Узнай она о предполагаемой попытке самоубийства, ничто бы не удержало её за дверью. А так она всего лишь повторила:

   — Я буду ждать.

Да, она делила с ним ложе, да, он был низвергнут и являлся теперь императором без государства, но это всё равно был её император, и его слово было законом.

— Отлично, — сказал Констан. — Пелар не спит. Я его предупрежу.

Он провёл её в маленькую прихожую в другом конце коридора и предложил ей кресло. Затем он, прихватив своё золото, удалился в ночную тьму.

Маленькую графиню трясло. Она туже запахнулась в мантию, оставив кресло, и вышла в коридор, поближе к двери Наполеона. Странно, подумалось ей, что она, должно быть, сейчас единственная женщина во всём дворце, и ещё необычней, что она здесь без приглашения. Печально улыбнувшись себе самой, она вспомнила иные ночи. О, какой же это был роман — возможно, самый странный во всём мире!

Для истории она останется всего лишь «любовницей» — коротко и пренебрежительно. Ведь как ещё её назвать? Однако она вполне заслуживает высокого сравнения с Эсфирью или Ифигенией. Она происходила из древнего, обедневшего и многочисленного рода. У её матери — вдовы — было шестеро детей, и прекрасная Мария была обречена на ранний брак. В шестнадцать лет, когда она была чиста, набожна, и патриотически настроена — судя по рассказам, в те годы она страстно любила только Церковь и свою страну, — у неё появилось двое кавалеров. Один из них был молод, красив, хорошего происхождения, богач из богачей. Но он был русским, сыном генерала, одного из самых знаменитых палачей польской свободы. Ничто не могло заставить её выйти замуж за такого человека.

Другим был граф Анастасий Колонна де Валевиц Валевский. Старик семидесяти лет, он уже был дважды женат, его старший внук был на девять лет старше Марии. Но он был очень богат, прекрасного происхождения, глава законодательного собрания, а также повелитель всех, живущих в пределах Валевиц. При покойном короле он был гофмейстером и носил голубую перевязь Белого Орла. Мария попыталась дать ему мягкие советы насчёт его манеры одеваться — и получила резкую отповедь. Потом она заболела лихорадкой и четыре месяца провела на грани смерти. Едва она выздоровела, её обвенчали с графом. После замужества она три года терпеливо сносила тоскливое одиночество в замке Валевиц. Её возросшая набожность стала ей утешением. Затем у неё родился сын, слабый и немощный, но он возродил её патриотические чувства. Польша, подвергнутая жестокому разделу, более не фигурировала на карте как самостоятельное государство. Но её сын должен стать свободным, он должен быть счастлив, будучи поляком. В этом заключался новый смысл её жизни... Графиня вновь улыбнулась своим воспоминаниям.

А с запада шествовал могучий великан; он разгромил Австрию, при Аустерлице он с триумфом скрестил мечи с Россией. Теперь он шёл на Пруссию и её союзников — Наполеон, самим Богом, возможно, посланный друг и спаситель Польши.

Прусская армия была разбита и рассеяна, он вошёл в Берлин, оказавшись совсем рядом с её древним истерзанным королевством. Вся Польша бурлила, охваченная надеждами. Граф перевёз Марию в Варшаву, чтобы самому быть в центре событий. Застенчивая, она отправилась в столицу только по повелению мужа, а не для того, чтобы блеснуть при дворе Юзефа Понятовского. Несмотря на красоту, её ещё не «открыли».

1 января 1807 года император был на подъезде к Варшаве, и весь город лихорадочно готовился его встречать. У робкой Марии вдруг возник безрассудный порыв. Она должна первой приветствовать спасителя! Прихватив кузину в свою карету, она поехала на запад. Толпы людей мешали движению, полицейские кричали: «Проезда нет», но она была упряма и в конце концов добралась до деревушки Брони. Здесь император остановился сменить лошадей. Карете императора перекрыла путь толпа восторженных подёнщиков и крестьян. Из кареты вылез генерал Дюрок, гранд-маршал двора его величества, услышав жалобный вскрик какой-то дамы, сдавленной толпой. Над головами он увидел маленькие ручки в перчатках, а обладательница этих ручек, явно не крестьянка, выкрикивала по-французски: «О, сир, вытащите меня отсюда и дайте хоть на секунду его увидеть». Французский язык и благородный выговор заинтересовали его. Он помог двум дамам выбраться из толпы крестьян, предложил руку младшей, которая выглядела ещё совсем девочкой, и подвёл её к двери кареты.

