— У нас в зале находится посланец из тех таинственных мест, внучка свидетеля катастрофы Ивана Потапыча Лючеткана, Муся. Она учится в Москве. Попросим ее рассказать, что родичи говорят о тунгусском диве?

Из зала к кафедре поднимается своеобразно привлекательная, узкоглазая, скуластая девушка:

— Я не была еще на свете, когда ураган с неба свалился, деревья ломал. Говорят, шаманы шибко камлали. Бога Огня и Грома уговаривали. Мой дед, Потапыч, рассказывал. Потом революция была. Тоже ураган. Шаманов прогнали. Дед бога Огды боялся… Ленин Москва помирал. И я родился. Мала была, когда Кулик к нам ходил. Хороший дядя. Мне куклу из дерева резал. А деревья старые, как их ураган с неба валил, так и лежат, а между ними молодые выросли. Как я.

— Спасибо, Муся Хурхангырь. Удачной тебе учебы. Из зала слышится голос:

— Чем может объяснить наука катаклизм в тайге, если метеорита не было?

Зигель охотно отвечает:

— После экспедиции Кулика академик Фесенков поддержал уже прежде высказанную гипотезу о столкновении с Землей кометы. Ее ядро, затормозив в плотных слоях атмосферы, выделило свою кинетическую энергию, ставшую причиной взрыва.

— А я думаю, что это совсем не так, — раздался тот же голос.

— А как? — не без ехидства с вызовом спросил лектор.

— Если позволите, я выскажу свои мысли.

— Это как решит публика, пришедшая на лекцию — а не слушать самодеятельные выступления.

— Вы сами спросили: «Как?» Позвольте вам ответить.

— Пусть ответит, — послышалось из глубины зала.

— Конечно, пусть говорит. В Сталинской конституции свобода слова записана.

— Дайте ему слово. Ведь не против же Советской власти.

— Ну как, товарищи, дадим ему слово в порядке исключения?

— Дадим, дадим! — послышались голоса. Весь зал пришел в возбуждение.

— Ну что ж, я повинуюсь общему желанию. Прошу вас, товарищ, выйти сюда и сказать, кто вы и откуда?

— Молодой человек взбежал к кафедре, оказался в лучах света и взволнованно заговорил:

— Я студент Московского энергетического института и вижу много общего между взрывом атомной бомбы в Хиросиме или Нагасаки с тем, что произошло в тунгусской тайге. Очевидно, метеорит состоял из расщепляющихся материалов, потому и взрыв был атомным…

— Нонсенс! Нонсенс! Дайте мне слово! Нельзя дезориентировать публику. Я Нечаев, профессор физики Ленинградского политехнического института, случайно в Москве, и при данных обстоятельствах обязан внести ясность от имени науки.

Не ожидая разрешения, профессор Нечаев поднялся на возвышение кафедры и привычным тоном лектора стал опровергать смущенного студента:

— Я вас, молодой человек, с экзаменов бы прогнал, услышав нечто подобное. Не может существовать в природе тело, способное к цепной реакции атомного распада. Мудрая Природа сама себя защитила от подобного явления, ибо сразу после образования вещества, способного расщепляться, оно мгновенно взорвалось бы, едва возникнув.

Нескладная фигура возмущенного профессора, похожего на большую взъерошенную птицу, еще некоторое время стояла около кафедры, с которой лектор успокаивающе произнес:

— Конечно, нельзя не считаться с мнением уважаемого профессора, но мысль нашего смелого студента говорит о заинтересованности слушателей, и я приветствую их активность в обсуждении явления, повторение которого в неведомом месте чревато непредсказуемыми последствиями. Мы должны разобраться в этой загадке.

— Тогда позвольте мне, полковнику Метту, помочь вам новым, взглядом на это явление, — раздался голос с перового ряда, где сидел увешанный орденами полковник.

— Прошу вас, товарищ полковник, — пригласил Зигель.

