Стражники не стали раздумывать: они схватились за рукояти ворота, и мы поехали вниз. Когда мне удалось отдышаться, я сказал Тризис:

– Здорово ты придумала. Для целительницы ты очень здорово находишь кривые дорожки.

– А ты замечательно находчив для существа, которое всего два или три месяца назад было птицей.

Я пожал плечами:

– Птицыдастелцы умели больше, чем предполагало большинство людей.

Тризис обдумала мои слова и кивнула.

– Знаешь, – медленно проговорила она, – думаю, что жителям других архипелагов отныне стоит быть осторожными, когда дело касается дастелцев.

Я обнаружил, что помимо воли широко улыбаюсь. Мысль была для меня новой и доставила мне удовольствие.

– Мне кажется, ты права.

– У меня прямо душа в пятки ушла! – сказал Дек. – Здорово ты съехал по веревке! Я на твоем месте просто окаменел бы. – Потом Дек с огорчением добавил: – А вот в схватке я забыл о Магоубийце… Можешь ты себе такое представить? Я просто накинулся на того парня с кулаками.

Я засмеялся, но тут же опомнился.

– Как дела у Флейм? – спросил я Тризис.

– Настолько хорошо, насколько можно ожидать. Она все еще под действием снадобья. Не думаю, что она проснется раньше чем через несколько часов.

Я оглядел Адский Ушат, но мало что сумел увидеть. По черной поверхности тянулись редкие желтые дорожки света от укрепленных на мачтах кораблей фонарей. Ветер продолжал выть, но вода оставалась неподвижной и густой, словно масло.

Наконец мы благополучно достигли ряда Подонков – однако наши трудности на этом не закончились. Нам нужно было найти способ добраться до «Буревестника», все еще стоявшего на якоре посередине гавани. Не говоря уже о том, что ночью на безлюдном берегу не было никого, кто мог бы нам помочь, казалось совершенно невозможным преодолеть на лодке путаницу водорослей, забивших бухту. Как сказал матрос, дежуривший у вытащенного на берег ялика, скорее удалось бы подоить корабельную крысу, чем пробиться сквозь эту пропахшую рыбой массу, густую, как похлебка у хорошей поварихи. Чтобы добраться до одного из кораблей, нужно было плыть на плоскодонке от устья Скоу.

Я поблагодарил матроса и отошел.

– Нам никогда не добраться до устья, прежде чем нас настигнет погоня, – сказал я своим спутникам. – Ведь пришлось бы нести Флейм, а пройти нужно не одну милю.

– Так что же делать? – спросил Дек.

Они оба с Тризис смотрели на меня, ожидая, что именно я найду выход. Это было почти столь же пугающим, как мысль о преследующих нас стражниках.

– Давайте посмотрим на воду, – сказал я и вместе с Деком двинулся к ведущей вниз лесенке. Тризис осталась с Флейм. Под причалом оказалось слишком темно, чтобы можно было чтонибудь разглядеть.

– Погодика чуток, я позаимствую фонарь, что висит над дверью у торговца свечами, – сказал Дек. Через минуту он вернулся, размахивая фонарем с таким видом, как будто имел полное право на него. Подняв фонарь повыше, он осветил воду… хотя, говоря по правде, водыто как раз и не было видно: перед нами влажно блестела бурозеленая поверхность, образованная сплетающимися водорослями. Я разулся и сунул в нее ногу. Водоросли оказались скользкими и почти не раздались под моей ногой.

Дек с сомнением смотрел на меня.

– Осторожно, сирРуарт. Если ты туда нырнешь, на поверхность нипочем не выберешься.

– Я подумал, не сможем ли мы идти поверх водорослей. На лице Дека отразился еще больший испуг.

– Никто такого не делает. Один из слуг во дворце говорил мне, что никто не суется в гавань, пока ветер и прилив несут сюда водоросли. Потом они гниют и воняют, и наконец речная вода вымывает эту гадость из Ушата, только этого не случится, пока ветер не переменится.

– Если мы останемся здесь, нас схватят. И случится это очень, очень скоро.

Дек все еще с опасением попробовал опереться на водоросли рукой.

– Там, где я родился, в бухте Китаму, полно грязи. Мы иногда переправлялись через нее на волокуше.

– Что это такое?

