Официант получил всю необходимую информацию и отправился претворять ее в жизнь.

– Что тебя изменило? – спросил я, и ему не нужно было пояснять смысл вопроса.

Киран задумался:

– Образование. Опыт. Или это одно и то же? Раньше я считал, что начал с нуля, и это, очевидно, было неправдой, каждый начинает с чего-то. Еще я считал, что ничего не знаю, – это было справедливее, но тоже не вполне правда, – и поэтому мне казалось, что нужно подавать себя как человека, который знает все, находится в контакте с Вселенной, воплощая в себе дух времени. Я представлял себе, что выгляжу титаном, управляющим своей судьбой, а вовсе не крашеным дураком, – улыбнулся он и покачал головой. – Одни эти пиджаки взять. Что это такое было? – (Я невольно засмеялся вместе с ним.) – И то была причина, по которой я всех вас ненавидел.

Смена направления оказалась неожиданной.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я чувствовал, что вы можете распоряжаться судьбой гораздо больше, чем я.

– На самом деле не могли.

– Да, теперь-то я понимаю. Но ваше презрение ко мне и ко всему со мной связанному заставляло так думать.

Мне стало горько. Почему мы бóльшую часть жизни заставляем страдать невинных людей?

– Надеюсь, мы были не настолько плохими. Не до презрения.

– Конечно, сейчас ты намного снисходительнее, – кивнул он. – Я не сомневался, что так и будет. Каждый человек с мозгами к старости становится снисходительным. Но тогда мы все были злыми.

– Ты с большим успехом обуздал свою натуру.

– Кто-то однажды сказал мне, что, когда молодые и умные люди озлоблены, они либо взрываются и пропадают, либо достигают невероятных успехов.

Странное совпадение слов заставило меня выпрямиться.

– Забавно. Не так давно одна моя знакомая сказала то же самое о другом человеке. Ты помнишь Серену Грешэм?

– Я помню всех, кто был на том обеде. – Я развел руками: то же можно было сказать и обо всех там присутствовавших. Но Киран еще не договорил. – На самом деле ее я помню гораздо больше. Они с Джоанной были хорошими подругами, даже после того, как Джоанна бросила их компанию и убежала со мной. Это Серена предостерегла меня, чтобы я не взорвался.

Я был одновременно поражен широтой взглядов Серены, продолжавшей общаться с Джоанной и Кираном, когда большинство девушек от них отвернулись, и, как всегда, слегка разочарован, узнав, что удачное выражение, которое я считал придуманным непосредственно для меня, оказалось любимой фразой собеседника.

– Когда она сказала мне это, речь шла о Дэмиане Бакстере, еще одном члене Португальского обеденного клуба.

– Тогда уж о члене-основателе! – Киран глотнул вина. – В каком-то смысле Дэмиан Бакстер и я в тот год были двумя выпускниками университета жизни.

Конечно, они знали друг друга, эти магистры университета жизни. Дэмиан говорил мне, что Киран его избегал, и мне было любопытно, так ли это.

– Вы, должно быть, время от времени сталкивались на встречах сильных мира сего.

– Не особо.

Вот и пожалуйста!

– Тот вечер останется с нами до конца дней.

– Дэмиан мне не друг, но не из-за этого, – слегка пожав плечами, улыбнулся Киран.

Мне, естественно, захотелось узнать причину, но я почувствовал, что любопытство может неудачно сказаться на моих изысканиях и до конца вечера я не успею выяснить то, что собирался. Не самое подходящее время, чтобы открывать этот ящик Пандоры.

– В отличие от тебя он не старался держать свой успех в секрете. – Проговорив это, я обнаружил, что уже восхищаюсь Кираном.

Приятно кем-то безоговорочно восхищаться. Я охотно отдавал ему должное. Особенно когда это оправдывало мою неприязнь к человеку, которого я всегда не любил.

– Дэмиан не искал славы, – покачал головой Киран. – Он просто не мешал ей. Я бог знает сколько денег потратил на то, чтобы мое имя нигде не всплывало. Какое из этих двух решений тщеславнее и высокомернее?

– Почему это было для тебя так важно?