Полковник вышел на эстраду. Он был невысокого роста, но когда заговорил, сразу словно вырос, крепкий, стойкий, убежденный:

— Я примирю, казалось бы, полярные взгляды товарищей. Взрыв произошел, и очень похож на атомный. И вещество, взорвавшееся в «метеорите», было получено искусственно, но не на Земле, а на другой планете. Разделенное на куски меньше критической массы, не больше полукилограмма, служило оно ядерным топливом для межпланетного корабля. Перед посадкой космолета, в силу каких то причин, два разведенных куска соединились и произошла цепная реакция взрыва. Конечно, еще надо понять, почему он был в сотни раз мощнее атомной бомбы, но подобное допущение объясняет все, и нам лишь остается пожалеть, что инопланетный контакт не состоялся, хотя прежде пришельцы с неба не раз посещали Землю, о чем свидетельствуют древние письмена шумеров, записавших клинописью появление у них пришельца Оаанна, научившего их письменности, зодчеству и орошаемому земледелию. Цивилизация скотоводов-шумеров сразу получила скачкообразное развитие. Гостям из космоса обязана и древнеегипетская цивилизация, знавшая бога мудрости Тота. По священным иероглифам, он прилетел с Сириуса. Он ввел до сих пор сохранившийся у египтян сириусный календарь с пятидесятилетним циклом обращения Сириуса вокруг Земли. Он ввел многие математические понятия, вероятно, влиял на строительство пирамид, этих энергетических комплексов, впоследствии использованных для захоронения фараонов. Знаменательны и народные предания древних инков на юге Америки, легенды Японии и Китая, а также прямое указание Библии о сынах Неба, сходивших на Землю. Все эти источники утверждают многократность общения людей древности с более развитыми обитателями других планет.

Зал гудел, сотрясаясь от аплодисментов. Зигель стоял расставив руки, пожимая плечами в знак того, что бессилен водворить тишину, потом сам присоединился к залу.

— Я вижу, — наконец удалось вставить ему, — наш диспут удался и нам в Планетарии нужно подумать о цикле лекций по затронутым товарищем полковником Меттом вопросам, а мне разрешите закончить лекцию.

По знаку Зигеля музыка заиграла маршеподобную часть Третьей, «Героической» симфонии Бетховена. Публика неохотно расходилась. Некоторые посетители тщетно искали студента, профессора Нечаева и полковника Метта. Все трое сидели вместе с Зигелем и Званцевым в кабинете директора Планетария, здесь же была и кореянка Муся, исполнявшая роль внучки Лючеткана. Все выступавшие отмечались на столе у директора Гиндина в платежной ведомости как: артист Малого театра Сергей Конов — «студент», лектор Феликс Зигель, Иванов и Метт — «профессор» и «полковник» — штатные лекторы Планетария.

— Поздравляю вас с удачной премьерой пьесы Званцева, — пожимал всем руки директор.

— Если до сих пор я был только лектором, то отныне я ваш яростный союзник, уверовавший в инопланетян, как в Господа Бога, — говорил Зигель сидящему рядом с Гиндиным Званцеву. — Вы видели, что творилось. Академии наук не отвертеться от организации новых экспедиций в тайгу.

Успех был несомненным, но тут-то Званцев узнал, что значит «сесть в муравейник». Метеоритчики вовсе не были расположены отказаться от самого большого в мире метеорита и поверить в аварию чужепланетного корабля над тайгой. В центральной прессе появились разгромные статьи по поводу новой постановки. Талантливый молодой доктор наук Кирилл Станикевич обвинил Званцева в «идеализме и приверженности к теории взрыва первоатома и образования Вселенной актом творения».

О ядерных процессах, вызвавших таежный лесоповал и серебристые облака, позволявшие за тысячи километров от места взрыва читать ночью газеты, они не хотели слышать — все это они даже не допускали объяснять с помощью гипотезы о погибших пришельцах их космоса. Всесоюзная метеоритная конференция тогда же приняла резолюцию с требованием к Союзу писателей запретить писателю Званцеву выступать в печати по вопросу Тунгусского метеорита. Союз писателей переслал эту резолюцию с насмешливым сопровождением Званцеву, позволив ему искренне посмеяться.

«Загадка Тунгусского метеорита» продолжала идти в Московском Планетарии. Интересно, что многие посетители Планетария смотрели эту постановку и во второй, и в третий раз, нисколько не смущаясь тем, что актеры сидели в публике, и каждый раз говорили одно и то же. Но большинство, слушавших в первый раз, принимали все за чистую монету и порой сами пытались принять участие в дискуссии.