Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

– И ты все это чуешь, несмотря на туман?

– Я шучу. Тарн Вин слишком далеко отсюда. До него день пути, потому что идти мы будем шагом, хоть по очереди и можно ехать на Скандоре. У жителей Небесной равнины хороший нюх, но все-таки не настолько. – На самом деле я, конечно, чуял все, о чем сказал, и запах лепешек заставлял меня глотать слюнки: есть хотелось ужасно. Только выдавать чужакам слишком много наших секретов я не собирался.

– Так как же ты найдешь дорогу в таком тумане? – настаивала Блейз.

– Я знаю каждую травинку на пути домой, не беспокойся. Флейм, ты можешь немного поехать на Скандоре.

Она поморщилась и выразительно потерла бедра.

– Предпочитаю идти пешком. Я могу исцелить себя, но это довольно утомительно.

Мне совсем не нравились голубые тени, окружившие ее глаза.

– Садись в седло, – сказал я. – Теперь, когда на селвере будет ехать всего один человек, а не три, тебе будет гораздо удобнее.

Флейм открыла уже рот, чтобы начать спорить, но Блейз поддержала меня, и Флейм подчинилась. Блейз пошла со мной рядом.

– Жители Небесной равнины в самом деле обладают лучшим нюхом, чем другие люди?

Я небрежно пожал плечами.

– Откуда мне знать? Я знаком только со своим собственным носом.

Однако Блейз не отставала.

– Скажи, чем пахнет Флейм?

– Чем-то сладким. Только сегодня она не пользовалась своими благовониями, и за эту милость я ей весьма благодарен.

– Это не благовония, – сказала Блейз, – это силв-магия. Ты ее не чуешь сейчас, потому что Флейм перестала создавать иллюзию, будто у нее есть левая рука.

Я поморщился.

– Прошу тебя! С меня достаточно этой чепухи!

– Очень многие люди верят в магию, Гилфитер.

– Однако это не делает ее истиной. Очень многие люди верят во владыку Фелли, верят, будто его порадовала смерть Джастрии. Вера – не доказательство.

– А каковы религиозные взгляды жителей Небесной равнины?

– На самом деле у нас их вовсе нет. Мы верим в то, что являемся частью мира, и верим, что должны передать его своим потомкам таким, каким получили сами. Когда мы умираем, нас хоронят, и постепенно мы становимся частью земли. Именно так, как часть земли, мы поручаем себя заботе следующих поколений. И будучи частью земли, которая их кормит, мы в свою очередь заботимся о них.

– Никакого небесного блаженства, никакого ада? И вы не верите в то, что творцом мира, создавшим и вас, был бог?

– Нет. Зачем тут нужен бог или другое существо? Мы просто есть. Мы живем, мы умираем, и цикл начинается заново. Мы с радостью ждем времени, когда станем землей. Мы видим в этом не столько смерть, сколько постепенное перерождение в ту самую землю, что вскормила нас, и тем самым участие во всех тех жизнях, что наступят после нас. Мы верим в то, что земля обладает сознанием, которое недоступно нам при жизни. Смерть – не конец, она просто другое состояние, настолько отличное от того, что нам известно, что даже и размышлять о нем бессмысленно.

– Вы верите, что ваши предки стали частью вас?

– В определенном смысле.

– Ни обрядов, ни богов, ни храмов, ни патриархов?

– Ничего такого у нас нет.

– Похоже на то, что это – религия для меня. – Говоря так, Блейз улыбнулась мне, но в ее улыбке проскользнуло что-то печальное, почти трагическое. Пожав плечами, она переменила тему. – Ты все еще отрицаешь, что Руарт понимает нас?

Я покачал головой.

– Нет, я же не слепой. Я убедился, что понимает. Только вот даже старина Скандор прибегает ко мне, стоит свистнуть, и магия тут ни при чем. Может быть, порода Руарта отличается от других птиц. Значит, существуют разумные птицы. Не сомневаюсь, что в мире множество чудес, а я просто недостаточно путешествовал, чтобы их увидеть; может быть, в некоторые из них мне было бы так же трудно поверить, как и в это.

– Упрямый ты человек, Келвин Гилфитер.

– Я врач, человек, изучающий науку исцеления. Я предпочитаю ознакомиться с фактами, прежде чем прописать лекарство.

