— А это не вредно — дышать таким воздухом? — беспокоилась пожилая дама в обтягивающих ее телеса мужских брюках.

— Не вреднее посещения туалета общего пользования с озонатором, — успокаивал ее усатый спутник в чесучовом легком костюме.

— Не правда ли, эффектно? — осведомился у меня мистер Бронкс.

— Молния всегда впечатляет. Особенно на природе. Но незабываемое воспоминание у моей первой жены Татьяны оставила шаровая молния, влетевшая в открытое окно и, увлекаемая сквозняком, проплывшая мимо нее на расстоянии вытянутой руки, а затем проникшая через открытые двери на кухню и на птичий двор, где и взорвалась, изжарив несколько кур и одну индейку.

— О, это достойно широкой информации, Алэк. Мы так мало знаем о шаровой молнии. Вашей миссис Татьяне можно позавидовать.

— Мне не кажется, что она так думала, ощипывая изжаренных природным электричеством кур.

— Если бы в «Дженерал электрик» знали бы такую технологию, они непременно включили б в свою программу электрических чудес такой номер, угощая посетителей подобным кушаньем за умеренную плату.

Не владея шаровой молнией, электрики фирмы показывали другое чудо — преодоление земного тяготения. Джентльмен в рабочей униформе вышел на эстраду к малозаметному прибору и включил его, создав над ним переменное магнитное поле большой частоты. С видом завзятого иллюзиониста он сходил за кулисы и вынес большую алюминиевую чашу. Показал публике, что она пуста. Положил ее на плоский прибор и опять включил его. Алюминиевая чаша приподнялась, как на воздушной подушке, хотя работы какой-либо струи не было слышно. Для большей убедительности демонстратор провел под зависшей тарелкой бумажной лентой, держа ее за один конец. Она не трепетала. Никакого воздушного потока не было, а чаша чудом висела в воздухе. Джентльмен в униформе взял бутылку с кока-колой, купив ее у вошедшего с улицы продавца с лотком. Чаша с кока-колой колебалась, когда в нее лилась жидкость, но не опускалась. Продолжала она висеть и когда приняла все содержимое бутылки. Демонстратор артистическим жестом снял чашу с невидимой опоры и выпил, к восторгу зрителей, ее содержимое, снова поставил на невидимый стол чашу и выключил прибор. Чаша со звоном ударилась о площадку верха прибора. Публика рукоплескала. Думаю, что люди не удивились бы, поднимись сам демонстратор в воздух, но он, ловко жонглируя алюминиевой чашей, удалился с эстрады. Сеанс был закончен.

Однако убеждение посетителей во всесильности электричества не закончилось. В другом зале их ожидала встреча с роботом.

На сцене рядом с толстым и лысым джентльменом стояло порождение фантазии, совместившей в огромном металлическом чудище воспоминание о древнем рыцаре в полном облачении и смутные представления о будущем звуковой аппаратуры.

Когда зал наполнился, толстяк в сером объявил:

— Леди и джентльмены, перед вами прообраз работника будущего, лишенного неприятных боссам черт, но способного выполнять команды и даже вести примитивную беседу на английском языке. Большего, как вы понимаете, от машины и не требуется. Итак, мистер Робот, прошу вас приветствовать публику поднятием правой руки.

Стальное чудовище угрожающе подняло руку, как бы занося ее для удара. Я предпочел бы не находиться рядом.

— Робот абсолютно безопасен, — как бы угадав мое ощущение, успокаивал толстяк. — Теперь, просим вас, мистер Робот, сделать тур вальса, чтобы показать вашу способность к передвижению и присущую вам грацию.

Робот, потоптавшись на месте, стал передвигаться по кругу, одновременно вращаясь. Железными лапами он обнимал толстого партнера, не отпустив его раньше, чем закончил свои танцевальные па.

— А теперь побеседуем с нашим искусственным интеллектом. Вы говорите по-английски, мистер Робот?

— Щур, — проскрежетала машина, что означало «конечно».

— Продемонстрируйте нам это, пожалуйста, — и, обращаясь к публике, оператор робота пояснил: — Инженерам и ученым нашей фирмы удалось установить, что английская речь состоит из двадцати восьми звуков. Робот произнес их вам своим, а не записанным человеческим голосом. Прошу вас, мистер Робот.

