— Здравствуйте! — проскрипел я за его спиной.

— Здравствуйте, проходите! — очень любезно сказал Главврач и только после этого — ни быстро, ни медленно — обернулся.

— Я доктор Терзийски, — произнес я и испытал огромное облегчение, постыдное облегчение. Как будто я был мальчиком, у которого случилась поллюция во время экзамена. Я долго представлял себе, как это будет, когда я впервые серьезно произнесу «доктор Терзийски». Получилось неплохо. Мне даже стало весело и как-то забавно от нелепости собственных слов. Кого мы с доктором Г. обманывали? Скорее всего, самих себя. Я чувствовал, что он был готов к игре «в доктора». Он был крупным и внушительным, в очках, как телескопы штата Монтана, направленные в глубины космоса. А вообще-то, у него были самые обыкновенные глаза, и косоглазие, увеличенное линзами очков, становилось еще заметнее. Вот и все.

— Что вас к нам привело, доктор Терзийски? — снова чрезвычайно любезно спросил доктор Г., и на этот раз его любезность стала мне ясна: он легко и мило и на самом деле непринужденно со мною шутил. Подкидывал это «доктор Терзийски», как мяч. Небрежно.

— Мне бы хотелось, если это возможно, начать у вас работать. Одна из ваших подчиненных сказала, что у вас есть вакансии.

— Это которая из моих подчиненных? — с легким раздражением спросил доктор. Несмотря на свою неопытность, я почувствовал, что любая попытка пробить оборону крепости и прорваться внутрь, даже только чтобы осмотреть эту цитадель — Больницу — будет встречена с огромной подозрительностью.

— Ну… — споткнулся я. Я чувствовал, что вступаю в область каких-то сплетен, ввязываюсь в безобидные пока интриги. Если я назову имя, то подставлю свою знакомую, которая на самом деле мне сказала, что места есть. Тогда она будет уличена доктором Г. в предательстве, в разглашении больничных тайн. Больница должна была существовать под покровом тайны. Никто не должен был знать, есть там вакансии или нет. Посторонние не должны были знать, работает ли вообще Больница, есть ли внутри живые люди, откуда они пришли и как… или же они просто самозародились в Больнице, как какая-нибудь плесень. Я чувствовал, что приподнятие завесы тайны над этим учреждением, над этой Институцией, было очень неприятно доктору Г.

— Неважно… Кто-то тебе там напел… — проворчал доктор Г. с недовольством в голосе. Как будто хотел сказать: «Тоже мне! Нам прятать нечего. Все прозрачно! Но все же выдавать наши секреты — нехорошо».

— Да, мне сказали, что у вас освободилось место врача, и я пришел… — сказал, вернее, выпалил я. И пока он любезно улыбался моим глупостям, за эту секунду я оглядел весь его кабинет. Комната была похожа на каюту капитана застрявшего где-то корабля. Корабля, севшего на спокойную мель. Например, на каком-нибудь повороте Волги. Еще там было много икон.

— Хорошо, доктор… Терзийски, кажется? — уже ласково промолвил доктор Г. Он явно осознал, что я не опасен, и что нет смысла вести себя со мной строго. Он даже испытал ко мне симпатию. И я это вмиг почувствовал. — А кто тебя к нам послал?

— Ну…. гм, гм, гм-м-м, в каком смысле?

— В том смысле, что каждый приходит откуда-нибудь! И кто-то его посылает. Ты же не с улицы пришел, верно? — немного разозлился доктор.

— Несколько лет я посещал кружок по психиатрии, — сказал я. И с горечью отметил, что вопрос «Кто тебя послал?» мог с легкостью быть переведенным как «Кто твой осведомитель?» — Еще до недавнего времени я работал медбратом на Четвертом километре. А потом… — я сунул ему свой диплом. Мой диплом с тридцатью шестерками, пятью пятерками и одной четверкой[6]. Мне казалось, это блестящее оружие. Доктор Г. откинулся назад и зло рассмеялся.

— Что ты мне суешь свой диплом, а, доктор Терзийски, — он был раздосадован этой моей детской наивностью.

— Ну, — смутился я и быстро убрал диплом. Мое детское оружие глупо выглядело в пошлом мире, где все строилось на личных связях. В мире взрослых.

