«Лето набирает номер 03…» лето набирает номер 03, глотает барбитураты, умирает некрасиво, в долгих конвульсиях. осень с красным крестом освидетельствовала труп, обмыла его дождями и похоронила под снегом и только весна написала проталинами имя и даты рожденья и смерти на белой доске снеговой и, пока лето оживало, окончив комедию ежегодных похорон, тальник начал безразлично причесывать волосы, зеленые волосы над ртутной рекой и гибкие его прутья выпороли воздух, чтобы он закричал птичьим криком от зеленой боли сокодвижения Физиология звукозаписи (1980–1991) «Я не знаю, где была эта улица…» Я не знаю, где была эта улица, Я не знаю, где был этот дом, Я не знаю даже, что происходило в нем. Люди выходили и падали, волосы на себе рвали, Одни говорили: «Мы увидели», Другие говорили: «Мы узнали». Я вижу, как сгущается воздух за моей спиной, Тысячи рук толкают меня в неизбежное, Но я не хочу. Я видел людей неглупых и видел совсем дураков, Но и те другие не могли связать пары слов Никто не мог объяснить мне, на что это было похоже, Одни говорили: «Это день гнева!» Другие: «Это бич божий!» Я хотел покинуть очередь, я хотел бежать, Но верзила с лицом убийцы сказал: «Ты должен узнать. Эй, успокойся, парень, у тебя сдают нервы, Не ты последний, не ты и первый». 1980 Движение к оцепенению Ты очень доволен и скорбью, и болью, Иного не ждал и в другое не верил. Конец неизбежен, осталось мгновение, Ты смотришь на стрелки, ты смотришь на двери. И тут все приходит в движение – В движение к оцепенению. Твой жалкий рассудок приходит в упадок, Проносятся штормы без звука и формы. Все, как ожидалось, к чему удивление? И в черном костюме пришел День Рождения. И тут завершилось движение – Движение к оцепенению. Открылись глаза, и раздвинулось небо, И в небо глазницы уставились слепо: Ты смотришь на сцену, на ней представленье, Что, может быть, станет твоим Днем Рождения. И ты испытаешь сомнение В движении к оцепенению! 1980 Пожиратель
Пожиратель всех страстей, скорбей и суеты, Ждущий за столом приправ к еде, – это ты. Суетятся рядом люди, каждый с радостью несет Даже голову на блюде, если блажь к тебе придет. За столом судьбы сидишь уже много лет, Поглощаешь ты за годом год свой обед. Суетятся рядом люди, каждый с радостью несет Даже голову на блюде, если блажь к тебе придет. Горами объедков стол покрыт, Разбежались слуги, кончен пир; Воздух был наполнен злом, Ты знал, ты знал, ты знал. Пир был очень долгим – ты устал. Должен наступить конец. В пустоту звучит твоя застольная речь, Не приходит тот, кто мог тебя уберечь. Робок ангел твой хранитель – и боится, и дрожит, Если черная ворона путь ему перелетит. В дверь стучатся трое, сбит запор, Принесли носилки и топор; Воздух был наполнен злом, Ты знал, ты знал, ты знал. Пир был очень долгим – ты устал. Должен наступить конец. 1980 Путешествие Я умер, все в порядке: в карманах пропуска, Подписаны все справки, печати в паспортах. На реактивном лифте в неоновых огнях Несемся в преисподнюю на суперскоростях. Реклама бьет как выстрел, соблазнов здесь полно, В ушах орет «Sex Pistols», мелькает секс-кино. Я сразу испугался и растерялся вмиг: За жизнь когтями драться я, право, не привык! Улыбчивые черти сказали мне в аду, Что я не так воспитан, что им не подойду. «Ты очень честный парень; конечно, выбирай, Но если откровенно – иди ты к богу в рай!» Я умер, все в порядке: в карманах пропуска, Подписаны все справки, печати в паспортах. На белом дирижабле, похожем на свинью, Легко раздвинув тучи, мы вылезли в раю. Нас приняли в объятья, и все кричат «ура!», Кругом висят плакаты за образцовый рай. У всех на лицах радость, я был доволен всем, Но строить вместе с ними я просто не умел. Вдруг какой-то ангел мне крикнул на лету, Что я испорчен адом, что им не подойду. «Ты очень странный парень, плакатам ты не рад; Мы с транспортом уладим – давай обратно в ад!» Я кончил путешествие ударом в землю лбом, Из головы все вышибло, не помню ничего. В глазах опушка леса, в ушах шумит листва, Стоит избушка рядом, вдали течет река. Достал я из кармана все справки, паспорта, Я изорвал их в клочья и в землю закопал. 1980 |
