нам проповедь, я предпочла бы слушать, а не только читать по губам, – сказала Дженнифер, и это поставило в разговоре точку. Таркин, как нетрудно догадаться, восседал во главе стола. Он оглядел нас, поглаживая стоящую перед ним на подставке бутылку, и легкая улыбка тронула уголки его рта. – Налей им этого вина, – произнесла Дженнифер, расставляя тарелки с какой-то экзотической похлебкой.

– Не уверен, что они заслужили, – сказал Таркин, продолжая одаривать нас странным взглядом горящих глаз. – Может, не стоило, но я выбрал вот это. Довольно необычный совиньон, дымный, но в то же время свежий, хрустящий, берегу его для особых случаев. Особый ли сейчас случай? Не могу решить.

– Слушай, просто налей им, черт побери, уже какого-нибудь вина! – воскликнула Дженнифер, очень точно выразив мой невысказанный ответ. Она устало плюхнулась слева от мужа, напротив Бриджет и по левую руку от меня и стала есть суп.

Таркин не ответил. Очевидно, эти раскаты революционного грома в последнее время участились. Словно недальновидный король, он удивлялся посягательствам на свой авторитет и не мог придумать подходящего ответа. Некоторое время он сидел и молча осознавал услышанное. Потом встал и налил нам в бокалы благословенной жидкости.

На секунду я встретился глазами с Дженнифер, но она отвела взгляд, не решаясь на молчаливое признание, что безнадежно скована по рукам и ногам этим невыносимым браком с редким занудой. Я сочувствовал, не в последнюю очередь потому, что не знал всех обстоятельств. Существует много аргументов в пользу брака и совместной жизни. Если кто-то резок на званых обедах, или ненавидит твоего лучшего друга, или не умеет рассказать анекдот, хоть бы от этого зависела его жизнь, то эти недостатки не обязательно перевешивают преимущества союза. Но все же такой вид отношений, как брак с любителем держать все под контролем, стороннему наблюдателю понять труднее всего.

Подлинные контролеры восстают против самой жизни, убивают энергию. Они как противопожарное покрывало, гасящее все начинания. Прежде всего, они плохо себя чувствуют на любой территории, кроме собственной. Не радуются празднеству, которое не сами устроили. Не могут спокойно чувствовать себя гостями в публичном месте, поскольку необходимо будет выражать кому-то благодарность, а благодарность для них признак слабости. Но в качестве хозяев вечера контролеры совершенно невыносимы, особенно в ресторанах, где их обращение и с официантами, и с гостями за столом равно отравляет атмосферу. Они не могут восхищаться никем, кто добился больше, чем они. Не в состоянии находиться в обществе друзей своего спутника жизни, поскольку эти чужаки могут не согласиться признать их исключительность. Не могут никого хвалить, поскольку похвала подтверждает значимость человека, которому приносится, а процесс контролирования построен на подавлении любых проявлений чувства собственного достоинства в окружающих. Контролеры не умеют учиться, поскольку учение требует прежде всего признания, что учитель знает больше их, на что они не могут согласиться ни при каких обстоятельствах. И главное, они скучны. Занудны до невозможности. Занудны так, что хочется лезть на стену. Но я знаю женщин, вступивших в брак с такими людьми, женщин образованных, интересных, привлекательных, остроумных, умеющих работать, но позволивших себя подавить и подчинить доминированию заурядных и невыносимых тиранов. Что это, почему? Может быть, когда тебя контролируют, это возбуждает? Или придает чувство защищенности?

– Есть планы на завтра? – лучезарно улыбнулась Бриджет, к этому моменту уже посиневшая от холода.

– Это как посмотреть, – ответил Таркин.

Но Дженнифер была не в состоянии ждать, пока мы узнаем, как надо смотреть.

– До вечера – никаких, а потом мы собирались на благотворительный фейерверк в одной усадьбе неподалеку отсюда. У нас уже есть билеты, так что давайте все пойдем. Можем взять с собой еду. Там еще будет какой-то концерт. Должно быть интересно, если дождь не пойдет.

– Неужели нас будет ограничивать такая мелочь, как погода? – отозвался Таркин угрюмым тоном, видимо замышлявшимся как загадочный.

Таркин пытался взять бразды правления в свои руки, но что-то в независимом ответе Дженнифер придало нам силы, и мы продолжали так, словно он и не вступал.

– Замечательно! – воскликнула Бриджет, и вопрос был решен.

Мы кое-как досидели до конца вечера, закончив его в библиотеке, помещении, которое некогда было по-настоящему красивым, с восхитительнейшими книжными полками красного дерева, относящимися к концу эпохи Регентства. Поразительно, как им удалось пережить лихие послевоенные десятилетия. Я удивился, почему фальшивый жрец не продал их за время своего пребывания у власти или после своего падения. Может быть, воскресные газеты обошлись с ним несправедливо? Оригинальная коллекция книг, разумеется, давно пропала, и Таркин не смог в полной мере ее возобновить. Он решил обойтись обширными собраниями под заголовками вроде «Рассказы об истории империи», в переплетах из искусственной кожи с тиснением, но их было много, и они, по крайней мере, заполняли пространство, воссоздавая хотя бы отчасти былую обстановку.

– А где тот дом, куда мы завтра поедем? – спросила Бриджет, ожидая, пока Дженнифер принесет кофе.

Таркин поднял брови и для вящего эффекта выдержал паузу:

– Узнаете.

Я не удержался от вздоха, который, видимо, было очень хорошо слышно.

Не знаю почему, но о цели нашего путешествия я начал подозревать, только когда мы уже почти приехали. Мы свернули с главной дороги в месте, которое сначала я не узнал. Я здесь ездил, но раньше на этой дороге не было двустороннего движения и у поворота – никаких современных домов с чахоточно-желтым уличным освещением. Когда мы въехали в деревню, что-то все же забрезжило в памяти. Окраины изменились, но главная улица осталась такой же, как всегда, неиспорченной, ну или, во всяком случае, не облагороженной. Паб, конечно, стал намного более стильным. Наверняка обслуживал по выходным городских яппи, а не только мучимых жаждой батраков с фермы, которые заваливались туда сорок лет назад. Мы миновали паб, и, как только выехали из деревни, оставалось минут пять-десять до знакомой виллы в палладианском стиле. Пристроившись в конец растянувшейся вереницы машин, мы въехали в ворота и услышали под колесами уютный хруст гравия подъездной дороги.