– Плоская доска. Ты на нее садишься, опускаешь одну ногу в грязь и вроде как отталкиваешься от нее. Перемажешься, конечно, по самое не могу, но двигаться можно. Мы так собирали моллюсков, когда в отлив вода отступала.

– Правильно! Нам нужно чтонибудь плоское, чтобы уложить Флейм… и еще веревка. Поищика чтонибудь подходящее, парень.

Дек убежал, а я вернулся туда, где рядом с Флейм стояла на коленях Тризис. Она закутала свою пациентку в тот мундир, который я отобрал у стражника.

– С ней все хорошо, – сказала Тризис, предупреждая мой вопрос.

Тут вернулся Дек.

– Как ты думаешь, не разбудить ли нам торговца свечами? Рядом с его лавкой полно ящиков с большими крышками, только они заколочены. Один из ящиков нам подошел бы… У тебя есть деньги, сирРуарт?

Я кивнул:

– Сколько угодно. Повесь на место его фонарь, и мы разбудим хозяина.

Дек со своим неизменным добрым расположением духа сделал это, влезши на один из ящиков, а я начал стучать в дверь. Открывший ее человек был раздражен, как спугнутая с гнезда сорока, пока не увидел пригоршню монет. Я сказал ему, что мне нужно, и позволил ему заломить несусветную цену; в результате он не только вытащил гвозди, крепящие крышку ящика, но и снабдил нас несколькими досками и мотком веревки. Мы поспешили к краю причала.

Положив крышку ящика на водоросли, я осторожно влез на нее. Вода стала просачиваться в щели, но и только. Дек и Тризис передали мне бесчувственную Флейм, и я опустил ее на грубые доски. Даже под ее весом, добавившимся к моему, крышка почти не прогнула путаницу бурых стеблей. Я попробовал ступить с крышки ящика на водоросли и тут же увяз – но только по колено. Я чувствовал себя как аист, стоящий на трясине. Мне было совершенно невозможно передвигаться, не говоря уже о том, чтобы тянуть за собой крышку с ее грузом.

Я подумал о птицах – яканах с длинными пальцами, живущих на прудах. Утки с перепончатыми лапами тоже способны переваливаться по грязи… Я выбрался на причал и привязал к подошвам своих башмаков по дощечке и попробовал снова встать на водоросли. На этот раз я не увяз, но стало ясно, что идти будет нелегко.

– Давайка и ты, Дек, – сказал я. – Придется нам вдвоем тащить эту крышку.

Дек кивнул и последовал моему примеру. Тризис растерянно смотрела на нас.

– Я не умею плавать, – виновато сказала она. – Вы сможете тащить нас обеих – и Флейм, и меня?

Как раз в этот момент мы услышали приближающиеся крики. Это были, как я догадался, стражники. Они воспользовались другим трагом, чтобы спуститься…

Я протянул Тризис дощечку:

– Будешь помогать нам отталкиваться. Пора! – Тризис влезла на крышку ящика, а я привязал веревки к ее углам. Дек взялся за одну, я за другую, и мы одновременно сделали сначала один тяжёлый шаг, потом другой, таща за собой нагруженную крышку ящика. Тризис своей дощечкой отталкивалась сзади. Споткнувшись изза непривычной длины своего башмака, я понял, что должен не просто поднимать ноги, а сначала двигать их в сторону и только после этого – вперед. Как утка… Дек стал подражать мне.

– Плаватьто я умею, – сказал он, – только тут и плавать не в чем, верно?

Он был прав.

– А я и сам не знаю, умею плавать или нет, – ответил я. Я сделал еще три шага и зацепился за водоросль, побег которой поднимался над общей массой. Упав на четвереньки, я поежился, глядя, как в образовавшихся углублениях собирается вода. – Будем надеяться, мне не придется выяснить это на опыте, – пробормотал я.

Каждый мучительный шаг сопровождался бульканьем воды, словно выливавшейся из узкогорлого кувшина. Мы плескались, скользили, падали и бултыхались. Тризис решительно сжимала губы, но Дек ругался такими словами, каких мог наслышаться только в казарме в Лекенбреге. К счастью, ветер все еще завывал и хлопал парусами судов, пришвартованных у набережной. До нас долетали обрывки криков и приказаний и скрип досок причала, по которым бегали стражники. Мы видели раскачивающиеся в их руках фонари. Во тьме ночи, надеялся я, мы должны были оказаться невидимыми на фоне черной поверхности забитой водорослями гавани.