Говорят, что к начальству никогда нельзя обращаться с двумя просьбами. Я нарушил эту чиновничью заповедь.
Инна должна вскоре родить, и я устроил ее в родильный дом имени Крупской, один из лучших в Москве. Точинскому я сказал:
— Как вы знаете, инженер должен всегда расти. И если я от главного механика металлургического завода вырос с вашей помощью до заместителя главного механика всей металлургии, то именно с вашей помощью я могу теперь перейти на самостоятельную работу главного инженера или технорука опытного завода ВЭИ, с которым творчески связан.
Точинский подпер щеку рукой и с укором сказал:
— Покидать нас хотите? Не ожидал. Может, жалование прибавить?
— Heт, лучше выполните еще одну мою просьбу.
— Ну, что еще может быть хуже? — и Точинский положил оба кулака на стол. — Валите уж оптом.
— Я жду ребенка. Его нужно отвезти под Москву, в Подлипки. Начинать с просьбы на новом месте работы считаю неудобным, а у вас, может быть, заслужил такую любезность.
Точинский зажмурил глаза и рассказал притчу:
— В истории есть легенда, будто бы царь Соломон, выслушав двух женщин, считавших каждая себя матерью одного ребенка, вынес соломоново решение. Спросил, какая из женщин согласится, чтобы он разрубил ребенка пополам и каждой дал по половине. И когда одна женщина, поджав губы, согласилась, а другая зарыдала, отказавшись от ребенка, он отдал ей дитя со словами: «Настоящая мать согласится на воспитание ребенка у другой женщины, но никак не на его смерть». У нас с вами другая ситуация. Пополам вас уже разрубили между ГУМПом и ВЭИ. Поэтому я соединяю две ваших просьбы в одну. Я дам свою машину для того, чтобы вы доставили домой своего ребенка в целости и сохранности, когда это потребуется. Но до этого вы продолжите работу у нас, — и он встал.
Так закончилась моя работа в родной металлургии, о чем с грустью пишу тебе, дорогой мой Костя, в дорогой мой Белорецк», — и Саша запечатал письмо. Оно теперь пойдет к Уральским горам с надежным попутчиком.
Все изменилось в жизни Званцева. Он привез живой комочек, которому предстояло в жизни стать военным моряком, капитаном первого ранга, командиром защиты с воздуха всех военных флотов СССР.
Саша перешел на работу в опытный завод. Но Иосифьян, придумавший эту комбинацию в расчете на то, что директором завода был его земляк Сомхиян, не рассчитал, что технорук, на место которого он прочил Званцева, уходить раздумал. И пришлось стать Званцеву начальником производства. Да и техноруком бы он теперь, беспартийный, к тому же еще и зять врага народа, выглядел мало подходящим.
Но во всякой туче бывает просвет. И в январе 1936 года Иосифьян ворвался в служебный кабинет Званцева с газетой «Известия» в руках:
— Ты знаешь, знаешь… Твоему сценарию «Аренида» на международном конкурсе присудили высшую премию. А третью премию, знаешь кто получил? Знаменитый Капица — наводнил в фильме рынок искусственными алмазами и брилиантами. Паника, кризис! Он мог бы предложить что-нибудь похлеще и явно уступил тебе. Я покажу газету директору ВЭИ, подниму твои акции.
Но денег на гидромаховик наркомат так и не дал. Он уже не походил на ВСНХ. В нем былые бюрократические цветочки превратились в махровые ядовитые плоды.
— Слуший, кацо. Всяким пролазам лягушачьими прыжками по партбилетовым ступенькам можно забраться на гору, где Серго с Кировым высоко стояли и далеко видели, а жабьи мозги пролазы так внизу в болоте и оставили и дальше своей пасти не видят. Кого бы проглотить?». И то, что для людей мыслящих деревянная трубка была убедительнее свернутых трубами ватманов с расчетами и чертежами на столах важных денежных жаб, говорит о движении в сторону. И нет простора прогнозу. Пусть пока электропушки с киноэкранов стреляют. Это уже не пара пустяк! Подводная лодка «Наутилус» десятилетиями плавала по страницам книг, а все-таки вышла в море. Нет, я все-таки все это выложу директору ВЭИ, чтобы поднять твои акции. Иметь такого лауреата во главе производства — не пара пустяк.
Но Рабинович холодно отнесся к премии Званцева.
