Наполеон чрезмерно заботился о своей внешности в надежде понравиться высокородной невесте. Его сестра Полина придумала для него дворцовое платье — такое тяжёлое от украшений, что он с трудом мог его носить. Новому сапожнику были заказаны прекрасные новые туфли. Он взял несколько уроков вальса, после которых испытывал головокружение. Двор был восхищен всем этим.

Где бы невеста ни останавливалась на ночь, её всюду встречали камергеры и посланники с письмами, ей преподносили цветы и другие подарки. Вся программа была разработана тщательно. Наполеон и его семья должны были торжественно встретить невесту 28 марта в Компьени. Войска, шатры, мэры и члены советов — всё было готово. Но вдруг, подобно пылкому юнцу, император потерял терпение. За день до назначенного срока он надел старое платье, вскочил на лошадь и вместе с Мюратом, в дождь, отправился встречать свою даму. Он обнаружил её карету в Курселле, где ожидалась замена восьми лошадей. Промокший до нитки, он вошёл в карету, представился и обнял трепещущую невесту.

— Вы очаровательны, — сказал он. — Вы устали? У вас достаточно пледов?

Далее они ехали вместе. Без остановок они добрались до Компьени, проскочили мимо мэров, стоящих на помостах с готовыми речами в руках, мимо напуганных девушек с букетами цветов, мимо удивлённых членов советов и деревенских жителей, одетых во всё самое лучшее, мимо расстроенных поваров, солдат и жителей Суассона, где кортеж должен был остановиться на ночь. В Компьени они приехали уже ночью, незадолго перед рассветом. Вся программа рухнула. Представление невесты членам семьи было скомкано, так как Наполеон прервал приветственные речи и повёл Марию-Луизу в её комнату, где и остался сам. В конце концов, с гражданской точки зрения, их брак уже состоялся. Официальные церемонии были ему неинтересны, поскольку назавтра его могли убить. Утром он заказал завтрак на двоих.

Мария с нежностью улыбнулась, вспоминая эту историю. Теперь она почти с материнской снисходительностью относилась к безумным выходкам Наполеона.

Он никогда не забывал, никогда не прекращал любить свою первую Марию. Но теперь он стал внимательным, верным и даже преданным мужем второй Марии — Марии-Луизы. Испуганного ребёнка осыпали драгоценностями. Будучи здоровой и уравновешенной девушкой, она вскоре забыла все свои страхи и, так как в родительском доме вела строгий образ жизни, теперь наслаждалась положением императрицы. Платья, бриллианты, диадемы — все богатства Парижа были к её услугам. Наполеон лично руководил обустройством её комнат — всё было отделано по-новому, чтобы не осталось никаких следов Жозефины. В каком бы из дворцов она ни находилась, в нем непременно присутствовали все мелочи её туалета, чтобы она всегда могла чувствовать себя дома.

Императрица была щедрой, и теперь у неё появилась возможность осыпать дорогими подарками своих родителей, сестёр, братьев и немногочисленных друзей в Вене. Наполеон ей в этом не препятствовал.

Дома она никогда не совершала выходов в свет, чтобы посмотреть пьесу или послушать музыку. Теперь она могла слушать и смотреть что ей захочется. Они ходили вместе в театр, либо актёры выступали во дворце. Суровые правила поведения сохранялись, однако сейчас она могла потребовать всё, что не противоречило этикету: щенков, редких птичек, учителей музыки и рисования.

Через три месяца подобного существования Мария-Луиза крайне удивила Меттерниха[42] следующим высказыванием:

   — Я не боюсь Наполеона, но мне кажется, что он боится меня.

В её словах что-то было. Император попался в свою собственную ловушку. Он был уверен, что Мария-Луиза готова исполнить его бесстрастный и великий замысел, ради которого он её приобрёл. Но этого ему было недостаточно. Мария-Луиза никогда не пробуждала в нем такой страсти, как Мария Валевская или опытная Жозефина. Его удовлетворяла (даже слишком, по словам доктора) свежесть её кожи и красота её тела. В сорок один год, король и, по словам многих, чудовище, в интимных делах он был похож на ребёнка, которому нравится, когда его любят. Он ждал от неё наследника, но рассчитывал также завоевать её сердце. Кроме того, он хотел, чтобы о нём хорошо отзывались при дворе в Вене, к которому он по счастливой случайности стал близок. Возможно, именно поэтому он разрешил или даже сам устроил общение императрицы с Меттернихом.

