— Если в течение этих остающихся минут ничего не произойдет, это будет просто невероятная удача, — сказал он. — Ведь это значит, что вся наша подготовка прошла отлично.

— Высокий подъем духа в войсках породил строжайшую дисциплину. Все логично, ничего странного, — ответил Бойченко.

В основу всей подготовки был положен приказ фронта, очень интересный по замыслу, хотя и сопряженный с большим риском. Перед фронтом армии от реки Западная Двина до деревни Языково противник имел равные армии Березина силы. Это равенство состояло не в количестве дивизий, а в общем соотношении сил, выраженном в таких единицах, как солдаты, пулеметы, орудия, танки. Уступая немного в численности артиллерии, противник зато имел больше пулеметов.

При равномерном распределении сил по всему фронту нечего было и думать о прорыве обороны. Поэтому решено было собрать ударную группировку на главном направлении за счет ослабления остальных участков фронта. Перегруппировка проходила по рассчитанному до минут плану. За три дня до наступления она была закончена. На правом крыле армии остались совсем незначительные силы. Зато на левом собрали в кулак гвардейские дивизии, танки, почти всю артиллерию. Для развития удара в сторону флангов создали армейский резерв из обычных стрелковых дивизий.

Мало было создать перевес сил в полосе удара, — следовало создать условия, чтобы даже те части, которые оставались перед численно превосходящим противником, наступали. Оказалось, что подобрать командира дивизии на второстепенное направление не менее трудно, чем для главного удара. Для этого нужен был человек не только смелый, но и способный идти на решительный шаг самостоятельно, без оглядки на соседей, начальство и, главное, без надежды на скорую помощь... Командиры гвардейских дивизий исключались, — они решали главную задачу, а среди остальных наконец остановились на кандидатуре полковника Томина, назначенного на дивизию вместо Безуглова.

Полдня — день боя, и станет ясным, правильно ли распределены силы и роли.

Вошел в блиндаж Семенов. Он был озабочен.

— Товарищ командующий, не предпринять ли нам в отношении нашего правого крыла некоторых мер предосторожности?

— Что вы имеете в виду?

— Передвинуть специальные подразделения, заградотряды поближе к переднему краю. Вдруг противник все же надумает контратаковать...

— Тогда нам придется сказать: плохие мы начальники, потому что не знаем ни своих людей, ни противника, хотя и воюем уже три года! — Березину не чуждо было опасение за свой правый, столь ослабленный участок, но он нашел в себе силы не подавать виду, что его это беспокоит. — Сорок пять наших бойцов стоят сейчас против ста пятидесяти гитлеровцев, один наш пулеметчик — против шести. Но как только люди услышат, что мы наступаем, громим противника, пусть попробуют гитлеровцы на них наступать! Сотня бойцов заменит батальон, полк.

— Может, конечно и так, — согласился Семенов, — но все-таки тревожит. Мы еще не привыкли к таким операциям.

— Будем привыкать вместе. Сегодня четвертый год войны — двадцать третье июня, и мы не имеем права быть такими, какими были вчера.

— Давайте проверим часы, — переменил тему разговора Бойченко.

— На моих без пяти минут шесть! — сказал Березин.

Поставив часы по одному времени, все вышли из блиндажа, чтобы увидеть сигнал для начала артиллерийской подготовки.

Медленно ползли стрелки часов. Вздох облегчения вырвался у всех, когда в небе над передним краем образовались черные клубки пятнадцати разрывов зенитных снарядов. Докатился гул выстрелов, и тотчас же тяжело вздрогнула земля, потрясенная мощным залпом сотен орудий и минометов.

Высоко в небе проплыли первые десятки бомбардировщиков, над самой землей с воем пронеслись штурмовики, и новый гром поднял к небу черные мощные клубы дыма, встряхнул землю могучими ударами.

Темный вал дыма поднялся грозовой тучей в ясное голубое небо и поплыл в глубину неприятельской обороны.

— Смотрите, — воскликнул Семенов, — там тоже! — Протянув руку, он указал на юг, где также занималась грозовая туча.

— Земля горит под фашистом! — возбужденно говорил Бойченко. — Не только здесь, но и в тылу! Партизаны не будут сидеть сложа руки!..

