— Что ж тебе на плечи теперь ляжет?

— Рояля.

— Рояль?! — недоуменно повторил Саша. — В клубе-то только пианино. А в мартенах на рояле не играют. В прокатном — тоже.

— Ну и я о том же. У Шеферов только и есть рояль на заводе. А он тяжелый. Двадцать пудиков. Мне до этого надо крепче на ноги встать и ночью звезды сосчитать, на жестких бревнах поспать. Спиной окрепнуть.

— Квартиру другую им, что ли, дали?

— Ни, совсем съезжают от нас. И роялю с собой берут. Два раза погрузить придется — один раз на подводу, другой — на железнодорожную платформу.

Саша сам на понял, почему ему стало так горько.

Послышался звонкий топот копыт. Подъехала «карета скорой помощи» — личная коляска Шефера, с ним самим на козлах, а рядом, выполняя роль «санитара», сидел технический инспектор Вакар.

— Тутока он, тутока. Жив-живешенек, забирайте, товарищ Шефер. В облецах небесных на землю сошел, и хоть бы хны! А они горяченькие, как в бане.

Вакар с Сашей сели на заднее сиденье. Шефер погнал лошадь.

— Не понимаю, почему такой переполох. В детстве я попал в железнодорожную катастрофу, столкновение поездов, и то шуму меньше было.

— Сиди, сиди, молоток. Сам-то шуму не делай, — напутствовал дядя Гриша.

Шефер обернулся с козел и предложил Вакару поменяться местами.

— Я должен от всей души поблагодарить вас, товарищ Званцев. Вы не только оказали заводу услугу, но и меня лично спасли от суда, а то и от смерти. Старые легенды легли в основу новых заводов, но возвели тяжкую ответственность за технику безопасности на нас, руководителей заводов. Если бы вы не предотвратили взрыв парового котла, последствия были бы непредсказуемыми. Когда я стоял сегодня на нераскрытом ящике с рельсовыми захватами, то меня осенило, что здесь лежат вовсе не приспособления для удлинения рельсов. Я прочел и понял нашу с вами, а вернее мою, ошибку: в ящике лежали захваты рельс, на которых стоит кран. Они призваны помогать противовесу при перенесении груза с левой или правой стороны пути на открытую платформу, ради чего и был выписан этот кран моими предшественниками. Не вы, а я должен был это учесть. Не беспокойтесь о своей контрактации. Ее полезность подтверждена была вашей сметкой и инженерным подходом.

«Да, но рояль?» — вертелось на языке у Саши. Но он так и не решился задать этот вопрос.

Две недели пролежал в больнице ошпаренный паром практикант. «Небесные облаца», спустившие его на землю, были еще слишком горячими. Когда Саша Званцев вышел на завод, кабинет начальника технического отдела был пуст. Саша писал сухие письма семье, что отныне они будут иметь производственную стипендию, на большее пока он был не способен.

Отведенная Званцеву комната была на редкость неудобна, напоминая узкий коридор с единственным окном в торце, где только и можно было поставить стол с непременным телефоном. Втиснуть рядом выданную казенную железную кровать не удавалось, мешала несообразно расположенная дверь.

— Пошто Господь Бог начальство хозяйственное обижает? Вместо мозгов — труха с соломой, а те лошадиное стойло или хлев коровий инженеру заводскому для жилья предлагают. Мужики себе избы лучше строят. До Аскарова напрямик пойду.

— Не надо, дядя Гриша. Здесь из окна особняк виден. В нем рояль стоял. Я окно открою — и мне музыка слышится. Там сейчас ремонт идет. Аскаров мне его обещал, как семья приедет. А жена — тоже инженер.

— Какой из бабы инженер? Ей бы еще енеральские эполеты и штаны из-под юбки с лампасами. Вес одно наш брат не признает. Не обложишь — не поедешь, особливо ежели в гору.

Саша только пожал плечами:

— А про комиссарш не слыхал?

— То другое дело. Там оружье, маузер или что еще. Под пулей чего не сотворишь? А тут у твоей бабы даже ухвату не будет. Вот так.