— Не инженерное это дело, — назидательно сказал он. — Вот Алексею Толстому — перо в руки, а начальнику производства — заказы выполнять без задержек надобно. Недовольства много. Ей-Богу, я не решился бы поручить опытный завод Владимиру Владимировичу Маяковскому, хоть тот и страстно призывал стихом: «Твори, выдумывай, пробуй!». Подыщите себе другого заведующего производством. Менее отдающегося кино, театрам и литературе. А то ваш протеже позволил себе выступить с пением на заводском вечере перед подчиненными арии Дон-Жуана. Так авторитет не зарабатывают.
Званцеву ничего другого не оставалось, как самому уволиться в поисках места работы. В вестибюле одного из ближних к вокзалам многоэтажных домов Сашу привлек своеобразный лифт с открытыми непрерывно движущимися кабинами. Правая спускалась, а левая поднималась, словно нанизанные на нить четки, а потому называвшимся «Pater Noster».
Люди на ходу входили или выходили из кабин, дождавшись, когда они поравняются с нужным этажом.
— Входите, входите, — потянула Сашу за руку бойкая, миловидная девушка, заметив его замешательство. — Здесь, как в метро, надо встать на бегущую дорожку. Вам на какой этаж? — просила она, когда лифт уже поднимался.
— На третий, — наугад назвал Званцев.
— Я так и знала, что нам вместе. Меня зовут Муся. Я работаю в Центральном конструкторском бюро редукторостроения. Вы его ищите, я вас раньше не видела. У нас два начальника. Директор Ничепоренко Остап Тарасыч. Хитрый хохол, как мы его зовем, и жадный. Если вы заказчик, то к нему. Он цену заломит. Торгуйтесь. Если с нами работать хотите, то — к главному инженеру Александру Ивановичу Мишарину. Веселый человек, сибиряк. Когда надо говорить: «На всякий случай» или «Для безопасности» — он говорит: «Для опасности». Чудак невозможный, толстый и милейший наш человек! У нас два главных отдела: проектный и научно-исследовательский. Первым заведует добряк Хвостов, хоть «граф» — а практик, вторым — злыдня Сапрыкин, он же парторг. К нему на поклон надо к первому идти.
Не успел Саша вставить слово, как оказался в просторном помещении с выгороженным для дирекции «аквариумом» с двумя сдвинутыми вместе письменными столами.
Званцев открыл стеклянную дверь и поздоровался.
— Здоровеньки булы, — отозвался директор. — С заказом затейливым — до мене. За работой руку протягаете — так вот к ему, — и он указал на своего визави.
Званцев Александр Петрович. Окончил Томский технологический институт в 1930 году. Работал главным механиком Белорецкого металлургического завода.
— Тогда в прокатном цехе ты с ремонтом редукторов повозился?
— Повозился, — признался Званцев.
— «Теперь для опасности» с бумагоделательным цехом повозишься, нашим проектным отделом заведуя. Томичу-инженеру восемьсот эр по полнолуниям.
Званцев выбрал место в центре первого ряда, взяв себе обычную чертежную доску, чтоб чертить самому, а выданный ему письменный стол поставил рядом, чтобы просматривать на нем работы подчиненных. При этом сам он развернулся лицом к чертежному залу, где все доски поставил под углом, чтобы видеть, кто и чем занимается.
Поначалу это не всем понравилось, и бывший заведующий «граф» Хвостов был подослан к новому начальнику, чтобы выяснить, на что тот способен, кроме перестройки чертежных рядов и роли надсмотрщика.
Но цели своей — резкого повышения дисциплины, прекращения занятий посторонними делами и чужими, «левыми» чертежами — Званцев мгновенно добился.
Александр Иванович Мишарин прогуливался между обновленными рядами своей армии и тихо говорил себе под нос:
— «Не плохо для опасности». Совсем не плохо! Все как на ладони.
А в директорский «аквариум», пользуясь отсутствием главного инженера, прошмыгнул Сапрыкин.
— Это возмутительно, — прошипел он. — Опять на видную должность без согласования с треугольником проползла беспартийная гнида!
— Як так — без треугольника? Муся-парторг сама его сюда привела. «Для опасности» при мене с ним балакал. А вот и ты подоспел. Приказа я еще не подписал, — с хитрецой добавил Ничипаренко.
