Пылила пехота. Молча шагали Крутов и Черняков, каждый погруженный в свои думы. Еще утром здесь не было ни тропы, ни дороги, а расстилалось зеленое поле с сочной травой и редкими глазками цветов. А сейчас земля под ногами взбита гусеницами танков и самоходных орудий, укатана сотнями машин и пушек, утоптана, как дорога, тысячами пар ног. Вправо высились серые стволы орудий гитлеровской полевой артиллерии, искалеченные огненным шквалом. За Лучесой гремела и ухала артиллерия, слышалось громыхание бомбежки, до самых белых пухлых облаков взмахнулись в небо столбы дыма.

Дорога повернула к переправе. В кустах стояли прикрытые ветками машины с понтонами. Лучеса медленно несла свои воды среди густых зарослей, таких тенистых, манящих прохладой и тишиной. В болотистой рыжеватой воде барахтались бойцы, наводившие неподалеку от моста запасную переправу из понтонов. Почтенного вида старший офицер с погонами в черной окантовке, означавшей принадлежность к инженерным войскам, следил за порядком прохождения частей по мосту. Он приветливо поздоровался с Черняковым и, разгладив черные усы, спросил, как старого и доброго знакомого:

— Торопитесь? О, что за день сегодня! Все бегут как на пожар...

— Тороплюсь, — ответил Черняков, облокачиваясь на перила и с удовольствием вдыхая прохладный воздух. — Уф-ф, хорошо!

— Какое хорошо! — шутя запротестовал инженер. — Нас Кожановский без работы оставил. Мы спешили с понтонами ему переправу наводить, а он, на тебе, целехонький мост отхватил!

— Не горюйте, — засмеялся Черняков, — на нашем пути еще переправ столько, хоть отбавляй!

Кожевников издали заметил полковника.

— Немедленно вступаем в бой, — сказал ему Черняков и посмотрел, какое впечатление это на него произведет.

— Чем быстрей, тем лучше! — воскликнул Кожевников. — Мне уже всю душу вымотали: когда да когда? Другого разговора нет. Такой наступательный порыв, что просто жаль, если он перегорит напрасно.

— Командующий приказал нашей дивизии ударом на север перекрыть дороги из Витебска. Это же, черт возьми, полное окружение врага, а потом... Потом стоять и не выпускать его из кольца!

Черняков еще в пути прикинул расстановку сил. Впереди пойдет Еремеев... Как только ему удастся взять Живали, небольшую деревню на узких полосках сухой земли среди обширного болота, сразу же из-за фланга развернется другой батальон. Усанин пусть берет следующую деревню — Гряда. Оттуда по сухой гривке земли он сможет пробраться на другую сторону глубокого болота... Еремееву придется атаковать Добрино прямо через болото, хотя на карте и заштриховано оно, как непроходимое, сплошными синими линиями и посредине стоит цифра «0,6» с голубой, стоймя поставленной стрелкой. Это значит, в нормальных летних условиях глубина воды на болоте шестьдесят сантиметров плюс топкое дно.

С мягким шуршанием подкатила машина Дыбачевского. Генерал приоткрыл дверцу:

— Задачу помнишь?

— Как я могу ее забыть? — недоуменно пожал плечами и, даже чуть обидевшись, ответил Черняков.

— Ну, это к слову пришлось, — добродушно, с усмешкой, проговорил генерал. — Справа, к озеру Городно, пойдет полк Коротухина. Так вот, держи с ним связь покрепче. Как Замосточье пройдешь, — корми людей и тем временем организуй разведку... Ну, что я ученого учу, ты и сам все знаешь! Начало согласуешь со мной, чтобы у вас с Коротухиным дробь не получилась!

— Слушаюсь, — сказал Черняков. — Где вы будете?

— Пока не знаю, обстановка покажет, — ответил Дыбачевский. Когда машина уже тронулась с места, он высунулся и, обернувшись назад, крикнул: — Сообщу потом!

На станции Замосточье парил разбитый горячий паровоз, и несколько вагонов, сбившись в тесную кучу, топорщились своими покореженными ребрами, раздавленными в щепу стенками.

— Работа штурмовиков, — кивнул головой Кожевников, указывая на глубокие воронки от бомб рядом с эшелоном. — Чисто работают.

