Напротив него сидел генерал Бертран, всё ещё верный ему. Впереди их ждала неинтересная, лишённая удобств жизнь, и он, гранд-маршал двора, должен будет, как обычно, взять на себя самую грязную и тяжёлую работу. Он не мог думать ни о чём, кроме дел императора, он отдал бы за него свою жизнь, если бы это показалось ему необходимым, однако настоящей симпатии между ними не было. Они никогда сразу не соглашались друг с другом ни по одному вопросу; Бертран был упрям, и Наполеон иногда просто не хотел с ним больше спорить. Поражение и отречение императора загасили последние огоньки в душе гранд-маршала. Теперь он не хотел ничего, кроме спокойной жизни со своей семьёй, но привычка выполнять чужие повеления заставляла его сейчас двигаться на юг к Эльбе.

   — Дорога плохая, — заметил Наполеон. — Почему никто о ней не позаботился? Кто супрефект?

В прежние дни Бертран сделал бы об этом заметку в маленькой книжечке в золотом переплёте, которую ему подарил Наполеон. И он машинально вынул её. Однако ничего в ней не написал, и Наполеон это заметил.

Он не был больше императором Франции, поэтому состояние дорог теперь должно было волновать других. Но он всё ещё оставался королём Эльбы.

Самое худшее ожидало их в Оргоне. Когда-то во главе полка солдат капитан Бонапарт побывал здесь и во исполнение своей миссии пролил кровь. Толпа жаждущих мести людей преградила им дорогу. Палками и камнями они разбили окна его экипажа. Они повесили на дерево чучело в военном костюме, измазанное кровью, с табличкой «БОНАПАРТ».

   — Мы не причиним этому чудовищу вреда, — вопил их предводитель. — Мы только хотим показать ему, как мы его любим.

Наполеон, весь белый и до смерти напуганный, тихо сидел в своём углу. Граф Шувалов выступил с мужественной речью, но они не позволили экипажу проехать, пока не развели костёр и не бросили туда своё чучело. Тем временем обеспокоенные уполномоченные совещались. Ранее было намечено пообедать в Оргоне, теперь они приняли решение отложить это мероприятие. На безопасном расстоянии от города процессия остановилась. Наполеон переоделся в костюм курьера — в строгое синее пальто и простой круглый головной убор с белой кокардой, сел на полицейскую лошадь и поехал впереди в сопровождении, одного верхового.

Непривычное седло раздражало его; к тому же у него расстроился желудок, и он ничего не ел. Налетевший ветер поднимал облака пыли. К вечеру, голодный, разбитый и усталый, он подъехал к местечку, где они должны были поужинать. Оставив лошадь, он пошёл на кухню маленькой гостиницы, чтобы заказать еду.

   — Вы видели Бонапарта? — задала ему вопрос жена хозяина гостиницы, затачивая длинный нож.

   — Нет, — ответил Наполеон. — А что такое?

   — Я думаю, он на пути сюда. И, вероятно, они убьют его. Он этого заслуживает.

   — Он сделал вам что-нибудь плохое? — спросил Наполеон.

   — Мне — нет. Но я готовлю вот это — если понадобится. Если нет, — с беззаботностью продолжала она, — они искупают его в море — его и его банду.

   — Замолчи, женщина! — грубо сказал вошедший хозяин гостиницы. Он узнал Наполеона и отвёл расстроенного императора в комнату наверху. Он предложил ему красного вина и вышел, чтобы найти для него свежих лошадей.

Подъехавшее сопровождение застало Наполеона в тяжёлом расположении духа, закрывшего лицо руками, с нетронутым стаканом вина. Зловещие высказывания хозяйки серьёзно обеспокоили его. Сами уполномоченные были не в лучшем настроении. В Ламбеке и Сен-Канна, через которые Наполеон проехал неузнанным, возмущённые толпы окружали экипаж, и генерала Бертрана совместными усилиями едва удалось спасти от нападения. Дух убийства и всевозможных оскорблений витал в воздухе. В связи с этим был отдан ряд приказов относительно того, чтобы не было даже намёка на присутствие в процессии императора. Хозяин гостиницы страшными угрозами заставил жену замолчать.

