Даже сириец, игравший в кости, собирался уходить; он встал на колени, скатывая коврик, и, когда Жиль протестующе завопил, сириец лишь покачал головой:

   — Мой господин, если я хочу быть здесь завтра, меня не должно быть здесь сегодня.

Он сунул под мышку скатанный коврик и поспешил прочь.

Жиль шёпотом выругался, озираясь. Лавки закрылись, и толпа быстро рассеялась: те, у кого был дом, отправились домой, бездомные — искать убежища на ночь. Люди Керака, по большей части конные, сгрудились вокруг Жиля, и он отвёл их за фонтан, в тень горы.

   — Ладно, придётся нам самим придумать себе развлечение.

Стефан слегка осадил коня, выбираясь из гущи воинов.

Он незаметно осматривался по сторонам, но не видел вокруг ни единого тамплиера; сук был пуст, если не считать нескольких нищих, которые замешкались, вопросительно косясь на Жиля и его людей. Жиль послал нескольких рыцарей разогнать их, и нищие расползлись по узким улочкам и закоулкам Нижнего Города. Люди Керака никуда не пошли. Большей частью они сидели либо бродили у фонтана; кто-то пытался вскарабкаться на крутой бок питавшей фонтан цистерны, ещё кто-то вытащил кости — и вновь началась игра.

Жиль подъехал к Стефану:

   — Что это ты здесь околачиваешься?

Стефан повёл плечом:

   — Я должен патрулировать сук. До вечерни. Потом я отправлюсь спать.

   — Прежде помолившись, хе-хе! — ухмыльнулся Жиль.

   — Это точно, — сказал Стефан. — Молимся мы часто.

   — Ничего не скажешь, жалкая у вас жизнь. Никаких развлечений.

   — Ну, — проговорил Стефан, — я бы так не сказал.

   — В самом деле? — Жиль провёл языком по верхней губе. — Хочешь сказать, что вы таки развлекаетесь время от времени?

   — Обет, — сказал Стефан, — даётся для того, чтобы его нарушать. А потом... фокус-покус, пара крестных знамений — и ты опять чист. Верно?

Жиль расплылся в ухмылке:

   — Понимаю. — Он окинул взглядом обезлюдевший сук. — Думаю, ты знаешь, где искать то, что тебе нужно.

   — Само собой.

   — С другой стороны, ты всё-таки монах.

Стефан выпрямился в седле, положив руку на бедро.

   — Хочешь спросить, знаю ли я, где отыскать женщин?

Жиль хохотнул, и глаза его блеснули под белёсыми бровями.

   — Угадал, малыш.

Стефан покачал головой, отведя взгляд.

   — Тут я ничем не могу помочь.

   — Ну ещё бы! Ты же монашек. Бьюсь об заклад, ты уже забыл, когда в последний раз вставлял бабе. Я прав?

Стефан упорно смотрел в сторону, борясь с искушением обрушить свой кулак на лицо Жиля.

   — Я знаю женщину, которая с охотой ублажит тебя, — сказал он, — только тебя одного, без них. — Он взял бурдюк, запрокинул над головой, сделав большой глоток, затем опустил бурдюк и заткнул пробкой, не спеша говорить дальше.

Жиль так и впился в него взглядом. Видно, ему самому давно уже не доводилось «вставлять».

   — Что, какая-нибудь сирийская шлюха?

   — Нет, франкийка, чистая и сладенькая. Но она обслуживает только дворян.

Это было сказано как нельзя кстати. Жиль выпрямился в седле, возбуждённо ухмыляясь.

   — Сколько она берёт?

Стефан отвёл взгляд. Он понятия не имел, сколько могут стоить услуги шлюхи; при одной мысли о шлюхах его попросту тошнило.

   — Это уж вы сами с ней уладите.

   — Отлично. Замётано. Веди меня к ней.

   — Только чтобы эти свиньи не знали, куда мы направляемся, — сказал Стефан.

Жиль обернулся к своим людям и небрежным тоном велел им дожидаться его возвращения. Вместе со Стефаном они поехали через пустую рыночную площадь.

   — Там, в пустыне, вам тяжело приходится? — спросил Стефан.

   — Нет, мы живём, как короли. Когда милорд Керак ведёт нас, мы всегда побеждаем и везём домой столько добычи, что у коней ноги подгибаются под её тяжестью, а дома мы охотимся, слушаем песни, едим до отвала и пьём лучшие вина во всём Приграничье.

   — Неплохо, — заметил Стефан. — Может, я подумаю, да и присоединюсь к вам.