Он задумался:

– Несколько причин. Отчасти я считал, что избегать публичности – признак зрелости. А отчасти мне просто надоело. В мою бытность псевдостильным дизайнером я вдоволь нагулялся по премьерам, напожимался рук и прочее. Но застройщику слава не дает того, что нужно, а дает массу того, что не нужно.

Пришел официант с ворохом необходимых инструментов, и Киран дождался, пока он не закончит вооружать нас для очередных яств.

– Слава имеет свои преимущества. Не стоять в очереди на регистрацию в аэропорту или в больницах. Обеспечивает лучшие столики в ресторанах, где до твоего звонка все было забронировано. Ты получаешь места в театре, билеты в оперу и даже приглашения от людей, с которыми тебе искренне хотелось познакомиться. Но деньги дают тебе все то же самое, но без суеты. Тебя не забрасывают просьбами тут прийти на открытие, там поддержать, поскольку никто не знает, кто ты. Газеты не копаются в твоем прошлом и не берут интервью у твоих школьных товарищей, чтобы узнать, с кем ты в шестьдесят третьем году целовался за сараем. Мне нет нужды все это терпеть. Я получаю запросы на крупные пожертвования и даю какие-то деньги. Большего от меня и не ждут.

– Ты удивился, когда заработал деньги? Я имею в виду настоящие деньги.

Странный вопрос для едва знакомого человека, с которым вы встретились после сорокалетнего перерыва. Могу только сказать, что в тот момент он нам обоим не показался странным.

– Всякий, кто добился большого успеха, скажет тебе, что первая реакция совершенно шизофреническая. Словно кто-то внутри тебя думает: «Неужели это все мне? Наверное, здесь какая-то ошибка!» А другой принимает появление огромного капитала как должное и только удивляется: «Ты чего так долго раскачивался?»

– Наверное, вера в себя – главная составляющая.

– Так все говорят, – кивнул он. – Но этого мало, чтобы подготовиться к тому, что происходит. Я получил много денег, когда продал магазины, но, когда посчитал ожидаемую прибыль по первому строительному проекту, мне показалось, что я нарисовал слишком много нулей. Не мог поверить, что вложение принесет такую отдачу. Но все получилось. Потом пришли еще деньги, и еще, и еще, и еще. И все изменилось.

– Кроме тебя.

– И я тоже! В те годы я просто обезумел. Вел себя как кретин, стал придирчив до помешательства. Мой дом, моя одежда, мои автомобили – все должно было быть на уровне. Вспоминая то время, думаю, что я, наверное, следовал какому-то своему представлению о том, как ведут себя шикарные люди, ничего не понимая при этом. Капризничал в ресторанах, требовал в отелях полотенца другого оттенка и другую марку воды. Не подходил к телефону, когда звонили знакомые люди… – Киран неловко замолчал, вспоминая свое былое безумство.

– Почему не подходил?

– Мне казалось, что важные люди поступают именно так. Бред! Даже президент Соединенных Штатов подходит к телефону, если знает человека на другом конце провода, а я не подходил. Завел армию помощников, они получали от меня горы записок, всем раздавались бесконечные списки дел. И я от всего отказался. Вообще! В последний момент соскочил. Вот так.

– Никогда не понимал, почему люди это делают.

Я и правда не понимал. Но такое явление все чаще и чаще встречается среди людей, мечтающих стать великими.

– Да и я тоже не понимаю, – задумчиво сказал Киран. – Думаю, я почувствовал скованным себя по рукам и ногам в тот момент, как только на что-то соглашался, потому что назначенное мероприятие, не важно какое, я не имею возможности контролировать. По мере того как оно приближалось, я начинал паниковать, а в день мероприятия решал, что не могу туда пойти, обычно по какому-то надуманному и мелкому поводу, и все люди, которым я платил, чтобы они целовали мне зад, говорили мне: хозяин мероприятия все поймет, – и я расслаблялся.

– Когда это закончилось?

– Когда все меня бросили. Я продолжал считать себя повсюду желанным гостем, пока в один прекрасный день не осознал, что меня приглашают только на рекламные акции со знаменитостями, но никогда – туда, где происходит что-то интересное. Политики, артисты, писатели, даже философы – с ними встречаться меня больше не приглашали. Слишком я был ненадежен.