Вахту на «Гордости хранителей» несла женщина с крючковатым носом, сильно ее портившим. Она, конечно, прибегла к силв-магии, чтобы нос казался хорошенькой пуговкой, и встреча со мной лицом к лицу ее не порадовала. Носик-пуговка моему Взгляду представлялся всего лишь серебристой тенью и только привлекал внимание к недостаткам ее внешности. Женщина это прекрасно понимала. Она знала, кто я такая, и знала, что я вижу ее такой, какова она на самом деле, потому встретила нас враждебно и не хотела пускать на борт.

Я потребовала, чтобы о нашем приходе было доложено советнику Датрику, и, в конце концов, нам было позволено подняться по сходням. Впрочем, оказавшись на палубе, мы с Тором обменялись встревоженными взглядами: похоже, у хранительницы-вахтенной была и еще одна причина нас не пускать. Где-то в глубине корабля что-то охранялось сплошной стеной силв-магии; усилия, затраченные на это, должны были быть огромными, и я и представить себе не могла, ради какого груза могло потребоваться столько заклинаний.

Нас – Рэнсома, Флейм, Тора и меня – проводили в кают-компанию. Флейм шла сама, но ей приходилось тяжело опираться на руку Рэнсома. Пока мы ждали, они сидели рядом, и Рэнсом не сводил глаз с руки Флейм, что никак не могло придать ей бодрости. Тор стоял, глядя в иллюминатор, задумчивый и молчаливый. Я стала осматривать каюту. Стены были покрыты панелями, вдоль потолка тянулся резной карниз, а паркет пола был набран из ценных пород дерева. Помещение украшали картины, изображавшие буколические сценки из жизни хранителей: играющих детей, краснощеких молочниц рядом с аккуратными стогами сена, населенными до невозможности милыми мышками, или безупречно одетых горожан, их улыбающихся жен и толстощеких младенцев в чистеньких платьицах на мощеных улицах. Все это почему-то оставило у меня ощущение, будто я, давясь, съела в один присест целый горшок меда.

Минут через десять появился Датрик; он пришел один, и его синие глаза раздраженно сверкали. Взглянув на Тора, он тут же счел его недостойным внимания. Датрик не мог знать, что Тор обладает Взглядом, и, по-видимому, ни в одежде, ни в манерах жителя Разбросанных островов не оказалось ничего, что могло бы заинтересовать силва-советника. Он кивнул Рэнсому, проявив чуть больше вежливости – возможно, потому, что одежда юноши говорила о его принадлежности к богатым, если не знатным, островитянам.

Я начала рассказывать, что случилось с Флейм, и Датрик сверху вниз взглянул на нее, проявив полное равнодушие и к ее страху, и к ее красоте. Мои объяснения он резко оборвал:

– Я вижу, в чем дело, Блейз, я не слепой. К тому же этот молодой человек сегодня уже приходил и подробно, хоть и несколько несвязно, обо всем рассказывал. Однако, как я уже объяснил ему, исцеление потребовало бы больше сил, чем есть в распоряжении у какого-нибудь одного силва.

– В твоем распоряжении больше чем один, – бросила я. – Посоветуйся с остальными.

Датрик в обычном своем высокомерном стиле высоко поднял брови, но потом, поразмыслив, сделал, как я просила, и не возвращался почти час. Большую часть этого времени я размышляла о том, что заставляет меня делать врага из Датрика. Уж не заболела ли я морской лихорадкой? Что на меня нашло, что я стала грубить тому самому человеку, от которого так много зависит?

Когда Датрик вернулся, он был более любезен, но вернулся он все-таки один.

– Мы подробно обсудили ситуацию, – сказал он, глядя не на меня, а на Флейм. – Мы хотим, чтобы ты поняла: твое исцеление очень дорого нам обошлось бы. Все силы хранителей-силвов требуются для того, чтобы разделаться с дун-магией на острове. Вылечить тебя значило бы ослабить всех нас, по крайней мере, на время. Тем не менее, мы готовы тебе помочь. Однако тебе придется за это заплатить.

– Я заплачу, – тут же предложил Рэнсом, потом поспешно добавил: – Если сумма окажется в разумных пределах.

– Эту цену ты не сможешь заплатить, – ответил ему Датрик и снова взглянул на Флейм. – Мы желаем знать, где можно найти Деву Замка. Такова наша цена.

