В «Честерс» я ввалилась в отвратительном настроении, оставив Кристиана сидеть в клубе Синатры с очередным виски в руке. Он отклонил мое приглашение присоединиться к нашему собранию. Сказал, что у него есть проблемы более срочные, чем судьба мира. Но он уверен, мы разберемся и без него, учитывая, насколько властным и повернутым на контроле был Риодан относительно всего, чем владел. И поскольку ублюдок верил, что владеет миром и тем, что в этом мире находится, и может играть с имеющимися «предметами», как с личным набором шахмат, то наверняка найдет способ исправить все к собственному удовольствию. Кристиан добавил, что теперь по крайней мере мы с ним в одной лодке, у нас пропали тела родственников и, возможно, мне стоит спросить Риодана о своей потере.
Я не знала, кто из нас больше злится, я или он. Но он определенно больше болтал по данному поводу.
Я проталкивалась сквозь толпу, впервые радуясь, что «Честерс» вне пределов морали и законности. И хотя в множестве глаз из толпы я заметила шок и немалую порцию страха, никто не пытался со мной пересечься.
О чем я почти сожалела.
Гроб моей сестры пуст.
Я знала наверняка, что похоронила ее.
Я знала наверняка, что это была она.
Я знала каждый дюйм своей сестры. Едва заметные растяжки на бедрах, которые она ненавидела, особенно когда надевала купальник, – после того как резко потеряла одиннадцать килограммов из-за мононуклеоза, а затем снова их набрала. Родимое пятно, такое же, как у меня. Забавная форма указательного пальца на ноге, который был длиннее большого. Ноготь на правой руке, который рос неправильно – ей прихлопнули палец дверью машины, после чего ноготь почернел и отвалился.
Я похоронила Алину.
Если нет, то во всей моей жизни больше нет ничего определенного.
Я влепила ладонь в стену у кабинета Риодана и ворвалась внутрь.
– Мисс Лейн, – сказал Бэрронс.
– Мне нужно с тобой поговорить, – рыкнула я. – Наедине. Сейчас.
Риодан сказал:
– Мы проводим собрание…
– Мне. На. Срать. – Я обратилась к Бэрронсу. – Сейчас. – И заставила себя добавить: – Пожалуйста.
Он вскочил на ноги раньше, чем это «пожалуйста» прозвучало. Я развернулась и вылетела обратно, вниз по лестнице, через клуб, все время ощущая его присутствие за мной. Остановилась только в коридоре, ведущем к крылу обслуживающего персонала, и резко обернулась к нему лицом.
– Ты знаешь, где здесь есть частная кладовка? – осведомилась я с ноткой истерии в голосе.
– Не уверен, что знаю разницу между частной и публичной кладовкой, мисс Лейн, – сухо ответил он.
– Место, где нет этих гребаных камер!
Он застыл неподвижно, прошелся по моему телу своим темным непроницаемым взглядом, и линия его рта изменилась.
– О, мисс Лейн, неужели вы вытащили меня оттуда, чтобы потрахаться?
– Можешь спорить на что угодно, что да.
– Черт возьми. Не знаю, что с тобой случилось…
– Я не хочу об этом говорить! Ты собираешься мне помочь или нет? – Я уже почти визжала.
– …но чертова женщина. Ты мне такой нравишься.
Он толкнул меня спиной к стене, открыл ладонью дверь, которую я даже не заметила, затолкал меня внутрь, развернул и влепил в стену, пинком закрывая дверь за нашими спинами.
Мои джинсы оказались внизу, а Бэрронс – во мне, с хриплым рычанием, и я была готова принять его, потому что я всегда готова принять его, а он вбивался глубоко и сильно, а я стояла прижатой к стене, с руками над головой, толкаясь задом ему навстречу. И это все, что мне требовалось, чтобы найти спасительную надежду, найти связь, остаться в своем уме.
***
Когда мы вернулись в кабинет Риодана, я чувствовала себя значительно лучше. Я снова обрела способность думать. Я уже не была сырым комком боли, замешательства и страха. Я разбила это все о крепкое тело Бэрронса. Я обрушила на него всю дикость, которую испытывала по отношению к себе и к миру. Я кусалась, дралась, трахалась – и очистилась.
Господи, как я его люблю.
