Она стояла, глядя на меня безумными глазами, едва не плача, а я, да поможет мне бог, не мог выдавить ни слова. Я чувствовал себя так, словно меня огрели по голове моим собственным веслом. Я не хотел жениться на Цисси. Я не любил ее – ни теперь, ни раньше. Она была никем – дочкой рыбака, а моя семья занимала самое высокое положение на Тенкоре. Мой отец был главой Гильдии; Гильдия заправляла всей торговлей и всеми маршрутами доставки товаров в Ступицу. Мы были богаче всех на Тенкоре и, как я тогда наивно полагал, принадлежали к первым богачам островов Хранителей. Мне было совершенно невозможно жениться на комто вроде Цисси Лепанто. Даже и захотеть такого было для меня совершенно невозможно. Мужчины моего круга делили ложе с подобными женщинами, но не женились на них. И ей должно было это быть известно.
На меня обрушился целый водопад мыслей: мой отец убьет меня… отец Цисси убьет меня… ее четыре брата убьют меня. Отцу придется от них откупиться. Нет, определенно он меня убьет. Цисси нужно будет на время отослать куданибудь подальше. Нужно будет уговорить ее отдать ребенка, чтобы никто ничего не узнал. Все это, конечно, можно организовать, но мой отец придет в ярость. Ему придется раскошелиться, а расставаться с деньгами он ох как не любит. Он и такто давал мне гроши, а теперь и вовсе ничего не даст. Мне придется жить на мои заработки пловца, еще не прошедшего последних испытаний. Проклятие, это было несправедливо! Я ведь соблюдал такую осторожность…
Цисси продолжала стоять, глядя на меня, и лицо ее теперь совсем не было смазливым. Губы ее задрожали, потом она подобрала юбки, повернулась и бросилась бежать, оставив меня стоять на месте, как придурка. Прохожие смотрели на меня с усмешками. Я чувствовал унижение, и мне трудно было сдерживать гнев. И почему это девицы так всегда переживают?
Поблизости в канаве шныряла стайка птичек: они клевали зернышки, просыпавшиеся, когда здесь сгружали пшеницу, предназначенную для мельниц Тенкора. Я хотел идти дальше, но чувствовал себя приросшим к месту: мне требовалось чудо, которое изменило бы течение времени, перенесло меня назад, в раннее утро, когда в мире еще все было в порядке.
И вот тогдато это и случилось.
Я никогда, никогда не забуду тот звук… Мокрый шлепок, от которого кровь стыла в жилах…
Откудато сверху с воплем упала женщина, рухнув на камни мостовой всего в нескольких шагах от меня. Она была голая, старая, морщинистая – и мертвая. Ее кровь – красная и блестящая – забрызгала мои башмаки. В то же мгновение в канаве словно из ниоткуда возникло несколько человек. Тоже голые, но живые бледнокожие люди – мужчины, женщины, дети. Несколько секунд они стояли, потом все попадали на землю – словно не знали, как стоять. Ктото из маленьких детей начал плакать; это был ужасный нескончаемый звук, полный такого страха, что вы чувствовали: конца ему не будет. Волосы на голове у меня зашевелились. Вой подхватили остальные люди; потом он, словно эхо, стал доноситься с соседних улиц и даже с вершин деревьев.
Я был так поражен, что был не в силах пошевелиться.
Что же случилось?
Я не имел представления. Никаких мыслей у меня не было. Я просто стоял и таращился на мертвую женщину, на струйку крови, стекавшую в канаву, слушал вопли, доносившиеся отовсюду. Я даже забыл все, что сказала мне Цисси. Наконец я неуверенно шагнул к плачущей девчушке; однако малышка только громче завопила и прижалась к стене ближайшего дома; потом ее крики превратились в икоту, сотрясавшую все ее тельце. Один из голых взрослых – мужчина – попытался обнять ее; судя по сходству, это был ее отец, но она испугалась его не меньше, чем меня. Мужчина подполз и приблизил свое лицо к ее лицу; потом он заговорил, но единственные звуки, вырвавшиеся из его рта, были невразумительным кряхтением и кваканьем. Он наклонился еще ближе, словно хотел поцеловать малышку; при этом ее вопли стали такими отчаянными, что он был вынужден отползти в сторону. Он съежился в канаве и попытался спрятать голову под руку, как будто таким образом мог заглушить ужасные звуки.
