— Узнай, не найдётся ли у них поесть, — попросил он.

Сибилла втиснула лошадь между ним и Жилем.

   — Мы поможем вам. Я — принцесса Иерусалимская Сибилла, моим отцом был король Амальрик, а король Бодуэн — мой брат. Скажите, чем я могу служить вам.

Она ожидала, что ей выкажут уважение, должную почтительность, хотя бы малую толику признательности, но черноволосый тамплиер не удостоил её даже взглядом. Он обратился к своему спутнику:

   — Скажи ей, что она может убираться в Керак, или откуда она там ещё взялась, — да побыстрее. А повозку пусть бросят здесь.

Жиль между тем спешился, и тамплиер обошёл Сибиллу, чтобы принять у него повод коня.

   — Приведи коня и моему брату, — велел он Жилю. — Да пошевеливайся!

Лицо Сибиллы горело. Кажется, она была достаточно вежлива с этим грязным ничтожеством! Второй тамплиер шагнул вперёд, поднял к ней лицо — юное, обрамленное каштановой бородкой, с неожиданно синими глазами под запавшими, обожжёнными солнцем щеками.

   — Молю тебя, принцесса, прости Святого. Обет запрещает ему даже замечать женщин. Дело наше срочно. Саладин вышел из Египта, он ведёт с собой на север армию в тридцать тысяч воинов. Мы должны попасть в Аскалон, там будет нанесён его первый удар.

   — Саладин?! — потрясённо переспросила она. — Но это невозможно! — Она повернулась в седле, глядя на юг, на бескрайнюю пустыню. — Они никогда не нападали из Египта.

   — Теперь это случилось, — сказал юный тамплиер. — Мой брат прав, принцесса. Вам надо спасаться, а повозка едет слишком медленно.

   — Моя кузина не ездит верхом, — сказала Сибилла.

Черноволосый тамплиер вскочил на коня Жиля.

   — Так привяжите её к седлу, — бросил он, по-прежнему отводя глаза от Сибиллы, точно она была недостойна его взгляда. Подскочил оруженосец со вторым конём. Тамплиер с каштановой бородкой принял у него повод и сел в седло. Черноволосый тамплиер оглянулся через плечо, в упор взглянул на всё ещё спешенного Жиля. Красное лицо рыцаря из Керака ещё больше помрачнело.

   — Доставишь седло в Иерусалимский Храм, — бросил тамплиер и пустил коня Жиля быстрой рысью; второй рыцарь поспешил за ним.

   — Грязный урод, — едва слышно пробормотала Сибилла.

И с тревогой вновь взглянула на юг. Если правда то, что поведали тамплиеры, и сарацины идут из Египта, то Иерусалимское Королевство беззащитно перед ними: христианские армии, насколько ей известно, были всё ещё далеко на севере, у Хомса и Алеппо. Она должна отправиться в Аскалон и сделать всё, что сможет.

Жиль перевёл на неё сердитый взгляд.

   — Ну? Ты слышала его? Выволакивай свою кузину из этой чёртовой коробки, и поехали.

   — Да, — кивнула она. — Неплохо придумано, Жиль. — И направила коня к повозке, чтобы помочь Алис взгромоздиться в седло.

   — Ну, — заметил Марк, — вот и они.

Раннульф сдвинул шлем на затылок.

Их потные кони стояли на кромке крутого, поросшего кустарником холма; перед рыцарями длинный пологий склон нисходил к равнине, что простёрлась на запад и юг — к Аскалону и к морю. В недвижном воздухе густо висела пыль, затемняя тускло-зелёные склоны холмов. Войско сарацин струилось сквозь эту бурую вспененную дымку, как огромная река.

Здесь из холмов вырывалось вади — широкое пересохшее русло, врезанное в равнину. Авангард Саладинова войска уже пересёк его. Арьергард терялся из виду где-то вдали на юге, возможно, всё ещё вблизи Рамлеха, который сарацины разграбили и сожгли ночь назад. Враги двигались в беспорядке: им было известно, что нигде на сотни миль вокруг нет армии христиан, способной заступить им путь; если они и заметили горстку франков, затаившихся в холмах между ними и Иерусалимом, то не выказали к ним никакого интереса. Они катились волнами — длинные вереницы верблюдов, груженных тюками, с корзинами по бокам, а в каждой корзине — копейщик либо лучник. Были там и конные лучники — бедуины, подобные стаям чаек в своих длинных белоснежных одеяниях. Среди них бежали пешие воины; порой всадник позволял им схватиться за стремя — и несколько шагов они проносились по воздуху.