По знаку толстяка сидевшая поодаль хорошенькая девушка стала нажимать клавиши на пульте. В роботе что-то заклокотало, и он стал шипеть, свистеть, мычать, стонать, кряхтеть и, наконец, лаять, то есть воспроизводить элементарные звуки, составляющие мелодичный английский язык.

— Я попрошу вас теперь, сэр, произнести лишь одну фразу, но с разным выражением внутренних чувств человека, вами усвоенных. Итак, мы хотим трижды услышать от вас фразу: «Она ждет меня».

Зал замер. Мистер Бронкс толкнул меня в бок и подмигнул.

— Она ждет меня, — прозвучало в зале с таким холодным равнодушием, на которое способна была лишь бесчувственная машина.

— Каково? — прошептал мистер Бронкс. — Сказано не хуже католического пастора, обреченного на безбрачие. Впрочем, такое страшилище вряд ли подыщет невесту, конечно, если фирма не раскошелится.

Толстяк на сцене по-дирижерски взмахнул рукой.

— Она ждет меня, — с тревогой в задрожавшем голосе произнесло человекообразное изделие электрофирмы. Мистер Бронкс молча развел руками.

— Она ждет меня!!! — это был крик измученной души, страстно жаждущий любовного свиданья.

— Боюсь, что ни одна голливудская звезда не устоит, несмотря на внешний вид столь темпераментного обожателя, — заключил мистер Бронкс, потирая руки. — Нам надо спешить, Алэк, мы можем опоздать.

Куда? — едва успел выговорить я. Мистер Бронкс вытащил меня из павильона, не дав дослушать чувственных откровений железной машины.

Мы вскочили в проезжавший пустой электрокар.

Он быстро домчал нас до плотной толпы людей, над которыми поднималась буровая вышка.

Вместо бура над прорытой скважиной висел длинный, как я потом узнал, танталовый цилиндр. Внизу для всеобщего обозрения на пьедестале стояла его точная копия, разрезанная пополам. Американская любовь к многоэтажное™ сказалась и в «БОМБЕ ВРЕМЕНИ», которая пять тысяч лет пролежит в скважине под землей, чтобы донести до людей далекого будущего подлинные предметы далекой им современности, знакомя с предметами быта, книгами, фотографиями и кинокартинами. По существу, этот танталовый цилиндр был в сжатом виде многосторонней рекламой вещей, которых уже нельзя купить, но над которыми можно размышлять, перебирая электрифицированную утварь, которую рекламируют сегодня, оружие армейское и частное, каким в изобилии владеют делающие погоду гангстеры, и кончая модными теперь подтяжками деловых людей, снимающих на работе пиджаки. И венчало это скопище археологических находок будущего послание одного из виднейших ученных XX века Альберта Эйнштейна, перевернувшего обычные представления людей своей гениальной, многими не понятой, теорией относительности.

Заканчивались последние приготовления к спуску. К холму с вынутой из скважины породы подъехали два экскаватора, чтобы завалить скважину на тысячелетия. Около них собрались музыканты военного духового оркестра, а на переносную трибуну над ними поднялся седой человек без шляпы, что-то держащий в руке.

Мистер Бронкс, рассчитавшись с водителем электрокара, не толкнул меня, как обычно, а торжественно положил мне руку на плечо:

— Альберт Эйнштейн, — благоговейно прошептал он. Так, дорогой мой Костя, состоялась моя встреча с великим ученым. Я его видел, а он меня нет!

А так много вопросов хотелось бы ему задать, рассказать ему, что его оппоненты, приводя случай с улетевшим и по-прежнему молодым двойником, будут биты, если ввести под корень в формулу Лоренца соотношение масс улетающего и остающегося двойников. Тогда космонавт и его брат на Земле не смогут поменяться местами и все возражения против Эйнштейна разлетятся в прах. Но увы, охранники выставки, никого не подпускали близко к великому ученому. А ведь он поблагодарил бы меня за мой вклад, делающий его теорию неуязвимой. Увы, мне остается одна возможность — высказать свои мысли в фантастическом романе….