Посланник России в Париже Волков — Головкину

Известно ли будет вашему высокографскому превосходительству, что... имел я конференцию с министром иностранных дел господином де Торсием, в которой... пространно объявлял я, что его царское величество ни малого сумнения не имеет, чтоб от его королевского величества какое побуждение произошло туркам к начатой войне, но что только его царское величество имеет причину на министров его королевского величества, а особливо в Царьграде сущих, жалобу приносить о яственных их вспомогательствах королю шведцкому и посланных его в интересах его, и дабы его величество повелел к оным указы послать, чтоб они от того спомогательства предстали...

Азовский губернатор И. А. Толстой — Петру

...По указу вашего величества и по приказу адмирала кавалера графа Фёдора Матвеевича Апраксина посылал я в Кабарду ко владелцам черкеским с писмом, призывая их в подданство вашему величеству. И оные владельцы... пишут, что они со всем тамошним народом в подданство под вашею высокодержавною рукою усердно быть желают вечно...

Шереметев — Петру

С определённым деташаментом прибыл к р. Пруту ниже Ясс 2 мили к урочищу Цуцур. И сего месяца 6 числа с господарем волошским виделся и пространную имел конференцию, и из слов его всякие верности,к высоким вашего величества интересам выразумел. Войско своё обещал... собрать 10000; токмо желает им по обещанию денег на войско. О неприятельских подвигах объявил, что около 40000 войска турецкого при Дунае обретаетца, и уповает знатной части быть уже на сей стороне Дунаю для сохранения мосту; и чрез 10 дней оные в силе могут быти в 50 тысяч, також татарской орды Буджацкой немало соберётся. И того ради предлагал, дабы с войски, при мне обретающимися, без знатного числа пехоты к Дунаю не ходить. И во оном я с генералы имел совет...

Обретающийся при здешнем деташаменте вышний генералитет заключили и за благо рассудили. Понеже определённой деташамент в нынешнем марше в силе 14843 состоит, а по всем ведомостям турков с визирем по обе стороны Дуная 60000, к тому же татар с 20000 имеет быти, того ради такова азарту без позитива ордера его царского величества... поступать не можем... Також и весьма, как видимо из поступок, на воложский народ обнадёжиться невозможно, ибо скоро могут чрез факции и деньги показать между собою сциссию или разделение, о чём отчасти и показывается...

Г. Ф. Долгоруков — Головкину

Государь мой Таврило Иванович... доношу, что когда я получил указ его царского величества о магазинах... то тогож маменту к господину генерал-лейтенанту князю Голицыну советом до указу чрез писмо предлагал, дабы оной... те магазины в пристойных местах учреждать приказал, на что оной ко мне разными темами ответствовал, дабы тем магазинам быть для безопасности от неприятеля где на Волыне... И я, мой государь, отставя другие дела, сам в Злочев ездил... где об учреждении магазинов ближе к Днестру оному (Голицыну) говорил... На что он мне не токмо разговором, но и злобою объявил, что будто для опасности от неприятеля и пустоты того краю... быти магазинам невозможно.

— Нетто повиниться? — И Пётр, вопрошая то ли себя, то ли Екатерину, оборотился к ней.

Сидели друг против друга в карете, увозившей из столь пленившего их Яворова к Брацлаву, в сторону валашской границы.

Тесна была царю карета государыни, он долго вертелся, примащиваясь, неловким движением надорвал обивку, осердился и теперь жалел, что из своей по мерке сработанной кареты переместился в Катеринину.

Желал повиниться, открыть душу, ибо в ней, в душе, угнездилась неловкость. Любопытно было, каково примет на этот раз. Прежде она почти радостно принимала и отпускала грехи такого рода.

Екатерина молчала. Ждала с улыбкой простушки. В конце концов может ли царь быть грешен? Ведь он повелитель. Всея Руси. И всея Екатерины.

Исповедался. Рассказал всё, как было. Как с Августом амурничал, какие польские дамы выделывали фигуры и под ним и на нём.