— А вагончики-то наши, русские, теплушечки, — сказал Черняков. — Кто бы думал, что придется самим свое бить? Ну, ничего, еще лучше отстроим, вот только жаль... Э, да что говорить: лес рубят — щепки летят.

Он остановился, внимательно, осмотрел местность за железной дорогой.

— Крутов! — крикнул он. — Передай комбатам, пусть заворачивают батальоны вон в тот кустарник и немедленно дают сигнал к обеду... Беги быстрей, налаживай дело!

Крутов кинулся выполнять приказание и еще слышал на бегу, как Черняков кому-то кричал:

— Где Малышко? Позовите его немедленно ко мне!..

Березин с трудом успевал следить за обстановкой, менявшейся с непостижимой быстротой: радиограммы шли, обгоняя одна другую. Надо было не только знать обстановку, но и руководить действиями войск. Прижав к уху телефонную трубку, он с удовлетворением отчеркнул на карте несколько красных полукружий. Темп наступления не только не угасал, но, наоборот, стал нарастать.

— Бывают же и на войне прекрасные минуты! — невольно вырвалось у него. — Это я не вам, — сказал он Безуглову, от которого принимал донесения. — Но, если желаете, могу повторить и для вас. Приятно отмечать обстановку на карте, когда войска наступают как положено. Ни с чем не сравнимые мгновенья... Что? Не верите?.. Ах, есть лучше! Что ж, позвольте узнать? Да, вы правы! Конечно, самому наблюдать еще приятнее, но это удовольствие не для всех. Если мне идти за вами, не выпуская вас из, поля зрения, то придется только менять командные пункты, а управлять войсками будет некогда. Одну минутку...

Березин отложил одну трубку и взялся за другую. Звонили из Фронта.

— С вами будет говорить командующий, — передал телефонист, и Березин вслед за тем услышал голос Черняховского:

— Добрый день, товарищ Березин! Я только что доложил в Ставку о ваших действиях, о том, что вы начали выполнять задачу второго дня. Там очень довольны успехами вашей армии, одержанными в первый день наступления.

— Значит, правильно воюем? — переспросил Березин.

— Да! Вы сумели организовать действия своих войск. Это облегчает выполнение всего плана операции. Не снижайте взятых вами темпов!

— Мы приложим все силы для выполнения своей задачи, — заверил Березин Черняховского.

— Хорошо, верю! Мехгруппа, которую намеревались ввести в прорыв левее вас, возможно, завтра будет введена на вашем участке. Наведите на ваших дорогах порядок. Имейте в виду, что на долю вашей армии выпадает ликвидация всей витебской группировки. Фронту в эти дни некогда будет возиться с нею. Будете говорить с войсками, передайте им благодарность Верховного Главнокомандующего! Желаю дальнейших успехов!

Березин взялся за другой телефон.

— Безуглов? Передайте всему личному составу от командира дивизии до рядового, что Верховный Главнокомандующий благодарит нас за достигнутые успехи. Теперь от нас зависит деятельность всего фронта. Ни в коем случае нельзя снижать темпов нашего наступления, чтобы не выпустить противника. Никакой передышки врагу! Надо наступать и ночью! Выдержите? Введете резерв?.. Согласен... Тех, кто наступал днем, хорошо накормите, объясните необходимость беспрерывного наступления. Бойцы и офицеры поймут. Желаю успеха!

Березин отложил трубку. С его лица еще не сошло оживление, вызванное разговором с командующим фронтом, когда новые заботы вытеснили чувство радости за успешно начатое дело. Непрерывно поступали новые сведения о продвижении частей, а вместе с ними и не совсем приятные сообщения о противнике.

Словно ощущая какую-то перемену в обстановке, поспешно вошел Бойченко. Березин сообщил ему о разговоре с командующим.

— Надо нам за ночь выполнить задачу второго дня. Каждая минута нашего промедления играет на руку врагу. Мы не должны ослаблять натиска!

— Придется обратиться со специальным воззванием к войскам от имени Военного совета и все это объяснить, — предложил Бойченко.

— Да, это очень своевременно, — согласился Березин. — Не так уж часто нам приходится это делать.