Стефан обернулся к Илеру — и увидел пустое седло.

Конь его развернулся и, не нуждаясь в приказе всадника, понёсся по склону вверх. На Стефана налетел другой копейщик, и несколько шагов кони их мчались рядом, а всадники безуспешно пытались сразить друг друга; потом копейщик исчез. Конь Стефана споткнулся, и юноша упал ничком на переднюю луку. Ещё один копейщик скакал к нему.

Он отпрянул, занося меч для удара, а всадник кричал ему что-то — он не слышал, что именно, но увидел седоватую бороду и понял, что это — Герман.

Стефан опустил меч, повернул щит и пристроился рядом с Германом, как был обучен; теперь он чувствовал себя сильнее, спокойнее. Герман повёл его вверх по склону, туда, где дюжина воинов, тамплиеров и сарацин, билась прямо на тропе.

   — Так хочет Бог!

Сарацины заметили их и бросились наутёк. Тамплиеры развернулись и пристроились в ряд с Германом. По крутому склону они поднялись вверх к перевалу. Там, на вершине, Герман обернулся, вскинув руку. Двадцать с небольшим человек, что следовали за ним, развернулись в длинную шеренгу. Стефан оглянулся назад — и ему захотелось кричать.

Пыль стелилась вдоль длинного распадка, словно мерзостный дым, но даже сквозь это марево он видел лежащие там тела, изрубленные и растоптанные, — повсюду, насколько хватало глаз. А у дальнего края распадка, у подножия склона, он разглядел большие отряды сарацин — они надвигались, надвигались неуклонно. Желудок у Стефана сжался, во рту пересохло, сердце затрепетало.

   — Раннульф! — проревел Герман. — Раннульф!

Из пыльного марева выбирался наверх Раннульф верхом на арабском коньке; увидев других тамплиеров, рыцарь свернул и подъехал к ним. Лицо его было жёлтым от пыли. Мгновением позже к ним подскакал галопом ещё один иерусалимский рыцарь — Ричард ле Мен, которого все называли Медведем.

Герман потянулся и схватил Раннульфа за руку.

   — Что это?

В предплечье Раннульфа, под самым обшлагом кольчуги, торчала стрела. Рыцарь глянул на неё так, словно лишь сейчас заметил, и согнул руку. Затем качнул головой в сторону равнины.

   — Они идут.

   — Да. — Герман взялся одной рукой за кисть Раннульфа, другой — за древко стрелы. — Сможем мы удержать их на этой позиции?

   — Сколько у нас людей? — Раннульф повернулся к собравшимся вокруг тамплиерам. На миг его взгляд коснулся Стефана — не узнавая, просто ведя счёт. — Может быть. Но если мы здесь проиграем...

Герман между тем проталкивал стрелу сквозь руку Раннульфа, пока наконечник не вышел с другой стороны.

Раннульф осёкся и скрючился в седле. Герман сломал наконечник и выдернул древко из раны. Хлынула кровь, и Стефан отвёл взгляд — его замутило.

   — А-а-ахх! — Раннульф, всё ещё согнувшись, прижал руку к груди. Прецептор понюхал сперва наконечник, затем — древко.

   — Чистая. Тебе повезло.

Раннульф покачал головой.

   — Больше мне такой удачи Бог не пошлёт. Здесь нам оставаться нельзя. — Из утла его рта сочилась струйка слюны. Он снова покачал головой. — Возвращаемся к королю.

   — Согласен, — сказал Герман. — Я принимаю командование, похоже, я здесь единственный офицер. Ты поедешь справа. — Он отшвырнул прочь обломки стрелы. — А ты, — это относилось уже к Стефану, — рядом со мной.

Стефан с чувством благодарности пристроился рядом с Германом. Выпрямившийся Раннульф чуть пришпорил арабского конька и галопом поскакал на дальний край шеренги тамплиеров.

Стефан снова оглянулся через плечо. Пыль рассеивалась. Бой прекратился. Белые сюрко мертвецов усеивали склон, точно рассыпанные перья. У Стефана заныло в желудке. Там, внизу, были Педро, Илер, отныне — безымянные россыпи белых пятен на склоне. В душе его слепо, болезненно забилось паническое желание убраться отсюда как можно дальше. С Германом справа и кем-то незнакомым слева он трусил через перевал назад, к реке Литани, с каждым шагом набирая скорость.