Екатерина всплеснула руками:

   — Ах, царь-батюшка, господин мой великий, рада-радёшенька, что натешился.

Она обняла его и стала жарко целовать.

   — Рази посмею я поперёк желаний моего государя и повелителя стать? Мне-то не убудет. Одно скажу вашему величеству, таковые фигуры и я делать способна и даже много более того. И ежели вы повелите, то я себя окажу.

Наступил его черёд умиляться. Он обнял свою царицу и по-отечески поцеловал её в лоб:

   — Голубушка моя, непременно повелю. Знаю, что превзойдёшь.

«Всё-таки, — подумал он, — это благость Божия — найти свою, по мерке твоей скроенную женщину, и жену, и любовницу, и сотоварища, которая с тобою и в поход, и в плаванье, и верхом, и пешком».

Макаров, чувствовавший движения души своего государя, однажды словно бы невзначай рассказал ему замшелую притчу, будто бы вседержитель греческих богов Крон, сотворяя человеков из глины и праха, лепил их о двух головах, четырёх руках и четырёх ногах. И, будто бы разгневавшись на глиняных человеков, разметал их с горы Олимп. С той поры-де разъединённые половинки и ищут друг друга по белу свету. И счастливы лишь те, кто находит свою...

Кажется, он, Пётр, нашёл наконец свою половинку, всё умевшую, всё понимавшую, всё чувствующую, лечившую, укрощавшую тяжкие припадки, которые скручивали его огромное, сильное тело. Нужна была великая сила для их одоления, и эта сила была в руках Екатерины, в её объятиях — могучих и целительных.

Тем временем война всё чувствительней проступала из дали, из по-прежнему немеренных пространств, отделявших его от неприятеля.

То и дело на взмыленных конях приносились курьеры — и с юга и с севера. Вести были нерадостные: под началом визиря собрано турок и татар более чем втрое против российских. Единоверные господари ограничивались всё больше посулами. С каждой сотней вёрст, приближавшей его к их пределам, посулы эти словно бы ссыхались. Его, Петра, генералы были всё так же медлительны и нерасторопны. И свои, русаки, и иноземцы, служившие более из корысти, чем из интересу.

Сенат тоже не оправдал возлагавшихся на него упований. Среди господ сенаторов начались трения, мало-помалу переходившие в распри. Деньги, которые суть артерия войны, притекали худо.

В душе Пётр казнился: сам был беспечен, не подавал примера, препровождал досуги в увеселениях, в обжорстве и пьянстве. Потому и генералы скурвились, оставшись без глазу.

Теперь он погонял, приказал ехать как можно шибче, обоз за ним еле поспевал. Хотел поскорей сомкнуться с гвардейскими полками, устроить смотр, поднять дух.

   — Куда это мы несёмся, Петенька? — неожиданно спросила Катерина, прервав его невесёлые мысли.

Он снова умилился. Эк у неё славно сорвалось — Петенька. Николи прежде себе не позволяла, даже! в минуты сокровенные.

И он откликнулся в тон:

   — В Вращав, Катинька, к полкам гвардейским.

И, умилённый, наклонился, взял её за подбородок и смачно поцеловал в пухлые податливые губы. Вкус у губ был яблочный и телесный, губы пахли желаньем и свежестью. И ещё чем-то, чему и названия не было.

Обедали во Львове.

Город собою вальяжный, выставивший напоказ пышную латынщину. Однако и православные святыни. Царь, Екатерина и министры пошли им поклониться.

Начали с зело благолепной Успенской церкви на улице Руськой. Была она и тем примечательна, что именовалась ещё и Волошской: отстроил её после многих пожаров и разрушений молдавский господарь Александр Лэпушняну с благоверной супругою своею Руксандой. Вкладывали немалые деньги в её возобновление и другие господари — Иеремия, Симион и сын его славный церковный иерарх и просветитель Пётр Могила. Равно и царь Феодор Иоаннович, вклад которого был отмечен российским гербом и надписью: «Пресветлый царь и великий князь МоскоРоссии бысть благодетель сего храма».