Практиканта Званцева после выхода из больницы назначили помощником механика завода. Заказы на запасные части, которых и сделать здесь нельзя, сыпались к механику завода. И Мехов свалил эту гору бумаг на студента и ставил свои крючки, обещая выполнить. Городские дома были на заводской электросети, а небольшая заводская электростанция с такой нагрузкой не справлялась, и лампочки не горели, а тлели. Тут Мехов был безжалостен и на каждую новую просьбу о включении отвечал отказом, хотя бы она исходила от самого секретаря райкома партии товарища Гришкана.

Секретарь райкома, как и секретарь факультета в Томске — Бурмакин, невзлюбил практиканта Александра Званцева, приехавшего теперь сюда на практику, притом без согласования с ним.

Он запросил у секретаря механического факультета или парторганизации отзыв о студенте Александре Званцеве. Ответил ему с большой охотой Бурмакин, любезно выслав выдержки из протокола заседания комиссии по чистке, порочащие классовое происхождение Званцева. Гришкан обрадовался, что его неприязнь верно подсказана партийным чутьем, и решил действовать.

Неудачное испытание импортного крана Званцевым и поспешный отъезд Шефера вооружили Гришкана на раскрытие факта «вредительства».

Званцев поселился в своей комнате и скоро почувствовал все ее неудобства. Когда он бывал дома, телефон не переставал звонить, и знакомый голос телефонистки сообщал, кто его разыскивает. Не только днем, но и ночью часто заставляли ею вскакивать с кровати и бежать к столу. Иногда было достаточно передать указание. Но в большинстве случаев — одеваться и идти на завод, к домнам на скиповой подъем или в прокатный цех, где будут менять подшипники у валков, где разработались «ручьи» и проволока выходила не того диаметра. Порой приходилось сколачивать бригаду слесарей, а то и самому браться за ключ или молоток.

Но чем больше требовал от него завод, тем крепче он привязывался к нему. Заботы механика захватывали Сашу, не давали ему и подумать о чем-нибудь другом.

На очередном заседании райкома, как всегда, были постоянные его члены, в их числе: Аскаров, партийные активисты комбината, городские власти, ОГПУ и милиция.

Гришкан, прозванный «узкоколейным», низенький человечек с вечно подозрительным взглядом близко посаженных друг к другу глаз, с кем можно — властно крикливый, с кем надо — сладко угодливый, объявил, что в повестку дня вносится вопрос первой важности: о предотвращении вредительства на металлургическом заводе.

— Разве к этому есть основания? — недовольно осведомился Аскаров.

— Есть и достаточно веские. Пренебрегая ими, легко потерять партийный билет. У вас на заводе поломку ценного импортного оборудования стараются списать на технологическую ошибку. Виновники же этого преступления слепо окружены вниманием. Одного отправляют в Москву, подальше от ЧП, а другого назначают помощником механика, чтобы быть поближе к важным объектам.

— Если вы имеете в виду поломку импортного крана во время опробования, то испытания для того и проводились, чтобы выявить дефекты и предъявить изготовителям рекламацию. Что же касается молодого специалиста, хорошо проявившего себя, то, на наш взгляд, только загружая его работой, можно получить хорошего инженера, — с подчеркнуто холодным спокойствием парировал нападки Гришка на Аскаров.

— Очень жаль, когда некоторые коммунисты не видят в случившемся факта вредительства, рискуют своими партбилетами, пренебрегая бдительностью в разгар завершения борьбы с оппортунизмом и опасными уклонами, — заключил секретарь райкома. Закрывыя заседание, он попросил чекиста и милиционера задержаться.

— Наш долг — прийти на помощь слабому коммунисту, стоящему во главе завода. Вы должны будете ежедневно осведомлять меня о всех неполадках, случившихся на заводе. Необходимо иметь на руках достаточный материал для предотвращения вредительства, знать каждый шаг гражданина Званцева, все его связи и знакомства.

— Слушаюсь, товарищ секретарь райкома! — громко щелкнул каблуками ретивый глава милиции.

Гришкан остался вдвоем с чекистом Клыковым, мрачным, грузным мужчиной, с поникшими усами и спадающими на глаза густыми бровями.

Секретарь, приложив руку к остренькому подбородку, расхаживал по кабинету.