— Ты намазался кремом от загара? — обращаюсь я к боссу.

— Не-а…

— Джонни, ты же обгоришь.

— Не-а.

— Не спорь со мной, — говорю я, протягивая руку под шезлонг и вытаскивая из пляжной сумки свой крем с солнцезащитным фактором 30. Даю ему тюбик. — Не хочу, чтобы ты заработал рак кожи.

— Тогда намажь мне спину, — предлагает он и переворачивается.

— Э-э-э, конечно…

Спина у Джонни теплая и загорелая, а левую лопатку украшает татуировка. Плавки едва прикрывают заметную белую линию загара, и я стараюсь нанести крем как можно ближе к ней, не заводя руку внутрь. Поерзав, Джонни чуть стягивает плавки вниз, чтобы мне было легче. Я быстро размазываю крем и сажусь обратно в свой шезлонг.

— Готово.

— А как насчет переда? — спрашивает он, переворачиваясь обратно.

— Живот себе ты и сам прекрасно можешь намазать.

— Спорим, ты была бы не против это сделать, будь я из группы «Тейк Зет», — замечает Джонни.

Мысль об этом вызывает у меня приступ громкого смеха.

— Сознавайся, ведь так? — негодующе настаивает он.

— Только будь ты Джейсон Оранж, — отвечаю я.

— Это который из них? Мерзкий коротышка?

— Нет! — восклицаю я. — Джейсон, он… Ох, кончай меня заводить, — говорю я, увидев, что Джонни улыбается. — Намажься чертовым кремом и прекрати ныть.

— Как рука? Получше? — Он снова дотягивается и берет мою ладонь.

— Намного лучше, спасибо.

В эту минуту из-за дома выходит Сантьяго. Я инстинктивно вырываю руку, а Сантьяго замирает на месте.

Джонни небрежно снова надевает солнечные очки и продолжает загорать.

Сантьяго подходит к бассейну и украдкой бросает на меня понимающий взгляд.

— Я руку прищемила, — объясняю я, но это звучит неубедительно. Сантьяго принимается вытаскивать из бассейна машинку для очистки, не обращая на нас внимания.

Я ложусь обратно в шезлонг, стараясь не показать, как мне неловко. В конце концов Сантьяго заканчивает работу и уходит.

Жара становится почти невыносимой. Мне не терпится вернуться в дом, но я не хочу расставаться с Джонни, хотя наверняка сгорю, если останусь на солнце надолго.

— Не сходить ли нам сегодня в «Плющ»? — вдруг предлагает Джонни. У меня, должно быть, удивленный вид, поскольку он продолжает: — Мне у них очень пицца нравится.

— В «Плющ»? Но разве мы там не попадемся фотографам? — с бьющимся сердцем спрашиваю я.

— Ну и что?

— Не думаю, что Серенгети будет рада увидеть нас на страницах таблоидов. Не то чтобы я кого-то интересовала, — быстро добавляю я.

— Да кому какое дело? Это все полная фигня.

— Хорошо, я закажу столик.

— Круто.

Я действительно собираюсь на ужин с Джонни Джефферсоном?

Спешно убегаю в дом, чтобы позвонить в ресторан, пока он не передумал. Метрдотель уверяет меня, что нас будет ждать прекрасный романтичный столик. Я пытаюсь объяснить, что романтичным он быть не обязан, но не хочу, чтобы показалось, словно я придаю этому слишком большое значение.

Возвратившись, обнаруживаю шезлонг Джонни пустым. Предположив, что он скоро вернется, я продолжаю загорать, но его все нет и нет, тогда решаю пойти и сказать ему, на какое время я сделала заказ.

Прожив в доме две недели, я наконец набираюсь смелости постучать в дверь спальни хозяина.

— Заходи, — зовет он из глубины комнаты. Я неуверенно подчиняюсь.

Спальня выглядит огромной и в отличие от остальных выходит окнами не на деревья в саду позади дома, а простирается до фасада здания и открывает безупречный панорамный вид на город. На стенах развешаны черно-белые фотографии рок-звезд – от Джима Моррисона до Мика Джаггера, многие из них с автографами. Середину комнаты занимает огромная кровать.

— Заказала столик?

Я оборачиваюсь и вижу Джонни в дверях ванной комнаты. Из одежды на нем лишь белое полотенце, обернутое вокруг стройных бедер.

— Да, на полдевятого. Нормально? — Я стараюсь, чтобы мой голос не дрожал.

— Идеально.

