— Ты мне заплатишь за это, — прошипел он.

Раннульф лишь рассмеялся ему в лицо и шагнул за порог трапезной. Во дворе его поджидал Стефан л'Эль с лошадьми. Де Ридфор смотрел им вслед, и во рту у него пересохло. Уверенность Раннульфа пугала его. Во всём этом есть нечто, чего он не знает, и он не посмеет ничего предпринять против Раннульфа, пока не выяснит, в чём дело. Двое рыцарей уже скакали по мощёным плитам, направляясь к воротам в город. Де Ридфор напомнил себе, что он их магистр, магистр Храма, величайшего в мире войска; он не должен склоняться ни перед одним человеком в мире, кроме Папы. И всё же колени у него ослабли. На следующий день он поскакал в Наблус, где был двор Жослена де Куртенэ, и уговорил опекуна короля перевезти Бодинета и его телохранителей из Иерусалима на север, в Акру, — ради здоровья мальчика.

   — Превосходная работа, — сказала Агнес. — Твой отец гордился бы тобой.

Прикрыв глаза ладонью, она смотрела на фронтон часовни, стоявшей среди тёмных кипров Масличной Горы.

   — Статуи просто великолепны.

   — Помню, я приходила сюда ещё ребёнком, — сказала Сибилла. — Когда стояли одни только стены. Я всё боялась, что младенца Иисуса намочит дождь.

Алис, стоявшая рядом с ней, засмеялась.

Выстроенная из розового камня, в новом французском стиле, часовня казалась больше, чем была на самом деле. Начал её строить ещё отец Сибиллы, брат продолжил строительство; теперь Сибилла завершала его, получая от этого занятия огромное удовольствие. Вот он, думала она, настоящий труд королей.

Портик часовни прятался под заострёнными арками; над ними в камне была череда ниш. Позднее в этих нишах встанут статуи. Первая уже была на месте — архангел с мечом и злобный поверженный дьявол у его ног. От изгиба крыльев до кончика меча ангел был безупречным воплощением силы, в то время как дьявол был расплющен, словно лягушка, лицо искажено, язык высунут наружу.

   — Вот красивая статуя, — заметила мать.

   — Ангел напоминает мне де Ридфора, — сказала Сибилла.

Мать засмеялась:

   — О да, верно. То-то он был бы счастлив, если б узнал.

«Но дьявол, — подумала Сибилла, — напоминает мне Раннульфа».

Она опустила глаза. Вдоль портика, в клубах белой пыли рабочие поднимали леса, чтобы поместить на место в нише следующую статую. Это был молящийся пилигрим, который склонил голову над сложенными для молитвы руками.

За спиной Сибиллы разнёсся пронзительный визг:

   — Мама!

Она обернулась, и на сердце у неё посветлело: через двор, заваленный грудами камня и брёвен, ковыляла к ней дочь.

   — Мама, вот!

Спутанные кудри Жоли блестели как золото, грязное личико сияло. В ладонях она несла пригоршню хорошеньких камушков; Сибилла склонилась над ними, восторгаясь каждым по отдельности. Подняв голову, она увидела, что по двору к ней идёт Ги. Он улыбался; лицо его было лицом взрослого ребёнка. Сибилла помахала ему рукой и подняла Жоли на руки.

   — Баба, — сказала Жоли и протянула бабушке замурзанные ладошки со своими сокровищами.

   — Знаешь, — сказала Агнес, — они перевезли бедного Бодинета в Акру.

Ги подошёл к ним, вскинул голову, оглядывая часовню.

   — Недурно, — заметил он. — Статуи весьма милы.

Он говорил так из вежливости: подобные вещи его не интересовали. Взгляд его тотчас обратился в сторону Иерусалима, на гору напротив. Сибилла обещала утром поехать с ним на охоту, чтобы можно было весь сегодняшний день посвятить часовне.

   — Как я уже сказала, Бодинет в Акре, и я собираюсь навестить его. Я думала, может быть, ты захочешь поехать со мной.

   — Я? — переспросила Сибилла, застигнутая врасплох.

Ги повернул к ним голову:

   — Акра? Разве там не хозяйничает Триполи? Она не может ехать туда.

   — Король болен, — сказала Агнес. — Может, даже очень болен.

Сибилла обернулась, взглядом подозвала Алис и передала ей Жоли.