Я попятился. Меня трясло, и сделать с собой я ничего не мог. Я бросился бежать вверх по улице, к конторе Гильдии. Я хотел узнать ответ, чтото, что имело бы смысл, что сказало бы мне, что означает этот дурной сон наяву.
Немного дальше на мостовой лежал еще один голый мужчина. У него, похоже, была сломана нога. Я замедлил шаги и далеко обошел его; он не попросил меня о помощи, но посмотрел на меня глазами, полными боли и растерянности. Я не остановился. Я не знал, как ему помочь, а единственное, о чем я был в состоянии думать, – это что я должен добраться до Гильдии.
И тут я увидел Цисси.
Увидел ее юбку – яркую красную ткань на камнях, изпод которой торчали ноги… Один из башмаков свалился и скатился в канаву. Верхней части тела девушки не было видно под еще одним мертвым голым телом – на этот раз женским. Я замер. Думаю, у меня в голове не было ни единой связной мысли; я подошел и опустился рядом с ними на колени. Я оттащил тело женщины в сторону – кто бы эта женщина ни была, она была мертва – и обхватил Цисси. Всюду была кровь, и я не мог определить, чья она. Голова Цисси запрокинулась под неестественным углом…
Я смотрел на нее и не мог поверить своим глазам. Я только что разговаривал с ней – всего минуту назад, и она была жива и сердилась на меня.
А теперь шея ее была сломана, и глаза остались навсегда открытыми. Кровь на ее губах уже начала засыхать… Не знаю, сколько времени я так ее держал; мой ум просто отказался функционировать.
Ктото стиснул мое плечо. Какойто человек вышел из мастерской, которые тянулись вдоль улицы; судя по одежде, это, должно быть, был столяр. Я его не знал, но ему, возможно, было известно, кто я такой. Трудно сохранять анонимность, если ты – единственный сын главы Гильдии.
– Это Циссандра Лепанто, – сказал я, как будто это все объясняло.
– Я знаю, – ответил он. – Я знаю эту девчоночку, сирпловец. Я пошлю сказать ее отцу. Занесем ее внутрь.
Вместе мы пронесли Цисси мимо тела другой женщины внутрь мастерской и положили на стол. Я непонимающе показал в сторону улицы.
– Люди падают неизвестно откуда, – прошептал я. – Они просто падают…
– Я видел. Магия, – ответил он, – не иначе как красная магия.
Я попытался понять его слова.
– Дунмагия?
– А что еще? Сирпловец, ты бы лучше отправлялся к отцу. Нужно будет… многое сделать. – Мы посмотрели друг на друга; у каждого из нас появились мысли, делиться которыми не хотелось. Дунмагия на Тенкоре… Это было немыслимо. – Подонки, – пробормотал столяр. – Мерзкие выродки…
Я молча показал на Цисси, лицо которой он прикрыл скатертью.
– Я сделаю все, что нужно, – заверил он меня. Я кивнул и вышел на улицу.
Дунмагия… Я стал вспоминать все, что в последнее время о ней слышал. Я готов был обдумывать что угодно, лишь бы не думать о Цисси…
Несколько месяцев назад произошло чтото вроде битвы между дунмагами, возглавляемыми могущественным колдуном, и агентами Совета хранителей. Главный маг, человек по имени Мортред, сбежал. В последнее время ходили слухи о том, что он – тот самый злой колдун, по чьей вине в 1652 году ушли под воду Дастелы. Конечно, большинство людей считали, что исчезновение островов – следствие какойто геологической катастрофы вроде землетрясения, а вовсе не результат заклинания.
Я вырос в страхе перед колдовством, с которым до того дня никогда не сталкивался. Меня передернуло.
Взбираясь по крутой улице к верхней части города, я старался не думать о Цисси, но не мог себя остановить. За несколько мгновений до смерти она была ужасно несчастна, боялась ожидающего ее будущего. Она попала в беду изза того, что делали мы с ней вместе… а я не предложил ей ничего – ни утешения, ни понимания, ни помощи, – даже не посочувствовал. Я просто совсем о ней не думал, я думал только о себе. Она, должно быть, умерла в отчаянии… а я еще злился на нее за то, что она поколебала основы моего уютного маленького мирка.