Лето огнедышащее Развенчанный шпиль церкви здесь неподалеку Зовет к общению с неотомщенным Богом. Мы принудительно лишь видимое видим: Секирой огневласые главы Отрублены у взглядов в неземное. Бесформенное самый яркий цвет имеет: Любовь багровей страстоцвета пламенеет, И отрешенье снежное, зеленая тоска – Искристей снега, зеленей листка. Лишь выход в поле сделает доступным Познание – и мудрый переступень В белесых кудрях нам отдаст свое Понятье огнедышащего лета. Кто знает жизнь – безумно не мечтал Узнать ее законы и приметы; Неопытный считает, что украл Огонь, когда он сам – лишь отблеск света. Воистину, прекрасен не восход, Мгновенно осветляющий окрестность, А предвосходные часы: в благом тумане Владений феи озера – Морганы – Куст зверем кажется, а зверь – кустом. Наш глаз рождается в краю пустом, Но зренье оплодотворяет местность Чудеснейшим соитием примет, Припоминаний – горькую пустыню. Бог-Глаз, Бог-Око, несомненно, есть, Но слишком Он заметен, чтоб заметить… Пока еще есть время (время есть!), Сквозь пальцы ты прищурься на закат: В багрянце ногти – это ты убил, Убийство зренья – твой позор всецело: Ты, одинокий, не мечтал о встрече с Богом, Неотомщенным Богом бытия, Который ждал, все время ждал Тебя. Стихи для огненнокрылого пса «Далеко ли вы собрались?» – Спросил я королей. «Настолько далеко, чтобы, вернувшись, мы могли сказать: “Мы где-то были…”» Боб Дилан мы встанем из гробов, где мы лежали, думая о жизни, и мы с тобой пойдем по невесомым вздохов переулкам – пойдем ежевечернею прогулкой и оросим кусты в невидимом саду у нас есть столько сил и столько вожделений, что завтра мы изменим то, что назовут вчера, и в судорожные вечера нас поведет живучий рак-отшельник – туда, где раковины образов лежат да, здесь была стоянка человека… пустые створки все расстались с мясом, и их блаженная сверкающая масса лежит, как разродившиеся самки: уже вне боли – но еще вне счастья мой пес, неужто ты и я, хоть и прожгли крылами дырку в небосводе, не заслужили бóльшую свободу, чем эта высохшая скорлупа? какой мальчишка запустил из трубки горошину с насмешливым лицом? – – о, все мы одурачены юнцом! и мы заблудимся в безудержном тумане и не найдем двери в стакане, и мы залаем горько и покаянно: «верните слову слова содержанье!» и мы вернемся от Элеазара с молчанием и страхом на устах, но что скрываем мы, и чем наш вызван страх? возможно, жаждой следующей прогулки. Возвращение
Зверь времени линяет секундами. Сколько дворников! Сколько собирателей пуха! Пересекаем коралловый песок в неясном свете. Сколько ловцов ставит сети! Звук перебирается, прижимаясь к стенам. Из уха в ухо – от бесконечных лун на интегралы скрипок. Что сталкивается на небесах: пустые звезды или значение судеб? Тени кругом – все в мантиях судей. Мы возвращаемся в дом. Возвращаемся в дом. Выйди, сынок, встань на порог. Это день возвращенья, ибо кости к суставам стремятся. Сколько мы ни уходим – круглое время. Магеллан, Магеллан – ты седеешь, но покинуть орбиту не смеешь, так как время – почти что арбуз. Совершенно кругло и лысо: на планете король и крыса – можно миловать, можно казнить – все равно неразрывна нить между futurum и plusquamperfectum. Может свет невесомый гнить между звездами, словно солома – просто слишком время огромно при гниении света звезд. Мы возвращаемся в дом. Возвращаемся в дом. Только дело не в том, что мы постарели и серый наждак беспробудной щетины залег среди хрупких морщинок. Даже когда мы моложе были и звуки музыки плыли беспрерывным святым полотном, выходя из дома – мы направлялись в дом. Я возвращаюсь в сиянье и блеске – сгнивший остаток былого начала. Встреть, как встречала! В расцвете, упадке или гниенье – все на пути возвращенья. И непониманье и откровенье – все в возвращенье. Косари Трава привстала на носки корней. Обабок потный в капюшоне листьев, Качаясь на чешуйчатой ноге, Заворожил осклизлые грибы. Он – дервиш Поющих луж, проселков, Косарей, лежащих на листве Вокруг истлевшей бочки, из которой Полтысячелетия сочится мед. И ржавчина и гниль на месте кос Нисколько не смущают захмелевших – Они безумно смотрят на покос. Их дождь корит, гноя густые травы, Но самый старший косарь говорит: «Там, где мы хоронили наших предков, Все смешано насмешливо и зло, То тимофеевки клонится колос редкий, То вежливо бормочет плевелье. Кто вложит шибболет в цветущие уста? Кто лезвие направит, не робея? Мы знаем, что косы ждет орхидея, Но к орхидее не пройдет коса! Ведь все меняется, не глядя, лепестками, И охмуряет этим меткий глаз: Вот горицвет пылал огонь-цветками, Но глянь – и там пырей, где он погас. И меткий глаз становится глупей, И гнева царского предожидает шея: Изменник воронов – из рода голубей Иль ворон, только статью похищнее? Никто нам не подскажет, как нам быть. Пришла пора косить, да только что косить? Мы на краю покоса коченеем!» |