   — Я выбираюсь отсюда, — сказал граф Триполитанский. Он смотрел через болотистую равнину на восток, в сторону перевала. — Вода в реке прибывает, а солнце вот-вот сядет. Сир, ты должен отвести нас назад, на тот берег.

Король Бодуэн глянул через плечо. Литани катила за их спинами кипящие воды, бурые, как бобы, с полосками белой пены. Вверх по реке круто вставали холмы. Вниз по течению разливалась вода, грозя затопить всю равнину. Король повернулся, вновь глядя на перевал.

Солнце садилось за пики гор, и подножия их утонули в тени. Бодуэн знал, что Триполи прав.

   — Тамплиеры ещё там, — сказал он. — Мы не можем оставить их.

   — Пусть тамплиеры сами позаботятся о себе, — возразил Триполи, развернув коня к своим воинам, что стояли на волглой земле за его спиной.

Король всё смотрел на перевал. Ему показалось, что он различает там всадников, но издалека невозможно было понять, кто они такие. Он повернулся было к Триполи, чтобы спросить его, но граф уже ехал к своему отряду. Бодуэн поджал губы и отвернулся. В таком случае пусть Триполи сам заботится о себе.

Кое-кто из дворян отвёл коней от реки, наблюдая за перевалом; среди них были старый Хамфри де Торон, коннетабль королевства, и Жослен де Куртенэ, дядя короля. Бодуэн поскакал к ним, по-прежнему посматривая на перевал.

   — Посмотри вон туда. — Он направил коня к Хамфри де Торону, старому другу своего отца. — Видишь? Что там, наверху?

Старик покачал головой.

   — Мне всё это не нравится. — Он бросил взгляд на реку и вновь покачал головой.

Среди дворян были Балан д'Ибелин и его брат, рыцарь Сибиллы.

   — Сир, — окликнул Балан, — нам бы надо переправиться на тот берег прежде, чем совсем стемнеет.

   — Нет! — воскликнул король, вскидывая руку. Теперь он видел, что за люди спускались к ним с перевала. — Это тамплиеры. Что они делают? Где остальные?

Хамфри приподнялся в стременах, с прищуром оглядывая долину. Балан повернул голову; его брат спросил:

   — Где? Я никого не вижу.

И тут Балан схватил рог и поднёс к губам.

Конь короля прянул вперёд при звуке сигнала. Бодуэн проехал несколько шагов; конь под ним фыркал и шёл боком. Приближавшиеся воины все были в белых сюрко — без сомнения, тамплиеры, вот только возвратилось их куда меньше, чем уехало за перевал. Они миновали седловину, и она опустела — на миг.

Потом вдоль седловины, застилая окрашенный последними лучами солнца горизонт, вспенилась волна сарацин, перелилась и потекла по склону — а за ними ещё и ещё, нескончаемый вражеский прилив.

Король закричал. За его спиной Балан вновь извлёк из своего рога три резкие ноты. Вдоль всей реки в ответ на сигнал франкская армия поворачивала назад. Король дал коню волю. Первым из всех бросился он на подмогу тамплиерам.

Хамфри де Торон в чёрных доспехах нагнал его слева, Балан д'Ибелин на гнедом коне уже мчался справа. Король не обнажал меча; щита у него не было. Руки его дрожали, и он едва мог держать повод, не то что оружие. Ноги его вниз от колен висели, как каменные. Удары конских копыт гулко отдавались во всём его теле. Разбрызгивая грязь, нёсся он по болотистой земле, а потом равнина пошла вверх, и коню пришлось потрудиться.

Над ним, на склоне отступление тамплиеров замедлилось. Увидев, что франки спешат им на помощь, они развернулись лицом к сарацинам, которые валом катились на них по склону. Король издал клич, потонувший в согласном рёве его воинов: «Так хочет Бог!» А потом два войска столкнулись.

Толчок едва не вышиб короля из седла. Кругом него бились рука к руке воины, скрежет и лязг стали, вопли гибнущих звенели в ушах Бодуэна. Он с усилием заставил коня прыгнуть вбок, увёртываясь от нападающего турка, а справа уже налетел старый Хамфри де Торон и поверг врага наземь. Какое-то мгновение король ничего не мог различить в жуткой путанице тел, кроме цветных пятен и просверков, а слышал лишь громоподобный рёв. Его конь шатался. Удары по рёбрам едва не вышвырнули его из седла. Потом вдруг конь короля развернулся и поскакал прочь, а между ним и сарацинами возникла пустота — войско франков отступило к равнине, а сарацинское войско к вершинам.