— Если бы они сковали резервную дивизию! — ответил Семенов.

— Девяносто пятую? — спросил Березин. — Будет хуже, если Гольвитцер снимет свою авиаполевую... Боюсь, что Томину нечем будет ее сковать!

Грохот настолько усилился, что разговаривать стало невозможно; Березин засмеялся, показал рукой на горло и направил бинокль в сторону переднего края.

Адъютант тронул Березина за рукав:

— Что такое?

— К телефону... Немцы бегут!

Спрыгнув в ход сообщения, Березин поспешно вошел в блиндаж. С передового наблюдательного пункта доносили, что противник, не выдержав артиллерийского обстрела, отходит в глубину своей обороны. Березин не успел подумать над этим сообщением, как его подозвали к другому телефону. Квашин встревоженно докладывал, что его люди без приказа поднялись в атаку, не ожидая конца артиллерийской подготовки...

В блиндаж чуть ли не вбежал генерал с артиллерийскими эмблемами на погонах — командующий артиллерией.

— Что они делают, что делают? — кричал он, обращаясь к Березину. — Они же попадут под свой огонь! Это же срыв всей подготовки!..

— Минутку, — властно остановил его Березин, — сейчас уточним. Квашин, — вызвал он командира дивизии, — в чем дело, почему так получилось? Стихийный порыв, говоришь? А это точно? Погоди, не спеши...

Он отложил трубку и кликнул Бойченко.

— Что-нибудь случилось? — спросил тот, появляясь в блиндаже.

— Квашин говорит, что пехота увидела, как побежали гитлеровцы, и сама, без приказа, поднялась в атаку. Он не может остановить ее, так как это какой-то стихийный порыв. Спрашивает, что ему делать?

— Его атака сорвет весь план работы, — горячился командующий артиллерией. — Впереди еще десять минут разрушения, налет. Может быть, побежали только неустойчивые. Что тогда? Огня прекращать нельзя!

Березин с силой потер лоб, Бойченко хмурился. Оба думали: все «за» и «против», так часто возникающие во время боя, молниеносно проносились в их сознании. Надо было принимать какое-то одно ответственное решение.

— Пехота зря в атаку не поднимется, — сказал Бойченко. — Это действительно бегство врага. Пока мы будем еще полчаса молотить по пустому месту, гитлеровцы остановятся на западном берегу Лучесы, сожгут мосты.

— Значит, атакуем?

— Да, так. Обстановка меняется быстрее, чем предусмотрено. Атакуем!

— Вот вам и «Ч», — заметил Березин командующему артиллерией. — Пехота сама продиктовала его вам. Переносите огонь!

— Ладно, будем надеяться на лучшее, — сказал командующий артиллерией. — По первой траншее у нас работают в основном минометы; как только пехота подойдет вплотную, огонь перенесем на следующий рубеж. Будем вести пехоту за собой!

— Вернее, она поведет вас впереди себя, — иронически поправил его Бойченко. — Приемы боя меняются на глазах.

— Но это, знаете ли, против всяких правил...

— Почему вы стремитесь их придерживаться, когда надо думать о главном?.. Артиллерия обязана проложить дорогу. Пехота считает, что с нее довольно, чего же еще?.. Да, а как у нас с гвардейскими минометами?

— Надо дать им сигнал, немедленно! — сказал Березин и взялся за телефон. На одной линии с Квашиным он услышал голос Безуглова:

— Значит, атакуем все?

— Да, — коротко ответил Березин. — Общая атака!

С обвальным грохотом ударили гвардейские минометы. Рокотали земля и небо, сливаясь воедино во вздымающейся, лохматой черной гриве, поднявшейся над фашистской обороной.

Эскадрильи самолетов волнами шли на запад.

Березин вызвал начальника штаба Семенова, сказал:

— Предупредите воздушную армию. Мы пошли, пусть держат с нами связь покрепче!

Даже без бинокля было видно, как танки, догнав пехоту, совместно с ней дружно ворвались на передний край противника. Броня машин была облеплена бойцами, которые на ходу из обычной пехоты превратились в танковый десант.