— Давно ты стал тамплиером? — спросил Али.

   — Я приехал сюда в прошлом году.

   — Ты сражался при Рамлехе?

Стефан покачал головой. Он предпочитал не касаться этой темы, не смешивать нынешнего дня с иной своей жизнью. Но Али был весь внимание, взгляд его стал острым, тело напряглось под изящными складками бурнуса.

   — А в той битве, что была минувшей осенью? Мы называем её Дар Реки, вы, наверное, иначе.

   — Битва при Литани, — сказал Стефан и потянулся за чашей с вином; он был слегка пьян. — Господь наказал нас за наши грехи, каковы бы они ни были. — Он заглянул в чашу, всколыхнув вино. — Знаешь, у меня была старая тётка, которая говорила, что может угадать будущее по следам винного осадка в чаше.

   — В самом деле? Как интересно. — Али кончиком пальца очертил костяшку на лодыжке Стефана. Будущее интересовало его куда меньше, чем прошлое. — Счастье, что ты уцелел в битве, где мы изрядно выкосили твоих соплеменников.

Стефан смотрел, как вино скользит по поверхности чаши.

   — На всё воля Господа. — Он отодвинул обнажённую ногу от пальцев Али.

Сарацин протянул руку и ухватил его за лодыжку.

   — Совершенно верно. Бог хочет, чтобы мы — чьё дело право — восторжествовали над вами.

   — Али, — сказал Стефан, — я не хочу об этом говорить.

   — Почему же? Потому что не хочешь признать, что я прав? — Глаза Али загорелись. Он выпустил лодыжку Стефана и протянул руку открытой ладонью вверх. — Прошу тебя, Стефан. Ты мне так нравишься. Я не хочу увидеть твою смерть, потому что в конце концов мы изничтожим до конца всё ваше племя.

   — Ты ничем не лучше Раннульфа, — сердито сказал Стефан.

Лицо Али закаменело.

   — Вот ещё! Я совсем иного сорта, чем этот мужлан и разбойник. — Он отодвинулся, высоко вскинув голову, и принял вид надменный и властный. — Я бы мог спасти тебя, Стефан, если ты позволишь мне сделать это.

Стефан потянулся к чаше с вином и залпом осушил её.

   — Благодарю, — сказал он. — Мне пора идти.

Он встал, покачиваясь, чувствуя, как желудок комом подкатил к самому горлу.

   — Куда ты идёшь? — спросил Али. В дверь постучали; сарацин быстро оглянулся, и один из слуг торопливо пошёл узнать, в чём дело.

   — Я тамплиер, Али, — сказал Стефан. — Может быть, я не слишком ревностно блюду свой обет, но я всё-таки тамплиер, и ты сделал ошибку, напомнив мне об этом. — Он направился было к двери, но тут слуга попятился и в комнату вошли двое стражников.

Али поспешно схватил Стефана за руку и удержал его.

   — В чём дело? — Он перешёл на арабский, который Стефан понимал куда лучше, чем говорил на нём.

   — Мой господин, — сказал один из стражников, — мы не можем его найти.

   — Что?!

   — Иерусалимский рыцарь. Аль-Вали. Мы не можем найти его. Давуд ждал его у стены, но он так и не появился. Мы обыскали все улицы вокруг дворцовых стен...

Стефан оглушительно расхохотался. Али ожёг его гневным взглядом и вновь повернулся к стражникам:

   — Найдите его. Поднимите на ноги всех во дворце, обшарьте каждый дом, но найдите его.

   — Повинуюсь, мой господин, — сказал первый стражник. Он отсалютовал, и оба стражника заспешили к двери. Али рывком обернулся к Стефану.

   — Где он? — резко спросил он.

Стефан одарил его лучезарной улыбкой:

   — Понятия не имею. Но если бы и знал, всё равно бы тебе не сказал.

   — Ты непостижимый человек, — проворчал Али. — Идём!

И подтолкнул Стефана к двери.

   — Мой дорогой граф, — сказал султан, — я отстаиваю здесь не свои личные интересы. Сам ислам уязвлён, и весьма жестоко, деяниями ваших безбожных варваров. Теперь говорят, что вы посылаете в землю франков за новыми христианами, — чтобы они убивали здесь моих подданных и выгоняли их из жилищ. И чтобы посодействовать вам в этом, я должен дать вам передышку в виде перемирия?! Сдаётся мне, это плохая политика.