Блейз оглянулась, чтобы убедиться: Флейм на Скандоре не потерялась в тумане, потом сказала:

– Ты и впрямь недостаточно путешествовал, пастух, совершенно недостаточно.

Я только хмыкнул и положил конец разговору, накинув на голову угол тагарда, чтобы защититься от сырости. Существует множество вещей, которые можно выразить с помощью тагарда.

Солнце пробилось сквозь туман как раз к тому моменту, когда около полудня на следующий день мы добрались до Вина.

Представившаяся мне возможность показать своим спутницам, что Небесная равнина – одно из самых красивых мест на Райских островах, доставила мне какое-то извращенное удовольствие. Не знаю, почему мне хотелось, чтобы им понравилась моя родина, однако это было так. Может быть, все заключалось просто в желании убедить Блейз в том, что мне не требуется далеко путешествовать, чтобы увидеть красоты мира.

А Крыша Мекате, несомненно, была одним из чудес света. Мы называем ее Небесной равниной, но на самом деле она вовсе не плоская: мягкие холмы прорезают каменистые русла потоков, кое-где поднимаются скалы, которым ветер и дожди придали самые причудливые формы, а широкие лужайки покрыты цветущими растениями, меняющими цвет с каждым новым сезоном. Тогда как раз расцветали розовые вьюнки и серо-голубоватые кошачьи лапки. Как только выглядывало солнце и щупальца тумана таяли, раскрывали лепестки белые маргаритки, и цвет лугов менялся у нас на глазах, однако стоило набежать облаку, и маргаритки снова закрывались; от этой живой переменчивой красоты трудно было оторвать взгляд.

Мы остановились на вершине склона, спускающегося к потоку Вин, по которому получил название и наш тарн. Дома выстроились вдоль берегов, по пять на каждом; их двери отделяло от воды ровно такое расстояние, чтобы жилища не залило даже в самый сильный разлив. Дома были встроены в склон берега так, чтобы как можно меньше нарушать естественный ландшафт. Общая комната каждого дома выступала вперед, но на крыше, засыпанной землей, росли цветы и овощи; две части тарна соединял каменный пешеходный мост, а плоские камни, положенные между домами, позволяли ходить к соседям, не нарушая почвенный покров.

– Это и есть твой тарн? – спросила Блейз. – Это Вин?

Я был задет тем, что вид не произвел на нее, похоже, никакого впечатления.

– Да. Кстати, иных поселений ты на Крыше Мекате не увидишь. У нас нет городов, только тарны. И в каждом десять домов определенных семейств, которые соединяют точно такие же каменные дорожки.

– А где же ваши стада селверов?

– На пастбище. Рядом с тарном остаются только те селверы, которых мы доим. Пастухи присматривают за животными днем и ночью и перегоняют стада с одного пастбища на другое, чтобы не нанести вреда растительности. Мы все по очереди пасем селверов. – Я пристально взглянул на женщин. – В тарне вы должны быть особенно осторожны, чтобы не повредить почву. Если пойдете в другой дом, не сходите с лежащих между домами камней.

– А как насчет Следопыта? Как к нему отнесутся твои соплеменники? – спросила Блейз.

Флейм фыркнула.

– Как будто этой ходячей заразе хоть где-нибудь порадуются!

Я с сомнением глянул на пса.

– Мы не держим домашних любимцев. И у нас не найдется корма для такого крупного животного. Мы ведь, как правило, не едим мяса.

Блейз вытаращила глаза.

– Так что же тогда вы едите?

– Молоко, сыр, творог, ягоды, орехи, лепешки из муки, которую делаем из клубней батата, плаценту селверов в сезон окота… – Флейм издала странный придушенный всхлип, так что я остановился. – Она, кстати, была бы тебе очень полезна, – сказал я ей.

– Да уж конечно…

– Ладно, – сказала Блейз и дважды хлопнула в ладоши. Следопыт внимательно посмотрел на нее, словно желая удостовериться, что правильно ее понял, и заковылял прочь.

Я почувствовал себя виноватым перед проклятым животным.

– Мне очень жаль…

– Ничего. Он наполовину ныряльщик, а это охотничьи псы. Следопыт может о себе позаботиться.

99
{"b":"607244","o":1}