Он отлично понимал, что именно я делаю. Ни слов. Ни обсуждений. Ни бессмысленных вопросов или предложений, ни банальных фраз по поводу того, что меня беспокоит.
Он оценил.
Я была болью и яростью.
Он предоставил мне свое тело как повязку для раны.
Я подозревала, что настанут времена, когда ему потребуется от меня то же самое, и пообещала себе в той чудесной, замечательной, отличной кладовке, что если когда-нибудь почувствую в нем то, что сама испытывала сегодня, отвечу на его потребность с той же готовностью и полнотой, с которой он ответил на мою.
Он брал и дарил, побуждал и возбуждал… и наконец утишил мою дикость. Секс чертовски хорошо исцеляет.
– Лучше? – сухо спросил Риодан, когда мы вернулись обратно.
Мои волосы растрепались. Ворот рубашки Бэрронса перекосился. А Риодан никогда не упускает деталей.
– Намного, спасибо. А тебе? – поинтересовалась я так же сухо.
– Не так хорошо, как вам, – пробормотал он, и взгляд серебряных глаз был холодным.
– Где Дэ… Джейда и Танцор? – спросила я, оглядываясь. Я чуяла запах, они совсем недавно были здесь. Мы, наверное, только что разминулись.
– Не вижу причин тратить их время только потому, что вы тратите мое.
Я изогнула бровь.
– И это значит?..
– Что он отправил их заниматься чем-то другим, потому что хочет поговорить с тобой без их присутствия, – пояснил Бэрронс.
Я напряглась, спустила ногу с подлокотника кресла, на которое упала во вполне расслабленном состоянии. Села прямо и скрестила руки на груди. То, что Риодан хочет поговорить со мной практически наедине, никогда ничего хорошего не сулило. Разговоры совсем без свидетелей пугали меня еще сильнее.
– Нам нужно поговорить о «Синсар Дабх», Мак, – начал Риодан.
Я шумно выдохнула. Если не считать недавнего секса, этот день никак нельзя было назвать хорошим днем в Дублине.
– И что с ней? – спросила я, снова раздражаясь.
– У Танцора есть теория. Он считает, что Король Белого Инея непроизвольно избавлялся от компонентов Песни Разрушения. Он думает, что единственный способ не дать черным дырам полностью поглотить наш мир – это Песнь Творения.
Ага, я тоже так считала. Но ничего не сказала.
– Части этой песни, предположительно, содержатся в «Синсар Дабх».
– Предположительно, – подчеркнула я. – А правда в том, что никто из нас ни черта не знает о Книге. Одни легенды, мифы и предположения.
– И именно поэтому нам нужно, чтобы ты рассказала, что действительно в ней содержится. Если не хочешь, конечно, чтобы мы спросили у Крууса, – ровным тоном сказал Риодан.
Даже Риодан не настолько самоуверен, чтобы попытаться допросить Крууса в его темнице.
– Ты считаешь, что можешь допрашивать сумасшедшую Книгу?
– Я подозреваю, что он далеко не сумасшедший.
– В каком смысле?
– В прошлом Книга захватывала любого, кто к ней прикоснется. С ним подобного не произошло. Он знает Первый Язык и способен на нем читать. Заклятия поднимались по рукам в его тело. Ты раньше видела нечто подобное с теми, кто брал Книгу?
Я покачала головой. Книга всегда захватывала контроль над человеком и полностью замещала разум. Саму Книгу невозможно было уничтожить.
И все же на каменной плите от «Синсар Дабх» остались только золотая пыль и несколько красных мерцающих самоцветов.
– Разумная Книга распалась, когда он закончил. Легенда гласит, что есть две части «Синсар Дабх». Книга слов, заклятия на странице. И вторая грань – та, что эволюционировала в живое, мыслящее, одержимое ненавистью существо с гораздо большими силами, чем заключенные в нем слова. Судя по всему, в ту ночь была уничтожена мыслящая часть «Синсар Дабх», а Круус впитал в себя только знание.
– О Господи, – выдохнула я. – Ты можешь быть прав.
Вот скотина. Он получил всю силу, не заплатив за нее никакой цены? Это сделало бы его… ну, практически Королем Невидимых. Я сузила глаза.
– Но мы не знаем наверняка.