Вся процессия ужинала наверху, в прокуренной комнате с низкими потолками. Это была печальная трапеза. Пища была неплохо приготовлена, но Наполеон вначале не притронулся к ней — ни к супу, ни к мясу. В доме этой женщины всё могло быть отравлено. Маленькая девочка принесла ему вина, но он со злостью вылил его на пол.

Несмотря на то что присутствие в гостинице императора тщательно скрывали, внизу на улице гудела толпа.

   — Посмотрите кто-нибудь, — сказал Наполеон, — есть ли где-нибудь чёрный ход. Выгляните в окно, не слишком ли оно высоко, чтобы выпрыгнуть?

Прусский уполномоченный приподнял занавеску и осмотрел окно.

   — Оно забито, ваше величество, — сказал он.

Внизу хлопнула дверь, и Наполеон поднялся со стула. На его благородном челе появилась лёгкая испарина. Он был бледен и дрожал, голос его заметно изменился.

После ужина они оставили его одного, но по договорённости время от времени заходили в его комнату, то за шляпой, то за пиджаком или книгой. Кое-кто видел слёзы в его глазах. Он приказал принести вина, крепких напитков, сахара и лимонов и приготовил для всех присутствовавших чашу холодного пунша — о яде к тому времени уже забыли. Из своего плаща он свернул что-то вроде подушки и положил на постель генералу Келлеру.

   — Ложитесь, генерал. Вы, должно быть, сегодня за день устали. — Он поблагодарил князя Шувалова за ту речь, с которой тот выступил в Оргоне. — Мне нужны истинные друзья. Сейчас я немного не в себе.

В полночь они покинули это ужасное место. Бывшего императора Франции переодели в светло-голубой военный австрийский мундир Келлера, маленькую шапочку прусского князя, русский синий плащ князя Шувалова. Адъютант Шувалова, русский майор, облачился в одежду Наполеона, и озадаченная толпа не сказала и не сделала ничего, когда этот второй ряженый сел в императорскую карету. Тем временем Наполеон в своих интернациональных одеждах спокойно приблизился к австрийскому экипажу, ехавшему в конце процессии, и сел к генералу Келлеру. Слуге на козлах было приказано закурить трубку, чтобы никто не мог предположить, что император рядом. Настроение Наполеона улучшилось.

   — Почему не начинаем? — нетерпеливо пробормотал он. — Пойте что-нибудь, генерал. Пойте!

   — Я не умею петь, — сказал генерал Келлер.

   — Тогда насвистывайте!

Генерал не был уверен, что умеет насвистывать, однако сделал всё, что мог. Как только лошади тронулись, из экипажа, где сидел Наполеон, донеслись тихие и фальшивые звуки австрийского национального гимна, воспринятые толпой как своеобразный вызов бывшему властителю. Поэтому люди, стоявшие рядом с экипажем, заулыбались. Остальная часть толпы недоумевала. Так им удалось спокойно отъехать.

Следующей проблемой стал выход в море. Полковник Кемпбелл был выслан вперёд, чтобы организовать для переезда на остров английский военный корабль. После всех происшествий на дорогах и встречи с той порочной женщиной на кухне и её разговоров о «купании в море» Наполеон, как никогда ранее, настаивал на этом. Он не чувствовал бы себя в безопасности на борту французского корабля.

Теперь он успокоился и немного стыдился своей слабости.

   — Я предстал перед вами абсолютно незащищённым, — признался он Келлеру.

   — Взбешённая толпа — это страшная вещь, — подтвердил австрияк.

Наполеон совершил множество подвигов на поле боя, во главе своих солдат. Но совсем другое дело остаться один на один с безумной толпой оборванцев, готовой избить, растоптать и растерзать его. Наполеон достаточно насмотрелся на революционный сброд на улицах Парижа и прекрасно знал, что они могут сделать. Ряд жестоких ударов судьбы до его встречи с толпой пошатнули силу духа бывшего императора.

Выслушав рассказ об этом инциденте, полковник Кемпбелл так и записал в своём дневнике: «Безусловно, он проявил такую слабость, какую нельзя было ожидать от человека его масштаба».

Но сам полковник не видел ту толпу. Он был просто мужественным солдатом и строгим критиком. Перед тем как они покинули Фонтенбло, Наполеон обсуждал с Келлером вопрос о самоубийстве.