Император превратился в затворника. Летом и зимой он любил, когда в его комнатах горит камин. Мария-Луиза, выросшая в огромных, холодных дворцах около Вены, не переносила жару. Иногда он нежно шептал ей:

   — Пойдём ко мне, Луиза.

Она отвечала ему холодно и по-немецки:

   — Там слишком жарко.

Тогда он приходил в её комнату и, дрожа от холода, приказывал одной из дам в красных мантиях зажечь огонь. Но императрица запрещала им это делать, а её слово здесь было законом. Возможно, нет ничего удивительного в том, что она не забеременела до июня.

Наполеон привык к лёгким завтракам в одиночестве, теперь — по крайней мере на год или два — вынужден был перейти к обильным завтракам в установленные часы. Обычно они состояли из супа, первого блюда, жаркого, двух конфет, закуски и десерта.

Вслед за завтраком следовала верховая езда. Так как Мария-Антуанетта выезжала на прогулки, Мария-Луиза должна была делать то же самое. Наполеон помогал ей забраться в седло и шёл рядом с лошадью, одной рукой придерживая жену до тех пор, пока она не устраивалась удобно в седле. Потом он тоже вскакивал на лошадь и ехал за ней, иногда даже позабыв надеть ботинки для верховой езды. В шёлковых чулках, заляпанных грязью, он мальчишескими выкриками подгонял лошадей, подшучивая над тихими командами императрицы. На всём протяжении аллеи, ведущей ко дворцу, в определённых местах стояли помощники конюхов, готовые прийти на помощь царственной особе в случае падения с лошади. Главный конюх Винсент заметил однажды:

   — Они как дети — он и она.

Иногда он позировал ей, а она рисовала его профиль — ни одной другой особе он бы не позволил этого. Она старательно играла ему на рояле немецкие сонаты, которые были ему не очень по вкусу, но он их терпеливо слушал. Он восхищался образцами вышивки и шитья, сделанными ею с помощью мадам Руссо. Он проявлял интерес ко всему, что она делала, стараясь сделать свою милую Марию счастливой. И ей было приятно, когда он находился рядом с ней. Император был властелином мира людей, но не себя самого.

Раньше он проводил целые дни в седле, на охоте и возвращался во дворец, когда хотел. Теперь был вынужден тратить на это меньше времени и считал необходимым присутствовать во дворце на всех церемониальных трапезах, которые так много для неё значили. Раньше, когда он выезжал за границу с Жозефиной, императрица ждала у двери, пока император оденется. Теперь, когда он ехал с Марией-Луизой (в дальнейшем вместе они совершили ещё пять продолжительных поездок — в Нормандию, Бельгию, Голландию, на Рейн и в Дрезден), она никогда не была готова вовремя, и Наполеону приходилось терпеливо ждать её во дворике, нескладно напевая себе что-то под нос и ударяя хлыстом по булыжникам мостовой. Он никогда не жаловался. Лишь однажды, огорчившись каким-то незначительным проступком императрицы, он обратился к австрийскому послу, чтоб тот поговорил с ней. Он не хотел выглядеть вздорным мужем.

Из своих походов он регулярно писал ей, иногда дважды в день, давая важные инструкции.

«Моя дорогая Луиза, победа! Я разбил 12 русских полков, взял в плен 6000 человек; 40 единиц артиллерии, 200 повозок, командующего, всех его генералов и нескольких полковников; сам я потерял не более 200 человек. Проследи за тем, чтобы они дали салют у Дома Инвалидов и напечатали новости во всех общественных изданиях...

Нап».

«Шампобер, 10 февраля 1814 г.,

7 часов вечера

Мой друг, пошли за герцогиней Кастильоне. Попроси её написать своему мужу, чтобы он не спал. Он уже должен был нанести удар в сторону Монлана и Эн и разбить противника. Пусть она напишет ему в таком духе и скажет, чтобы он сражался как мужчина. Я здоров, погода хорошая, но немного свежо. Прощай, моя любовь. Всех тебе благ. Поцелуй маленького короля.