Я отворачиваюсь от него и, желая поддержать беседу, говорю, какая замечательная у него комната. Он не отвечает.

— Ну ладно, я лучше тоже пойду переоденусь. — Я торопливо выхожу из спальни и закрываю за собой дверь.

И только потом вспоминаю, что хотела узнать у Джонни насчет заказа машины.

Черт!

Я разворачиваюсь и вновь стучусь к нему. На этот раз он открывает дверь. Он все еще мокрый после душа, и я готова поклясться, что ощущаю тепло, исходящее от его обнаженного тела.

— Прости, я забыла уточнить, надо ли вызвать Дейви?

«Не красней, не красней, не красней», — твержу я себе, чувствуя, как мои щеки снова заливает жар. Вот дерьмо!

Джонни, похоже, удивлен.

— Почему бы нам не поехать на байке?

— На мотоцикле? — глупо спрашиваю я. Разумеется, на мотоцикле, Мег!

— Ага. — Он прислоняется к дверному косяку. — Если, конечно, ты не переживаешь, что испортишь прическу.

— Нет, нет, нет, хорошо! — бодро отвечаю я и поворачиваюсь, чтобы идти в свою комнату.

Бесс меня убьет!

Спустя пятнадцать минут мучительного выбора между двумя платьями до меня вдруг доходит, что в платье я, возможно, буду не слишком прилично смотреться на мотоцикле. Сверкать трусами перед поджидающими папарацци… Серенгети будет на что пожаловаться.

Да, Серенгети, Мег. Не забывай о ней. Девушка Джонни.

Боже, какая же я глупая! Как будто я вообще могу его интересовать. Господи, я же всего-навсего личный помощник.

Вот именно, так что я надену джинсы и не буду выглядеть так, будто потратила на свой вид много сил.

Удивительно, сколько стараний надо приложить, чтобы казалось, словно ты не слишком себя утруждала, правда?

В восемь часов выхожу из своей комнаты и вижу, как Джонни делает то же самое на противоположном конце коридора.

— Так сойдет? — спрашиваю я, показывая на свою одежду.

— Тебе нужна куртка потеплее, — говорит он мне.

— Не думаю, что у меня такая есть.

— Знаешь, по-моему, у меня в гараже найдется запасная.

Так и есть. Порывшись в шкафу, Джонни достает оттуда шлем и темно-коричневую кожаную куртку. Я ее примеряю. Мне она в обтяжку. Интересно, кто был ее хозяйкой?

Джонни уже в байкерском снаряжении и верхом на своем блестящем черном мотоцикле. Отбросив выгоревшие волосы со лба, он надевает шлем, выжимает педаль стартера, и мотор, взревев, оживает. Джонни смотрит на меня и похлопывает по сиденью позади себя одетой в перчатку рукой. Я завожу ногу назад и взбираюсь на мотоцикл.

— Ты в порядке? — перекрикивает он шум двигателя.

— Да! — ору я в ответ.

Он берет меня за ушибленную руку и кладет ее себе на талию. Я подпрыгиваю от боли.

— Прости! — кричит он.

— Ничего страшного!

— Держись крепче!

Держись крепче… Как будто у меня есть выбор. Я судорожно хватаюсь за Джонни, стоит ему со скоростью света рвануть вниз по дороге. Я так напугана, что не могу даже кричать, когда он делает очередной поворот.

Вообще-то, беру свои слова обратно. Неужели это я только что издала этот визг? Готова поклясться, что чувствую, как мышцы на животе Джонни напрягаются от смеха.

Мы подъезжаем к «Плющу», где нам в лицо сразу начинают мигать фотовспышки. Джонни спрыгивает с мотоцикла и поворачивается, чтобы помочь мне. Сгорая от стыда, снимаю шлем: показать, что я не Серенгети, и вообще никакая не знаменитость или кто-то достойный того, чтобы быть рядом с Джонни Джефферсоном. Джонни спокойно забирает у меня шлем и отдает его вместе с ключами от мотоцикла подошедшему парковщику. Я, как могу, стараюсь пригладить волосы, пока папарацци продолжают щелкать затворами. Очень хочется провалиться сквозь землю.

Открытую террасу «Плюща» ограждает штакетный заборчик, и все вокруг мерцает электрическими гирляндами. Мы пробираемся мимо близко стоящих столиков к метрдотелю, который принимает мою куртку и провожает нас внутрь, к уединенному столику, на котором стоят зажженные свечи. Джонни снимает куртку и садится.