— Доктор Терзийски, сейчас у нас нет мест, — тяжело и как-то устало промолвил доктор Г. — Но я тебя возьму… на так называемый испытательный срок. На должность медсестры. И ты на самом деле будешь работать медсестрой, парень. А со временем получишь место врача.

— Большое спасибо! — сказал я и вздохнул с облегчением. Так даже было лучше. Если бы он мне сразу дал много, если бы легко и без проблем назначил на должность врача, я бы чувствовал себя обязанным. А я ненавидел чувствовать себя обязанным.

— А сейчас, доктор Терзийски, иди, обойди Больницу! И познакомься с персоналом, — сказал доктор Г., и наш первый разговор был окончен.

И тут ты будешь работать всю жизнь? — спросил я себя тогда. Незаметно пролетели три месяца. Естественно, доктор Г. взял меня на работу не просто так. Первое время в течение испытательного срока я работал медбратом. И был бородатым юношей, уверенным в себе и униженным. Здоровым мужиком с зарплатой юной девочки. Но я как-то справлялся. Благодаря огромному опыту, который я накопил в онкологической больнице и по разным другим невеселым местам.

Теперь я уже врач, и мой белый халат можно увидеть то в уголке парка среди серых корпусов, то в красно-зелено-синей толпе халатов по пути в кухню, откуда больные и санитары, дымящие сигаретами и просто паром, выдыхаемым изо рта в январский холод, получали еду для своих отделений.

Больница была моим полем, на котором росли большие и кучерявые кочаны капусты — головы моих пациентов. Я поливал их галоперидолом и пытался осмыслить то, что делаю. Я читал. Читал много и все больше и больше запутывался. Но запутывался тем самоуверенным образом, каким запутывается молодой жизнерадостный мужчина. Вот он потерялся в морозную ночь, перед ним нехоженое белое поле, за ним лишь глухие холмы, а над ним белые, одиноко мерцающие звездочки. Но его совсем не смущает сумбур в голове. Отнюдь. Он лезет глубоко в карман, закуривает и шагает вперед — энергично и самоуверенно, — вперед, на здоровых ногах, со здоровой душой и здравыми мыслями. Ведо́мый своим здоровым нюхом. И я был таким. Я читал и самосовершенствовался, месяцы шли. Я был доволен. А когда оглядывался вокруг себя, то видел, что и те, кто работал рядом, вроде бы были довольны мной. По крайней мере, мне так казалось. Больница была полна молодых амбициозных врачей. Это была часть персонала.

Слово «персонал», как и многие другие понятия, из-за пошлого социалистического жаргона стало уничижительным. Но в Больнице оно было совершенно уместным, приобрело совершенно другой, положительный смысл. Персонал было чем-то вроде Экипажа. Экипаж Корабля сумасшедших. Narrenschiff — так его описал Брант, изобразил Иероним Босх и воспели рокеры «Jethro Tull»[7].

Но в отличие от классического Корабля без капитана, тут капитан был.

Да — капитан!

Не так просто о нем написать.

Доктор Г., мрачный и немного замкнутый врач, но очень эрудированный, пугающий своей эрудицией. Из тех, кто хорошо умеет показать всем, что скрывается у него в черепной коробке, да так, что люди надолго остаются под впечатлением. Они пялятся на него и цокают языками. «Ах, как же много знает этот доктор Г.! И какой он мудрый! Ах, ах, ах!»

Итак, вернемся к персоналу, который нес доктора Г. на своих плечах, как какого-нибудь величественного мандарина, во главе торжественной (а может, и будничной) процессии. Во время какого-нибудь карнавала, когда выпиваются литры хлоразина, тонны флуперина, центнеры паркизана и галлоны галоперидола.

Врачи, два-три психолога, пара социальных работников и одна аптекарша составляли высшую касту.

Большинство врачей, надо сказать, были молодыми. Около тридцати. Ну, не все, конечно. Заведующим отделениями, солидным мужчинам и женщинам, спокойным и уверенным в себе, было около пятидесяти, Только моему другу Сами, с которым мы подружились на третий день, армянину, похожему на хитрого персидского кота, — не более тридцати шести. Он заведовал женским отделением для престарелых, при этом был очень уверенным заведующим.