— А голова у тебя на плечах для чего? Ты только посмотри, что прибор-то показывает!
— Ну и что?
— Брак, вот что!.. Стрелку совсем зашкалило.
— Не может быть!
— Да посмотри, в конце-то концов!
Игорь посмотрел и испугался: Зоя вращала эталон в упорах, но стрелка стояла, не шелохнувшись. Скованный страхом, Игорь сейчас думал только о спасении.
— Это ты во всем виновата!
— Здрасте-подвиньтесь! — Зоя манерно поклонилась. — Тоже мне, беспомощный мальчик выискался!
— Проверять приборы — твоя обязанность! — Игорь был, как в бреду. Только одно он еще сознавал: Зоя — его спасение. С нее не вычтут, почему-то верил Игорь, отделается выговором. А ему Лучинин не простит!
— Ну как тебе не стыдно, Игорь! — возмущенно воскликнула Зоя. — Ведь ты же грамотный человек, Карцев, в университет собираешься поступать! Неужели трудно: раз в полчаса взять эталон и проверить прибор?.. Ты же знаешь — на мне теперь вся комсомольская работа. Вот сегодня в комитет вызывали, баню мне устроили за то, что шефскую работу в школе забросили. А я ведь не железная.
— Это меня не касается! — Игорь приободрился. — Зачем мне делать то, за что тебе деньги платят? Я — операционник, у меня второй разряд. За настройку станка отвечает наладчик, за приборы — контролер ОТК, а мое дело — рукоятки вертеть!
— Да как ты можешь такое говорить, Игорь! — изумленно произнесла Зоя. — Ведь все токари сами следят за приборами.
— А ты для чего? Чтобы туда-сюда подведенными глазками стрелять? — гремел Игорь. Так мог бы кричать Сивков — Игорь все же услышал в своем голосе чужую интонацию. Он чувствовал себя как пловец, изо всех сил старающийся вырваться из притяжения водоворота.
— Какой ты все-таки! — У Зои задрожала нижняя губа, она прихватила ее ровными белыми зубами. Глаза стали еще темнее, наполнившись слезами. Зоя махнула рукой и ушла.
Семен Лучинин не заставил себя долго ждать. Появившись на участке, остановился возле фрезерного станка, о чем-то спросил фрезеровщика дядю Сережу, удовлетворенно кивнул крупной, в завитушках черных волос головой, потом направился прямо к Игорю.
— Хоть половину сделал? — лишенным надежды голосом спросил он.
Безумно улыбаясь, Игорь ответил:
— Сделал! Вон сколько нахряпал: вагон и маленькую тележку. Одно в одно колечки — все брак!
Подняв брови, Лучинин пронзительно посмотрел на Игоря — и тот струсил уже по-настоящему.
— Так, — произнес мастер, изобразив на лице что-то вроде восхищения. — Ну, спасибо за приятный подарочек! От имени всего участка! Когда на цехкоме будут подводить итоги за месяц, там про твой крупный вклад обязательно вспомнят.
— Я не виноват, — как заведенный, проговорил Игорь.
— Кто же, интересно?
— Тот, кто должен проверять настройку приборов.
— Ну, знаешь! — давая себе волю, злобно крикнул мастер. — Брось ты свои отговорки. Не маленький! У тебя среднее образование, у тебя самостоятельный разряд. Нечего наводить тень на плетень!
Лучинин схватил эталон, резко крутнул на наклонной панели контрольного прибора. И тогда Игорь, следивший за мастером с болезненно-обостренным вниманием, вдруг подметил в лице Лучинина определенную перемену. Дрогнули и чуть сдвинулись вверх брови, обмякли гневно стиснутые губы.
— Завидная точность! — с иронической усмешкой сказал Лучинин. Надежда стремительно наполнила душу Игоря. Он понял: брак был исправим. Все его кольца получились «тугими», то есть с меньшим, чем требовалось, внутренним диаметром. Но это же легко поправить!
— Да что уж… — Игорь насупился, чтобы не выдать переполнившее его чувство облегчения. — Останусь на вечернюю смену, переделаю.
— Ну, голова! Прямо расцеловал бы тебя, если бы не был разгильдяем и бракоделом! В общем, валяй, исправляй свои ошибки, — разрешил мастер.
Разумеется, о случившемся моментально узнали все на участке. Пока Игорь подстраивал прибор и переналаживал станок, за его спиной собирались зрители.