Он поставил серебряный кубок на стол между собой и Триполи. Покои, где разместился Триполи, располагались на южной стороне дворца, далеко от города; высокие окна с трёх сторон были распахнуты настежь, и ветер, не осквернённый заразой, вольно дул из сада и чистой, священной пустыни, которая лежала за садом. Султан был рад, что пришёл сюда. Ему нужно было отдохнуть от своего двора, слишком весёлого, слишком шумного — лихорадочно весёлого и шумного, точно пляска среди могил. Ничего не поделаешь — он должен развлекать гостей, удерживать их здесь, до конца разыграть этот гамбит.

Сейчас он и Триполи беседовали, плутая по кривым окольным тропкам дипломатии и с уверенностью обходя обманы; они знали друг друга так хорошо, что могли даже лгать улыбаясь. Сейчас Триполи улыбался. Удобно развалившись в мягком кресле, он протестующе поднял маленькие пухлые руки:

   — Милорд султан, ты так огорчил меня, что я не могу выразить своего огорчения словами. Много лет мы были друзьями, беседовали о многом, я был твоим гостем, ты моим — и вдруг ты обнаружил, что мы враги. — Он улыбнулся. — Ты весьма опечалил меня, друг мой.

   — Мы с тобой — друзья, — сказал Салах ад-Дин Юсуф. — Моя вера и твоя — смертельные враги. — Он кивнул слуге, и тот немедля подошёл с охлаждённым кувшином и вновь наполнил кубок султана. — Мне нужны деньги, граф. Вам нужно время. Я продам вам время за деньги, однако вам эта сделка обойдётся недёшево.

   — Понимаю, — сказал Триполи. — Каковы твои условия, милорд?

   — Я хочу пятьсот тысяч микелей за каждый год перемирия. — Султан подался вперёд, постукивая по столику указательным пальцем. — И ещё я хочу, чтобы мой племянник Тарик был освобождён из Маргата, чтобы получили свободу все заложники из числа моих подданных и все, кто сейчас платит вам дань.

   — Мой дорогой султан! — Триполи даже моргнул. — Может быть, в придачу ещё пару звёздочек с неба?

   — Если это можно устроить.

Граф рассмеялся. Он не тратил времени на гнев. Триполи был истый араб — он улавливал все полутона, все намёки, все скрытые значения и мог целыми днями сплетать их и распутывать. Инстинктивно он готов был к компромиссу, а для Салах ад-Дина сейчас любой компромисс был бы победой.

   — Милорд султан, — сказал Триполи, — у короля нет денег, чтобы уплатить такую непомерную цену. Нельзя выжать кровь из камня.

   — Деньги есть у тамплиеров, — сказал султан.

Лицо Триполи раздражённо передёрнулось.

   — Разумеется, есть. Деньги, которые, к несчастью, недоступны ни мне, ни королю. — Он потянулся к миндальным пирожным, выложенным на блюде. Салах ад-Дин давно уже приметил, что Триполи всегда съедает всё, что ставят перед ним, однако не толстеет. Граф разломил пирожное обеими руками. — Поговорим разумно, друг мой. Ты напрасно так тревожишься о крестовом походе. От заморских франков не придёт никакой помощи — им нет дела до королевства Креста. Король же скоро умрёт. Когда это случится, помоги мне стать королём, и тогда мы заключим друг с другом прочный и долгий мир.

Султан не стал говорить, что мира не будет, пока он не получит Иерусалим.

   — Кто наследует Бодуэну Прокажённому? — спросил он.

Триполи отложил одну половинку пирожного и переломил другую. Ногти у него были обгрызены до мяса.

   — Наследница короля — его сестра Сибилла, легкомысленная девчонка. У неё маленький сын. Есть ещё её сводная сестра Изобел, намного младше Сибиллы. Можно подвигнуть совет баронов к тому, чтобы лишить их прав на престол. Если б у меня было довольно денег, я мог бы купить корону.

   — С деньгами и дурак купит золотой гроб, — заметил султан. Он думал о своём враге, короле Иерусалима, который с таким пылом и упорством сражался с ним. Султан восхищался Бодуэном Прокажённым куда больше, чем ему хотелось бы. Триполи, полагал он, будет куда более слабым противником. — Хотел бы я когда-нибудь оказаться с вашим королём лицом к лицу.

   — Не стоит, — сказал Триполи. — Он похож на непогребённый труп. — Во многих отношениях граф оставался всё таким же варваром. — Он умрёт, и покончим с этим. Что там такое?