Де Ридфор раздулся, как ядовитая жаба. Магистр крякнул.

   — Что, Раннульф, — чего бы ни хотел де Ридфор, ты требуешь обратного? Мы дадим им пинка — и немедленно. Прежде они бежали от нас, побегут и теперь. Нельзя позволить им занять перевал. — Он поднял руку. — Строимся.

Присматриваясь, Раннульф опустил взгляд вниз, на долину. Войско на влажно мерцающей равнине увидело их и теперь двигалось — плотно сомкнув ряды — им навстречу. Каждый нерв в теле упреждал Раннульфа об опасности, кожа горела, в позвоночнике кололо, желудок скрутило тугим узлом. Он повернул коня, чтобы возвратиться на своё место в строю.

   — Стой. — Де Ридфор заступил ему путь. Маршал сидел на высоком жеребце с большой белой звездой во лбу и белыми чулками на всех четырёх ногах; он всегда выбирал коней с белыми отметинами. За ним на ведущем к перевалу склоне колонны тамплиеров рассыпались и суетились, торопливо выстраиваясь тремя длинными рядами вдоль тропы. Пропел рог. Лицо де Ридфора цветом напоминало тёмный виноград. Шлем он сжимал в руке. — Раннульф, — сказал он, — прими край первой шеренги. Правый край.

Магистр повернулся в седле, и взгляд его перебегал с де Ридфора на Раннульфа и обратно, — но он не сказал ни слова. Зато вновь заговорил маршал:

   — Боишься?

Раннульф рассмеялся. У него не было ответа де Ридфору, он и не ответил ему, просто развернул коня и галопом помчался по склону туда, где дорога спускалась с перевала и где строились для атаки тамплиеры.

Там, со щитами и лошадьми, метались сержанты. Раннульф нашёл своего сержанта, получил щит и занял место на правом краю первого ряда.

Воин слева от него чуть слышно вздохнул с облегчением.

   — Край смертников. Добро пожаловать, брат.

   — Покрепче держи щит, — сказал Раннульф, — и скачи вправо.

Он набросил ремень своего щита на плечо. Под кольчугой он давно уже обливался потом. На миг грудь его сжало, дыхание пресеклось. Его конь, не желая стоять спокойно, приплясывал на месте, грыз удила и мотал головой. Одной рукой сдерживая его, Раннульф другой рукой надел шлем. Сосед слева вновь повернулся к нему — юноша, почти мальчик, чья волнистая светлая бородка едва покрывала щёки.

   — Мы атакуем? Каков приказ?

   — Так хочет Бог, — сказал Раннульф. — Вот и весь приказ. — Он закрепил щит на левой руке — и тут затрубили рога.

Все вместе, нога к ноге рыцари рванулись вперёд, и грохот копыт по твёрдой земле был подобен рокочу барабанов. Взяв с места в галоп, они мчались вниз по склону.

В желудке у Раннульфа всё перевернулось. Здесь, на дальнем краю, он должен был скакать быстрее других, оставаясь на полшага впереди, и самым первым ударить по сарацинам. Телу было тесно в оболочке доспехов, каждый нерв натянут до боли.

Раннульф ощутил вес меча в руке — металл для ладони, огонь для кишок. Конь нёс его с кромки перевала. Теперь он видел всю обширную долину. Сарацины сливались в однородную, ощетиненную зелёными флагами массу. Взвился чей-то высокий вибрирующий голос: «Так хочет Бог!» Конь Раннульфа, как и остальные, пошёл намётом, взревели рога.

Увлечённый атакой, Раннульф пришпорил коня, несясь по открытому склону, — и тут слева, из укрытия, где они таились всё это время, прямо на него вылетели с полтысячи курдов.

Внезапное их появление исторгло из глотки Раннульфа хриплый вопль. Сарацины приготовили им ловушку, и сейчас тамплиеры мчались прямо в неё. Раннульф изо всех сил дал коню шенкеля, принуждая его умерить бег, и развернулся к врагу. Слева от него развернулся юноша-сосед, позади вся стена тамплиеров завертелась, поворачиваясь навстречу нежданной атаке, — но курды обрушились на неё, словно коса самой смерти.

Пронзительный боевой клич арабов неустанно звенел сквозь пыль. Раннульф сдерживал коня — поворотная точка для всех остальных в ряду, — и именно на него бросились два курда. Он поплотнее уселся в седле, упёрся в стремена — и послал коня между ними.

Копья курдов качнулись к груди Раннульфа. Одно железное остриё чиркнуло по его доспехам, другое он отбил мечом. Курд слева промчался мимо; тот, что справа, приостановился и нацелил копьё, собираясь ударить снова. Тут его смял атакующий ряд тамплиеров, и он исчез под копытами.

