iv. Danza de fores Мы вас любили, в вас себя любя, Вы – соучастники открытия себя. В руках, казалось, брякали Ключи к любому сердцу от любой двери. Мы – феи ваших приключений наяву. Рычали пятна, желтые, как ягуары, а попугаи переулков повторяли слова любви на сонном берегу, пока к нему не подошел Корабль и вы с него на берег не сошли. У вас в руках лежала Музыка, которой так не хватало солнцу джунглей и страстей. Танцуй, моя сестра, танцуй! Пятнадцать золотых колец на срезе бедер, пятнадцать светлых годовых колец. Танцуй, моя сестра, танцуй! И грудь твоя, как носик твой, курноса, и ты еще не задаешь вопроса, но ты уже ответы знаешь все. Танцуй, моя сестра, танцуй! Лупите, черномазые, по бонгам! Сосудик вьется вверх по щиколотке тонкой, он алым в лоне расцветет цветком. Танцуй, моя сестра, танцуй! Низ живота курчавится дремуче, кора лодыжек в бархатных обручьях. Я – глина, будь для пор моих водой! Налейся, как в сосуд, в мой глаз пустой, заполни пустошь меж закатом и восходом, будь голой непосредственной природой, танцуй, моя сестра, танцуй! v. – Где же вы? Вечно непосредственные, нашей юной жажды утолители. Где же вы? Юного безумия добрые целители? Где же вы? – Там же, где и были – в Гренландии и пыли – Скептически губы застыли, мы начисто нынче былое забыли. Стояли на пороге, да не знали дороги. Думали вечно свечами гореть у изголовий юных безумцев, но нынче мы ищем иное. – Что же вы? Те, кто так любовь ценили, ради одних ее усилий. Что же вы? Те, кто все терять готовы, но не обрести оковы. Что же вы? – Терпеть мы вечно не могли. Не претерпеть того, что нам готовит плеть. Мы вечно не могли хотеть, хотеть… Теперь любовь не цель для нас, а средство! Зачем манить обратно в детство нас? Желанья ваши были святы, но – плачевно! – лежал под пологом хромой и умный бес, и он желал совсем иначе, что ж – поплачем – но все и впредь останется как есть… vi. Здесь, под окном, где я вечно стоял, принося обломки спирали, Сквозь боярышник, скрывший места наших тайных курений, вечно рыщет дорога, и по ней вечно рыщет Машина. Вечно рыщет и ищет Хозяина вечно. Без шофера, сама по себе, утыкается бампером влажным и случайно сшибает в ночи зазевавшихся пьяниц. Вечно рыщет машина во тьме. Пусть вся музыка хищных вечерних гуляний утихла, все же рыщет машина, и знак номерной так же полон ее оживляющих букв. И лишь только один питекантроп, вечно один питекантроп, ловит машину под утро и загоняет в гараж. vii. Я плачу о мачо… Ему не понять, что бродяга иначе, чем он, достигает блаженства, вниманья восторженных женщин с цветами желанья. Я плачу о бывшем и настоящем… О бывшем, в цветах Настоящим не ставшем. Змея с президентскою дочкой жила, Нерон где-то бегал, окутавшись шкурой, но грех человечества не был натурой, хотя грех всегда – отражение зла. Я плачу о том, кто все это напишет, о том, как в потемках устало он дышит. Я сын адмирала, тень блудного сына, но та субмарина, в которой мы плыли… …он в ней не повинен. viii. Кофе на небесах Ангелы вторглись, чтобы весть возвестить Горлом своим всем детям заснувшим. Боже! – пришли времена – мы их ждали за чашкою кофе со всеми друзьями на небесах. Ангелы въехали в мою форточку на мотоциклах, с радостным воплем, на крыльях неся хлопья первого снега – Боже! – мы снова подымаемся, пав, со всеми друзьями на небесах. ix. Baila, mi hermana (pasada segunda) Танцуй, моя сестра, танцуй! Тело женщины, бейся и вейся, На объятия снова надейся. Танцуй, моя сестра, танцуй! Мы еще повторим нашу жадность К немедленным переменам. Мы еще повторим, повторим – Непременно! Танцуй, моя сестра, танцуй! Это все отступленья: давши раз представленье, Мы немного устали… Повторяем сначала! Ведь не зря ангелы влетали в мою форточку Танцуй, моя сестра, танцуй! 13 октября 1980 года |