   — Они будут переходить вади самое меньшее два дня, — сказал Марк.

   — Возможно. — Раннульф знал эти места. Русло было широким и мелким — несерьёзная преграда, но южный берег падал отвесно вниз футов на десять — пятнадцать, и войско сарацин сгрудилось на высоком краю, кони и верблюды сбивались тесно и артачились. Подходящие сзади растекались в обе стороны, так что теперь весь южный берег вади занимали сарацины. В то время, как Раннульф смотрел на них, большой кусок берега обвалился под их тяжестью. Дюжина коней заскользила вниз, осыпая песок; до тамплиеров донеслись визг и ржание.

   — Сюда едет король, — сказал Марк. — Что ты намерен сказать ему? Бог мой, это катастрофа.

Раннульф покачал головой, не отводя взгляда от скопища на равнине. Их были тысячи, десятки тысяч; он устал, пытаясь сосчитать их. Между ними и Иерусалимом с Гробом Господним стояло менее пяти сотен франков — и они по большей части не были рыцарями.

По иссушенному склону за его спиной зацокали копыта, и, повернувшись, Раннульф увидел короля Иерусалимского — он скакал вверх вместе с магистром Иерусалимского Храма и настоятелем монастыря Святого Георгия, трясущимся на белом осле. На вершине, бок о бок с тамплиерами, молодой король осадил коня и окинул взглядом лежащие на юге земли. У него вырвался резкий вздох.

Раннульф пристально смотрел на него. Король был ему интересен. Бодуэну было семнадцать лет; три года из них он был королём. Но ещё дольше, чем королём, он был прокажённым. Болезнь обратила его лицо в бугристую маску, губы покрывали болячки. Ворсистый шёлк его шитого золотом сюрко[2] и золотой обруч короны украшали эту мёртвую плоть, как богатый саван украшал бы покойника. Он долго смотрел на врага.

   — Боже, Боже, — вдруг вырвалось у него, — как же их много!

Рядом с ним был магистр иерусалимских тамплиеров, Одо де Сент-Аман. Большая часть Иерусалимской ветви Ордена месяцем раньше ушла биться на севере, но Одо отказался отправиться в поход, ибо король не шёл, а Одо де Сент-Аман не желал унижать себя, следуя за кем-то рангом ниже. Сейчас он пропускал сквозь пальцы пряди длинной, цвета дублёной кожи бороды, рассматривая далёкое воинство сарацин.

   — Их много. Но не все настоящие бойцы.

   — Они рассыпаны, — сказал король напряжённо. Его сжатый кулак лежал на высокой луке седла. — Я хочу ударить на них немедля. Хочу поразить их, не важно, какой ценой.

При этих словах Марк встревоженно выпрямился. Взгляд его обратился к Раннульфу, безмолвно моля о помощи.

   — Сир! У нас всего несколько сотен бойцов. Если мы падём — Иерусалиму не на что будет надеяться.

Раннульф смотрел на Бодуэна, и ему нравился тот ясный огонь, что горел в гниющем теле юного короля. Прокажённый сидел в седле чуть подавшись вперёд, спина напряжённо выпрямлена, кулак по-прежнему сжат. На его мертвенном лице живо сверкали глаза, его вниманием целиком завладела вражеская армия.

   — С нами Иисус Христос, — сказал он. — С нами Святой Крест.

   — Сир, — пробормотал за его спиной епископ, — тамплиеры знают, что делают.

Он хотел поддержать Марка, который, как обычно, оробел, но по другую руку короля кашлянул Одо.

   — Кое-кто наверняка знает. — Он повернулся к Раннульфу: — Что думаешь ты?

   — Можно кое-что попробовать, — отозвался Раннульф. — Они слишком растянулись, как верно заметил король.

Одо кивнул.

   — Одна хорошая атака и отступление — с того берега вади, на который они поднимаются. Они не успеют собраться. Кое-кого мы убьём, большинство — напугаем.

   — Атака, — деревянным голосом пробормотал епископ. — При таком превосходстве врага это — безумие.

   — Так и сделаем, — решил король. Он обернулся к своим офицерам: — Скачите к воинам, скажите: если любят они Иисуса и Святой Крест, пусть следуют сейчас за мной.