«Бессонны очи пустоты…» Бессонны очи пустоты; Ей, не наполненной смятеньем, Век простоты быть воплощеньем, Не зная прелесть простоты. Ей – вечно к призракам на грудь Склоняться головой пустою, Век вслед за смутною толпою Фантомов выбирая путь. И, пролетая сквозь года, Сама себе лишь интересна, Всепожирающая бездна Любви не встретит никогда. «По водам призрак снова вынудит ступать…» по водам призрак снова вынудит ступать туда, где каждый шаг за чудо почтут немые обитатели глубин и сердцу снова нужен господин, чтобы продать его, как продавал Иуда, и отрицать его и, низведя в ничто, остановиться перед выбором великим, вновь обратившись просветленным ликом туда, где чувства новые и новые молитвы заставят снова буйствовать его. Потоп набросил небосвод на лица жертв свой плащ, и снизошла вода на крыльях грома в хрустальных змеях струй прозрачными ногтями вцепилась в листопад – и порвала листву и заметалась с плеском под ногами язык ее слизнул все краски с улиц и растворил в гортани пенной слюнкой чудовище воды подмыло стены – и погналось за собственным хвостом спокойствие! поближе к сердцу жарко копченых языков огня не жалко шипят желанья на сырой траве и так прозрачна, лжива и доступна сухая страсть в объятиях воды Второй потоп наполнен, уходящий тяжестью в песок, ты попрощался с поздними цветами, с камнями, где вскипает очиток стекают слезы с глаз, ресничными зонтами прикрывшими весь череп, и встает надбровие рыдающим цунами и пережить возможно ли потоп, когда ковчег былым столь перегружен и флаг разорванного неба хлещет топ? о той, об этой вспоминая, этим себя отдать пытаясь – кто мог знать, что содержание, расплесканное летом, оборотит поток воспоминаний вспять, и вряд ли удается рассказать о мелодичности однообразных дней тоскливых, коктейле неба с желтою оливой, о том, что составляет в целом неповторимость человека, о прищуре глазного уголка пленительного ящера горы все рассказать, особенно когда ступня предгрозовая тишины зависла над заброшенным селом, и струйки песка, стекающего с пальцев, шепчут еще одно смешное имя бытия «Эту старую кожу, местами порванную…»
Эту старую кожу, местами порванную, набросив на плечи души, выходишь в мертвый утренний дождь ощущений. Затерявшуюся в складке, сломанную сигарету дыхания Зажигаешь быстрой спичкой открытого глаза. Кепку черепа с густым козырьком накинув на сновидения, как на насекомых, которых усердно ловил в детстве. Выходя на чужую улицу, враждебную улицу. Когда больше никогда не придется надевать эту вышедшую из моды одежду, пропахшую пробуждением? Просыпающийся облачается в себя спросонья на левую сторону. «Я возвращался домой по улице темной…» я возвращался домой по улице темной, словно танцор – по минному полю каждый шаг был выверен – но и рискован, каждый удар сердца – грозил детонацией я увидел огненную черту – поперек улицы, и за ней – уходящих вдаль юных героев, пишущих кровью имена женщин на стеклянных стенах узкого и мрачного коридора отягощали карманы невыполненные планы, но головы, как аэростаты – тянулись к высокому небу, искривляли лица злокачественные пороки – так долго сердце жило на воде и хлебе оглянувшись назад – я вдали увидел робко ступающих – по моему следу я понял – я должен лечь поперек и загородить проход усталым телом девушки, строящие на песке воздушные замки великой жертвы, юноши, выкрикивающие пункты обвинения – о, я должен быть последним и первым! и я упал на черте – не дойдя до дома, и увидел – стекленеющими глазами: они шли по следу – ничего не заметив. переступая через тело ногами. Предел Достигнув предела пути, Я оглянулся, чтобы описать путешествие Лицам, пославшим меня сюда. Хоть в дороге мне снились иные сны, Чем вам, оставшимся дома, Хоть увидел я столько лиц, Что я лица родных не вспомню – Вид стены, преградившей мне путь Вдохновляет меня на поэму. Стена, как и положено старой стене В романтических образах, Может быть описана так: Темная зелень плюща, Взирающая на путешественника, Трещины, давшие обиталище Скорпионам, тарантулам, сороконожкам, Яркая зелень берез, Налипшая на глаза, Золоченая маковка церкви, Разрезающее солнце в движении к меридиану. Но если воспользоваться иными словами, Сочлененными в иной последовательности, То как вы назовете эту преграду На пути к истоку всех времен? Сюда уперлись все призрачные тропинки, Прорубленные лунным светом Для лунатиков, бредущих с высоко поднятыми руками, Для несчастных, опустивших руки. Здесь прохладно и приятно, И есть родник, необходимый для жизни, Но нет движения вперед, Хотя по смеху детей мне понятно, Что и по ту сторону стены есть жизнь. Познав измену раньше, чем женщину, И женщину раньше, чем любовь, Я теперь познаю окончание жизни Раньше, чем смерть. Потому что, как ни приятно будет Существование возле стены, Оно не продвинет меня ни на йоту дальше. Радует лишь сознание того, Что ни один, Ни один из попутчиков Не перейдет на другую сторону Старой Стены. В одни времена стена – лишь препятствие, По преодолении которого Новое солнце восходит – Барьер революции образа жизни и мыслей. Но время от времени в ходе веков Стена становится неодолимой. Это время, когда эмаль листвы На воде прудов Знаменует конец старой жизни, Но новой еще не видно За выпавшим снегом. Для пальцев слабых остекленела поверхность Стены. И мысли погрузятся в оцепенение беременности У Старой Стены. И дети, играя, полезут за стену, Как в сад Соседский. Поэтому жду терпеливо детей я. |