Я затаила дыхание. У меня не было сомнений: Флейм все расскажет Датрику и всякая надежда на то, что я смогу заработать на поимке беглянки, исчезнет.

Флейм молчала так долго, что Рэнсом не смог сдержаться:

– Если ты знаешь, Флейм, скажи ему! Он ничего плохого девушке не сделает.

Флейм, не обращая на него внимания, ответила Датрику:

– Ты хотел бы, чтобы я продала ее тебе навсегда…

– Мы хотим наследнице только добра. Она сама или ее дети в один прекрасный день смогут унаследовать и Цирказе, и Брет, – большинство людей не сочло бы это печальной судьбой.

– Вы и так уже распоряжаетесь на обоих архипелагах. Она навсегда станет вашей пешкой. – На лбу Флейм выступили капли пота. Голос ее был слабым, но полным решимости.

– Даже если Дева Замка никогда не найдется, мы все равно сохраним свое влияние на островах.

– Нет, – спокойно возразила Флейм. – Она вам нужна. Если властитель Брета не заполучит ее, он не согласится ни на кого другого, да еще и станет винить вас в неудаче. Он желает из всех женщин ее одну – с тех самых пор, как в прошлом году видел ее на Цирказе без покрывала. Она единственная, чье дитя он сможет заставить себя зачать, – обычно его интересы иные. Кроме того, если властитель не обзаведется потомством, его наследником станет его молодой кузен – а он не жалует хранителей. Без Девы Замка вы определенно рано или поздно утратите влияние на Брете. Доставив же невесту властителю, вы заслужите его благодарность и сотрудничество.

Было ли всего сказанного Флейм достаточно, чтобы объяснить интерес хранителей к Деве Замка? Мне это казалось сомнительным. Да и под небрежной любезностью Датрика скрывалось напряжение, ясно говорившее, что дело не так просто.

Датрик по-прежнему обращался только к Флейм:

– Все это едва ли имеет значение для тебя. Ты ведь силв, и ты знаешь нас – мы с тобой родственные души. Мы не используем свои таланты во зло, как делают дун-маги. Наше влияние не должно вызывать отвращения. – Датрику удалось вложить в свои слова и оскорбленную гордость, и сожаление.

Флейм осталась неколебимой.

– Для меня имеет значение судьба Девы Замка Лиссал. Она не хочет выходить замуж за властителя Брета. Она тоже видела его, понимаешь ли, и он тоже был без покрывала.

О боги, подумала я, она еще может шутить… Датрик выглядел изумленным.

– Ты скорее согласишься на осквернение дун-магией, чем сообщишь мне, где ее искать?

Флейм с бессознательным достоинством посмотрела ему в глаза.

– Нет. На такое я никогда не пойду. – Я попыталась вмешаться, не дать прозвучать словам, которые, я знала, она собиралась произнести и которые означали бы для нее приговор, но Флейм продолжала смотреть на Датрика и не заметила моего предостерегающего взгляда. – Уж лучше умереть.

Датрик выпрямился, величественный и холодный.

– Ну, так умри.

Его бесчувственность заставила меня резко втянуть воздух, хоть чего-то подобного я и ожидала. Если бы Датрик думал, что ему вскоре придется бороться с еще одним дун-магом, он мог бы и согласиться исцелить Флейм прежде, чем произойдет ее превращение, но раз она собиралась убить себя, он ничего не терял, отказав ей. Флейм не заметила ловушки; она не обладала моим опытом и не догадывалась, на какие низости способны люди.

Однако Датрик счел нужным еще раз повернуть нож в ране.

– Не думай, что смерть наложившего на тебя заклятие мага освободит тебя, разве что он умрет совсем скоро. Покорившись дун-магии, ты останешься такой навсегда. И по своей собственной воле.

Сначала я подумала, что он лжет, но потом решила, что, наверное, нет. Действительно, превращенные в дун-магов силвы не захотели бы вернуться в прежнее состояние, потому что уже сами стали дун-магами, а дун-маги силвов ненавидят. Поэтому если главный дун-маг умрет, они используют собственную силу, чтобы остаться злыми колдунами. Самовоспроизводящееся проклятие… Воистину, заклятие превращения – порождение дьявола.