Впереди вражеского строя поднялась стена щитов и копий. Пыль вздымалась клубами — слепила, забивала горло, красила воздух желтизной. Конь Раннульфа, зажатый другими, замедлил бег. Курдский копейщик танцевал перед ним, стараясь найти удобную для удара позицию; вместо этого он невольно предоставил такую позицию Раннульфу. Тамплиер ударил — и сшиб сарацинского всадника. Слева от Раннульфа бился юноша с бородкой — щит он держал слишком низко, меч — слишком высоко, а потом копья сомкнулись над ним, и он исчез. Раннульф рванулся было ему вослед, стараясь держаться вровень с шеренгой.

Но шеренги не было — лишь кишели курды.

С незащищённой стороны в щит Раннульфа ударило копьё, прижало его к телу, удар едва не вышиб рыцаря из седла. Он потерял стремена и держался на коне, лишь сжав колени. На него набросились сразу трое, нанося удары столь стремительные и тяжёлые, что Раннульф едва успевал отбивать их. Кровь заливала небо. Над ним кружились ангелы. Конь вдруг завизжал, вздыбился и прянул назад.

Соскользнув на землю, Раннульф приземлился на четвереньки, меч по-прежнему в одной руке, щит — в другой; враги бросились в погоню за конём, и он получил передышку. Отшвырнув ненужный щит, Раннульф бросился в прореху между врагами. Пыль висела так плотно, что он почти ничего не видел; лёгкие и горло горели. Перед ним в пыльном мареве возник силуэт изящной лошадки, на которой восседал лучник в зелёном тюрбане. До него докатилась вторая волна сарацинской атаки.

Раннульф прыгнул, и лошадка дико скакнула вбок. Он ухватил её под уздцы левой рукой, а правой — с мечом — ударил через её загривок во всадника. Он колол, и колол, и колол, и каждый раз меч втыкался в мягкое тело, и наконец лучник рухнул с коня. Руку Раннульфа пробила стрела, другая ударила в шлем. Он взобрался в седло и слепо завертелся, отыскивая тамплиеров. Вокруг были одни только враги.

Прочь отсюда.

Голос прозвучал в голове Раннульфа, холодный и ясный, как приказ. Раннульф мгновенно подчинился ему — то было веление Божие. Ударами сапог по бокам он пустил лошадку в галоп; той было нелегко нести рыцаря в тяжёлых доспехах, но она справлялась — у неё было крепкое сердце арабской лошади. Раннульф мрачно скакал по склону вверх — навстречу чистому небу.

Стефан мчался по склону в третьей шеренге; Илер был справа от него, Педро — слева. Взгляд его упирался в спину рыцаря, скачущего впереди, в кишках бурлило, в ушах стоял шум, будто под водой. Вал людей и коней нёс его вперёд — и вдруг направление атаки изменилось. Все поворачивали, устремляясь налево, Стефан слышал, как трубят рога, и видел чёрно-белые штандарты, бьющиеся в пыльном воздухе, а потом скорее услышал, чем увидел, вражескую атаку.

Они визжали, сарацины, визжали, как женщины — или как демоны. Они врезались в неподготовленных тамплиеров — и затрещали доспехи, заржали кони, полетели друг на друга тела. Правильная чёрно-белая шеренга впереди Стефана превратилась в ком напряжённых спин и рубящих рук. Он послал коня вперёд — и перед ним возник сарацинский всадник, нацелившийся копьём прямо ему в сердце.

Стефан вскрикнул. Он бешено молотил мечом, одновременно стараясь укрыться за щитом. Когда он поднимал щит так, чтобы от этого была хоть какая-нибудь польза, то совершенно ничего не видел. Справа, скорчившись, как гном, отбиваясь от собственного противника, рубил воздух мечом Педро. Стефан вспомнил тренировки и рванулся вбок, чтобы прикрыть Педро с фланга, и тут с другой стороны, из кучки врагов, вылетело копьё и с такой силой ударило Педро, что он вылетел из седла и рухнул прямо в объятия Стефана, заливая его фонтаном крови.

Стефан кричал что-то, рот его пересох от крика, но он не слышал самого себя за царившим вокруг гамом. Тело Педро навалилось на него, легло почти поперёк, и копьё оказалось совсем рядом; он не видел, кто направлял его, только длинное лезвие-трезубец и древко, всё покрытое кровью — кровью Педро. Стефан навсегда запомнил это зрелище. Он отбил копьё мечом, промахнулся, и оно пронзило Педро ещё раз и отбросило его прочь, в трясину, во мрак, в хаос.