— Сир, вот та дама, которая рисковала жизнью в толпе ради вас.

Наполеон снял свою круглую шляпу и взглянул на Марию. Вот изысканная красота, подумал он. Кожа нежнее розы, огромные голубые невинные глаза, сияющие восторгом, живость и грация газели. Она выглядела скромницей в тёмной шляпе и чёрной вуали.

   — Как ваше имя? — спросил он. — Сколько вам лет? Где вы живете? Вы говорите по-французски? Вы знаете, что очаровательны?

У Наполеона была привычка, свойственная многим великим людям, не дожидаться ответа на вой вопросы. Иногда это делалось ради того, чтобы смутить собеседника, иногда свидетельствовало о живости ума.

От робости, изумления и патриотических чувств Мария впала в оцепенение. Она промолчала.

   — Вы варшавянка? — задал он наконец самый дельный вопрос.

Любовь к родине преодолела вдруг застенчивость, и она выпалила:

   — Добро пожаловать! Как мы рады вас видеть в Польше! Мы для вас сделаем всё... всё, что... Вы здесь... Мы так надеемся, что вы... что вы... — Она осеклась и опустила глаза.

Наполеон без всякой иронии разглядывал покрасневшую, задыхающуюся от волнения девушку. Он взял закреплённый на карете букетик цветов и вручил ей.

   — Примите, — сказал он, — как знак моих добрых намерений. Надеюсь, мы вновь увидимся в Варшаве, и я попрошу вас... об ответной любезности.

Карета покатила дальше. Застыв, как мраморная нимфа, графиня глядела ей вслед. Из окна кареты высунулась рука императора и помахала шляпой. Она продолжала смотреть как в забытьи, и кузине пришлось вернуть её на землю прозаичнейшим способом: ткнув под рёбра. Графиня обернула букетик в платок, и они направились домой.

Золушка хранила эту великую встречу в тайне. Но её спутница, весьма гордая приключением, языка сдержать не сумела.

Через несколько дней её навестил первый патриот Польши князь Юзеф Понятовский. Он даёт бал. Пожалует ли она? Будет император Наполеон... и Понятовский многозначительно улыбнулся. Графиня зарделась, но не ответила на улыбку.

Князь объяснил. На одном из званых обедов император вроде бы обратил внимание на княгиню Любомирскую. Подготовка более тесной встречи была прекращена сразу же после разъяснений генерала Дюрока: Наполеон заинтересовался княгиней только потому, что она слегка напоминала ему изысканную молодую даму, с которой у него произошла мимолётная встреча на почтовой станции в Бронях. Дюрок детально описал даму и её наряд, но никто её не признал. Затем до слуха князя дошло хвастовство кузины Эльзумии — и направило его на след. Вот почему князь у Марии. Императору она особо запомнилась, и она должна быть на балу.

Мария отклонила приглашение. Князь стал настаивать.

   — Кто знает? — торжественно сказал он. — Быть может, сам Господь избрал вас орудием возрождения Польши.

Но она не поддавалась, и он, крайне разочарованный, отступил.

В тот же день к ней пожаловала целая делегация первых людей страны: государственных мужей и других лиц, облачённых почётом и властью. Они преследовали единственную цель — убедить Золушку отправиться на бал. Она не уступала никаким комплиментам и уговорам. Но тут вмешался её почтенный супруг. К тому времени он единственный в Варшаве не знал о том, что произошло в Бронях. Он посчитал, что необходимость присутствия графини на балу — это своего рода дань уважения ему самому и его вкусу в выборе жены. В ответ на её робкие попытки отказа он рассмеялся: мол, просто глупость и дурной тон. Он не просил — он приказал. Графиня грустно согласилась.

Настал великий день. Граф нервничал и подгонял её, пока она одевалась.