   — Всё равно она не может поехать в Акру, — сказал Ги. — Я ей запрещаю. — Он произнёс эти слова важным голосом, исходившим, казалось, из самого нутра.

Сибилла глянула на мать; их взгляды встретились, и по этому невидимому мостику пробежало невысказанное послание.

   — Пожалуй, нам пора возвращаться, — сказала она вслух. Агнес улыбнулась дочери:

   — Да, пожалуй, пора.

В Акре король жил во дворце, называвшемся Борегар, в северной части города. Агнес направилась туда вместе с графом Триполи, который как раз гостил в городе, и знакомым лекарем, знаменитым евреем, которого называли Филиппом из Акры.

Дворец охранялся строго, словно во время войны; у каждой двери, у каждых ворот их останавливали. Наконец они прошли в сад на задах дворца. Здесь их остановил ещё один стражник, на сей раз тамплиер с медно-рыжей бородой, который не позволил им пройти дальше, но послал сообщить об их прибытии.

Внук прибежал быстро, лицо его сияло.

   — Бабушка!

Он подошёл к рыжебородому рыцарю и взял его за руку.

   — Бабушка, это мой друг Мыш. Он рыцарь-тамплиер, он очень храбрый и замечательный.

Агнес подняла глаза на рыцаря:

   — Рада нашей встрече, сэр Мыш. Что за лестные похвалы!

Рыцарь улыбнулся ей. У него были синие глаза, и держался он с подкупающим изяществом.

   — Благодарю, госпожа моя, — сказал он. — Королю нравится восхвалять меня.

Король, по сути, висел на его руке, и рыцарь стоически терпел такое обращение.

Из сада подошёл ещё один тамплиер, и мальчик мельком глянул на него.

   — А это Святой. Он командир моих телохранителей.

Второй рыцарь не обладал изящными манерами первого. Он уставился себе под ноги и что-то пробормотал. Тут в разговор вступил Триполи, обратившись ко второму тамплиеру:

   — Я посылал за тобой ещё месяц назад. Ты так и не явился.

   — Моя обязанность — охранять короля, — сказал черноволосый рыцарь. — Я сказал, что появлюсь, когда сумею. — В голосе его прозвучало раздражение. У него были угольно-чёрные волосы и борода, а одежда выглядела так, словно он в ней спал. Агнес заметила, что этот рыцарь нравится её внуку гораздо меньше первого; когда черноволосый рыцарь заговорил, мальчик заметно притих и подвинулся ближе к рыжему Мышу.

   — Тогда вот что я скажу тебе, Раннульф, — продолжал Триполи, — покуда я в Акре, хозяин города — я. Не причиняй мне хлопот.

Рыцарь слегка поднял голову. Глаза его были тверды и бесстрастны, словно камни.

   — Я получил три предостережения из разных мест, что кто-то хочет убить короля. Одно предостережение касалось Керака, два — тебя.

Триполи оцепенел:

   — Уверяю тебя, что я...

   — Король лишь маленький мальчик, и это было бы мерзейшее деяние даже для проклятого сарацина, а уж христианин...

   — Я не умышляю на жизнь короля!

   — Вот и хорошо, — сказал рыцарь. — Значит, обойдёмся без хлопот.

   — Вы закончили? — осведомилась Агнес и повернулась к другому своему спутнику, который всё это время молча наблюдал за происходящим. — Это Филипп из Акры, лекарь. Я привела его, чтобы он осмотрел моего внука. Если вы позволите.

Черноволосый рыцарь словно не заметил её. Он снова уставился в землю. Рыжий Мыш сказал:

   — Да, конечно. Ну же, малыш, пускай этот хаким осмотрит тебя.

Мальчик с угрюмым видом слушал разговор о возможном его убийстве, но сейчас он храбро шагнул вперёд, не выпуская руки своего рослого друга. Они сняли с него камзол и рубашку, и лекарь осмотрел короля, понюхал его дыхание, поглядел на кончики пальцев и приложил ухо к груди. Потом он выпрямился и мягко попросил отправить мальчика погулять по саду. Рыжеволосый рыцарь ушёл с королём.

   — Что с ним, Филипп? — спросила Агнес.

Лекарь смотрел вслед мальчику. Еврей был хрупкого сложения, в длинном одеянии, расшитом по вороту и манжетам; на голове он носил шапочку, похожую на шёлковую тонзуру[24]. Он повернулся к черноволосому рыцарю: