– Но суть в том, что… – Тут я действительно перешел к сути. – Он не уверен, правда ли Сьюзи – дочь Грега.

Я ожидал хотя бы намека на негодование, но Терри, совершенно непредсказуемо, запрокинула голову и разразилась хохотом. На этот раз совершенно искренним. Некоторое время она была не в состоянии остановиться и долго вытирала глаза, прежде чем смогла ответить.

– Да, – наконец выговорила она, покачав головой, – она не дочь Грега. – (Я ничего не сказал.) – Ты прав. Я тогда уже долго спала с Грегом. Уже много времени прошло с того момента, как я решила забеременеть. Я перестала предохраняться, и меня уже одолели сомнения, а способен ли он вообще иметь детей. Ну, то есть не бесплоден ли.

– И ты решила возобновить отношения с Дэмианом, чтобы посмотреть, сможешь ли ты забеременеть таким способом?

Я легко себе представил, как это происходило. Терри хотела окрутить Грега, а вопрос определения отцовства в то время был делом темным. Ее схема вполне могла сработать. И даже сработала. Только она плохо сочеталась с тем письмом, от которого пошла вся эта история, поскольку Терри все спланировала сама. Дэмиана едва ли можно было обвинить в соблазнении и обмане. Скорее уж обвинения следовало бы предъявить второй стороне. Но это можно было прояснить позже.

– Да. Пожалуй, именно так я и сделала, – дерзко ответила она. Алкоголь придал ей храбрости и даже бесстыдства. Терри наклонила набок голову, с вызовом посмотрев на меня.

– Я здесь не для того, чтобы тебя осуждать. Только чтобы узнать правду.

– И что Дэмиан будет делать с этой правдой?

Значит, я достиг цели. Прибыли. С этой мыслью я решил, что теперь можно немного пооткровенничать.

– Он умирает, я тебе говорил. Мне кажется, он хочет знать, что его ребенок ни в чем не нуждается.

И хватит этого.

– Сьюзи должна об этом узнать?

Интересный вопрос. Я бы сказал, что Сьюзи стоило узнать, но обязательное ли это условие? И должна ли это решать ее мать? Ведь Сьюзи сейчас под сорок.

– Это мне нужно уточнить у Дэмиана. Будет тест ДНК, но, если надо, мы придумаем какую-нибудь правдоподобную причину или сделаем так, чтобы она ничего не узнала.

– Ясно.

По ее интонации я сразу понял, что мои слова что-то изменили, но не мог понять почему. Насколько помню, я не ставил никаких жестких условий. Терри встала и подошла к стеклянной стене, взялась за невидимую ручку и, отодвинув оконную панель, полной грудью вдохнула ночной воздух.

– Отец Сьюзи не Дэмиан, – сказала она.

Надеюсь, мне удастся передать, насколько мне это показалось необъяснимо. Я сидел и целый вечер слушал женщину, жадную до денег, чужих денег, любых денег, какие можно заполучить, женщину, разочарованную в жизни и во всем, что эта жизнь ей принесла, женщину, загнанную в ловушку своего существования и повязанную с мужем, которого ни в грош не ставит. И вот она внезапно оказывается на пороге самой крупной удачи, о какой только можно мечтать, получает шанс сделать свою дочь одной из самых богатых женщин Европы – и отвергает его без малейших объяснений.

– Почему ты так считаешь? – спросил я. – Ты сама говоришь, она не дочь Грега. Значит, она дочь кого-то другого.

– Да, – кивнула Терри. – Она дочь кого-то другого. Но она не дочь Грега и не дочь Дэмиана. – Терри замолчала, как я теперь понимаю, размышляя, говорить дальше или нет. – И она не моя дочь.

На секунду я так опешил, что не произнес ни традиционного «Что?!», ни «Как так?», ни даже «Ого!». Я лишь молча смотрел на нее.

Терри вздохнула, неожиданно вздрогнула от сквозняка и вернулась в комнату, к потертому дивану.

– Ты совершенно прав. Насчет того, что я пыталась делать. Я хотела забеременеть, потому что Грег бы тогда на мне женился. Пару лет я иногда спала с Дэмианом и была уверена, что он мне не откажет. Он и не отказал. Просто это случилось уже после той вашей сумасшедшей поездки в Португалию.

– Он говорил, что до?