   — Нашу жизнь никак не назовёшь монашеской.

   — Я по горло сыт монашеской жизнью. — Стефан свернул в узкий проулок, зажатый между высокими слепыми стенами. — Мне давно охота повеселиться.

   — Готов поспорить, что это так! — рассмеялся Жиль, обернувшись к нему. — И как только человек может добровольно обречь себя на этакую скучищу?

Они поднялись по склону горы, свернули в проулок, к которому с трёх сторон тесно подступали дома, — и тогда Раннульф, Фелкс и Медведь, выскочив из укрытия, разом бросились на Жиля и стащили его с седла.

Стефан утёр ладонью лицо, наблюдая за происходящим. Медведь заломил руки Жиля за спину, Фелкс ухватил его за волосы; бастард Керака попытался вырваться, но тамплиеры живо одолели его. Он было разинул рот, чтобы позвать на помощь, но широкая ладонь Фелкса запечатала его вопль. Задыхаясь, Жиль покорился.

Раннульф встал перед ним:

   — Так вот, малыш, я не желаю иметь с тобой никаких хлопот. Сейчас мы вернёмся на сук, и ты прикажешь своим людям, чтобы возвращались в Верхний Город и оставались там, где им быть положено, — а потом и сам поступишь точно так же.

Глаза Жиля вспыхнули. Фелкс опустил руку. Поверх плеча Раннульфа бастард метнул яростный взгляд на Стефана и вновь впился глазами в командира Иерусалима.

   — Пусти меня! Дай мне схватиться с тобой один на один — и тогда поглядим, кто кого!

   — О нет, — сказал Раннульф. — Я не дерусь с христианами. Ты сделаешь так, как я тебе говорю, или же неделю не сможешь даже сделать шаг. — Он кивнул Медведю. — Ну-ка, подтяни его.

Медведь ещё прежде каким-то хитроумным способом сцепил свои руки, продев их через руки Жиля; сейчас он резко вздёрнул кулаки, и Жиль с хрустом, резко выпрямился и взвыл от боли. Раннульф отчуждённо следил за ним. Жиль сцепил зубы, не говоря ни слова, и тогда норманн вновь кивнул Медведю:

   — Повтори.

   — Нет! — прохрипел Жиль прежде, чем Медведь успел исполнить приказ. — Я всё сделаю.

   — Хорошо, — сказал Раннульф и отступил. — Отпусти его.

Медведь расцепил руки и выпустил Жиля. Бастард Керака обвёл четвёрку тамплиеров ненавидящим взглядом:

   — Я с вами за это ещё посчитаюсь!

   — Кто бы сомневался, — сказал Раннульф. — Мыш, приведи его коня.

Стефан подвёл коня Жилю. Беловолосый рыцарь ухватил поводья.

   — Подлый ублюдок! — прошипел он.

   — Ну уж нет, — сказал Стефан. — Может, я и подлый, но ублюдок здесь — ты. — Он развернул коня, пропуская Жиля вперёд; Фелкс вывел в поводу из проулка коней тамплиеров. Они поскакали на базарную площадь, чтобы проследить, как люди Керака исполнят приказ.

Король тяжело опёрся о переднюю луку седла, ладони его, затянутые в перчатки, были бесформенны, точно куски ГЛИНЫ.

   — На Масличной Горе есть часовня, которую начал строить отец. Хотел бы я когда-нибудь закончить эту постройку.

Он говорил, глядя не на Масличную Г ору, а на дорогу, где вот-вот должен появиться вестник. Если он вообще появится.

   — Так давай после заедем туда. — Сибилла повернулась, привстав в стременах, поглядела на восточный склон Масличной Горы. Мелочные торговцы в городе вовсю продавали чётки из оливкового дерева и косточек, взятых, как они клялись и божились, на самой священной горе, а на самом деле — на пологих холмах к югу от города — на Масличной Горе не росли оливы, только скрученные ветром и сушью кипарисы да уродливый жёсткий кустарник. Сибилла не смогла разглядеть ни единого признака часовни.

   — Что там надлежит сделать? — Она старалась не смотреть на дорогу.

   — Украсить её, — сказал король. — Там нужны статуи и инвентарь для мессы. Часовня стоит в красивом месте, и приятно было бы, думается мне, хоть что-то построить, вместо того чтобы вечно воевать.

Голос его был ровен. Вестник запаздывал. Над ними, у края стены, ждали и другие люди, и все молчали, и никто не смотрел на дорогу — кроме короля, который только туда и смотрел.