— Это все потому, что он обедать не ходил! — резюмировал Фролов. — Мало кашки съел утром, вот и ослаб…
— Нет, это Карцев так за качество борется. Вот сделает теперь лишний проход — зато какая чистота поверхности! — весело разглагольствовал Сивков. — Молодец, Карцев, так и жми дальше!
— Ну да! — простодушно возразил Белоногов. — С таким качеством он и полсотни в месяц не заработает.
Сивков возбужденно подхватил:
— Да на что ему деньги? Это вот у тебя, Вася, двое детей, их обуть-одеть ты должен. А Карцева отец с матерью оденут и накормят. Да еще на мороженое дадут.
Игорь терпел. Игорь молча работал. Он ждал одного: чтобы скорее стрелка часов одолела последнюю пятиминутку, чтобы засвистел гудок об окончании смены, потому что не было на свете такой силы, которая заставила бы этих остряков задержаться на участке после гудка.
И когда все это произошло, и «хор» разошелся, Игорь вздохнул свободно. Труднее сегодняшнего дня, кажется, не было. И день этот для него еще не закончился: как прикинул Игорь, часа три он должен был еще выстоять у станка, но никаких осложнений, кажется, уже не должно возникнуть. А поработать в малолюдном, притихшем вечернем цехе — это ничего!
Но опять кто-то остановился у него за спиной.
— Я могу помочь, если хочешь, — услышал Игорь спокойный голос. — Мне спешить некуда.
Игорь повернулся к Сергею Коршункову, новому токарю, сказал недоверчиво:
— Не надо, я сам, тут чепуха в общем-то, часа на два…
— Ну, а вдвоем мы за час сделаем. Вот я сейчас соседний станок настрою — и мы мигом раскидаем!
Соседний станок был закреплен за наставником Игоря Сазоновым, который в этот день был в отгуле. Коршунков перенес туда часть «запоротых» Игорем колец, быстро настроился на проточку внутреннего диаметра — и сверхурочная работа началась.
Чистенько снимали резцы недовыбранный металл с колец, завивали его в аккуратные спирали — хоть елку украшать! Однако, следя за резцом своего станка, Игорь не мог избавиться от чувства задолженности новичку. Почему так охотно вызвался Коршунков помочь? Из каких тайных побуждений?
…За два часа они исправили весь брак, убрали станки, переоделись и, чувствуя весомую усталость, вышли из цеха.
Дежуривший на проходной бледнолицый, маленького роста вахтер в форменной, с зеленым околышем фуражке оторвался от газеты и, придав лицу служебно-строгое выражение, заглянул в пропуска. Убедившись, что оба парня из дневной смены, он кивнул и опять уткнулся в газетный лист.
Когда вышли из проходной и вдохнули тепло душистого вечернего воздуха, увидели клубящуюся зелень сквера перед заводом, услышали свист ласточек в глубоком небе, Коршунков спросил:
— Разойдемся или погуляем?
— Конечно! Куда спешить-то! — ликуя, откликнулся Игорь. — Давай пошатаемся…
Между шоссе, уводившим за город, и протянувшейся километра на два заводской оградой насадили когда-то фруктовых деревьев, а кустами акации выгородили асфальтированную дорожку для пешеходов. В урочные часы по этой дорожке стекались к заводской проходной или растекались в поселки потоки рабочего люда; в погожие вечера здесь прогуливалась молодежь.
Начался разговор новых друзей со школьных воспоминаний. Так получилось потому, что в прогуливавшихся по аллее парочках Игорь и Коршунков узнавали кое-кого из бывших одноклассниц или одноклассников, хотя учились они в разное время: Коршунков получил аттестат зрелости на три года раньше Игоря. Потом заговорили о заводе, о своем цехе и токарном участке.
— Я понимаю нашего мастера, — взволнованно делился Игорь. — Ему бы какую-нибудь позаметнее должность, он ведь гордый. А приходится мастером… Раз я плохой токарь, он дает мне самые невыгодные кольца. В общем, не доверяет мне и не уважает. Конечно, есть за что. Но разве я совсем не годный человек?.. Знаешь, мне лично кажется, что я просто не такой, как другие наши ребята. Они спокойные, а у меня в душе все время что-то бурлит. То чувствую себя, вот как сегодня, ничтожеством последним, то вдруг покажется — гений! Вообще-то я мог бы совершить что-нибудь значительное. Может, даже для всего народа!.. Только как скрутить мне самого себя, взять в руки?