– Нет. Я позвонила ему, и сосед сказал, что Дэмиан уехал, и тогда я оставила для него сообщение. Он перезвонил мне в тот же день, как вернулся, и я к нему заехала. Забавно. Когда мы последний раз встречались… – У нее появилось мечтательное выражение лица, и, погрузившись в грезы юности, Терри на мгновение стала совершенно другим, гораздо более приятным человеком. – …Я подумала, что, может быть, мы продолжим… Когда он вернулся домой, то был каким-то совсем другим, не таким… Даже не знаю, как сказать. Не таким недоступным. И день-два я думала: а может, это все-таки будет Дэмиан, а не Грег.

– Но этого не произошло?

– Нет. Он там познакомился с той красивой девушкой и, когда она вернулась в Лондон, начал с ней встречаться.

– По-моему, встретился только один раз.

– Правда? Мне казалось, больше. Как ее звали?

– Джоанна Лэнгли.

– Точно. Что с ней стало?

– Она умерла.

– Надо же… – Терри вздохнула, сокрушаясь о неумолимом ходе жизни. – Когда Дэмиан вернулся, он был в каком-то странном настроении. Я слышала о том, что произошло. – (Я кивнул.) – Думаю, дело в том, что он от всех нас устал. После того случая я с ним больше не виделась.

– И никто из нас не виделся.

– Джоанна Лэнгли умерла… Ух, как я к ней ревновала!

Я понимал, что новость ее ошарашила. Услышать о смерти человека, которого считал живым и здоровым, – это как будто убить его, потому что он внезапно погибает у вас в голове. Но для поколения шестидесятых смерть – нечто еще большее. Они так долго и громко превозносили молодость, что не могут поверить, как это недобрый боженька позволил им стареть. И еще меньше они готовы смириться с тем, что тоже должны умереть. Словно их упорное стремление перенимать стиль и ценности, более подходящие для людей на тридцать, сорок, пятьдесят лет моложе, – живительный эликсир, способный помешать им встретить старуху с косой. Каждый раз, когда какой-нибудь старый рокер откинет коньки, идут телеинтервью и статьи в газетах, выражающие изумление и потрясение. А что иное, по их мнению, могло произойти?

– Я спала с Дэмианом два или три раза, потом мы расстались, – философски кивнув, продолжила свой рассказ Терри. – Никто ни на кого зла не держал. – Она помолчала, ожидая подтверждения, что это совпадает с моими сведениями.

– Не сомневаюсь. Но дело ничем не кончилось?

– Ничем, – покачала головой Терри. – Потом Грег улетел в Польшу, я поехала следом и спала с ним, но по-прежнему ничего и ничего, и наконец я пошла к доктору, прямо там, и угадай, что выяснилось?

– Что дело не в нем, а в тебе.

Она улыбнулась, как учитель, довольный моим прилежанием.

– Дело было во мне. Все время только во мне. Каких-то труб не было, в общем, не знаю… – Она изо всех сил старалась говорить спокойно. – Знаешь, что первое пришло мне в голову? Какого черта я столько времени боялась залететь? Мои молодые годы могли быть одним сплошным праздником!

– У тебя и так неплохо получилось, – заметил я.

Терри рассмеялась:

– Короче, я понимала, что как только Грег узнает о моем бесплодии, как только о нем услышит его мать, все закончится, и я вернусь туда, откуда начала. И тогда я купила ребенка.

Это прозвучало бы странно и сейчас, но тогда я изумился до крайности. Почему? Не могу сказать. В те дни не было такого явления, как суррогатное материнство, а если и было, то мы о нем не знали. Терри призналась, что не могла иметь детей и завела ребенка, только чтобы заставить Грега жениться. Что мне надо было подумать? Но я все равно был огорошен.

– Как? – Единственное, что я смог из себя выжать.

– Ты тоже собираешься? – улыбнулась она. Но рассказ зашел уже слишком далеко, чтобы останавливаться. – Я тогда занималась кое-какой социальной работой в группе, которую спонсировало посольство. Шел семьдесят первый год, до конца коммунизма еще далеко. Не было еще «Солидарности». Не было никакой надежды. Польша оставалась оккупированной страной, люди нуждались. Это оказалось нетрудно. Я нашла молодую мать, у которой уже было четверо детей, и она только что обнаружила, что беременна. Я предложила забрать у нее ребенка, кто бы ни родился и все с ним будет в порядке или нет.