И в самое время: рыба сильно дернула и поплыла к середине реки.

— Лодку за собой тащит! — изумленно проговорил Петя.

Дедушка веслами удерживал лодку на месте.

— Старайся тянуть против течения, — сказал он.

Вдруг у самого борта мелькнул темно-красный плавник. Мелькнул — и скрылся.

— Так и есть — сазан! — воскликнул дедушка. — Сейчас я его сачком подцеплю.

Но дед и внук еще немало помучились, прежде чем втащили сазана в лодку.

— Ой, дедушка, неужели все-таки поймали?

— Да-а, такого красавца не стыдно будет в школу нести, — с довольной улыбкой отозвался старик. — Ну, поплыли, внучек, к берегу, а то твоим приятелям тоже небось не терпится полюбоваться на сазана.

— Поплыли, дедушка. Дай мне весла, а ты отдохни.

1952

Пятеро мальчишек, томясь от скуки, сидели на бревнах возле недавно построенного пожарного сарая и лениво переговаривались.

Тихо в опустевшей деревне: колхозники с утра в поле, дома лишь старики да ребятишки.

Белоголовый, краснощекий Петя сидел в сторонке и ел хлеб с вареньем. Он старательно облизывал липкие пальцы и не замечал, что ребята бросают на него завистливые взгляды.

— Петь, дал бы нам куснуть по разу, — не вытерпел Володя.

Петя заморгал светлыми ресницами, локтями поддернул штаны и молча отодвинулся на дальний конец бревна.

Миша, кудрявый, дочерна загоревший мальчик, сказал:

— Петька, поди-ка сюда!

— Зачем? — спросил тот и поспешно засунул в рот последний кусок.

Ребята дружно рассмеялись.

— Иди, не бойся. Хочешь репы?

— Хочу!

Петя встал, подошел к Мише, но, опасаясь подвоха, глядел настороженно. Босые Петины ноги были по щиколотку в засохшей грязи, так что казалось, будто на нем черные ботинки.

Миша достал из одного кармана большую желтую репу, из другого — рогатку.

— Давай так, — сказал он. — Ты держи репу на ладони, а я отойду на десять шагов и стрельну в нее из рогатки. Если промахнусь — репа твоя.

— Ну нет, этак ты мне в лоб засветишь! Не надо мне твоей репы. Если хочешь, стреляй в воробья. — И Петя кивнул на избу дяди Петра.

Все оглянулись. На синем наличнике окна чирикал взъерошенный воробей.

Не долго думая, Миша прицелился и выстрелил из рогатки.

Раздался звон разбитого стекла.

— Ну, Мишка, «вставил» ты стекло дяде Петру! — присвистнул Витя.

Гриша вздохнул:

— Ох и влетит нам теперь!

— Удирать надо, чего рты разинули! — крикнул Володя. — Бежим на речку!

Прибежав на берег, ребята скинули рубашки и трусы и один за другим прыгнули в воду. Ныряя и гоняясь друг за другом, они перемутили ее, и теперь она напоминала разведенное толокно.

Наконец, дрожа от холода, они вылезли из воды и повалились в траву. Долго валялись там, подставляя солнцу то живот, то спину.

Настроение у Миши было неважное. Да и остальные ребята что-то приуныли.

— А у дяди Степана огурцы уже созрели! — вдруг сказал Миша нарочито бодрым голосом. — Вот бы попробовать!

— Хорошо бы! — в один голос отозвались приятели.

Петя ничего не сказал, он шмыгнул носом и отвернулся.

— Петька, а тебе разве не хочется огурчика? — спросил Миша.

— Хочется. Только я все равно к дяде Степану в огород не полезу.

— Почему это?

— Потому что он мне родной дядька. Если поймает, никогда больше не станет угощать медом со своей пасеки. А мед — он, поди, слаще огурца-то.

— Тогда проваливай! Нам такой товарищ не нужен!

Ребята оделись и пошли к огороду дяди Степана. Петя, вздыхая, поплелся за ними следом. Ладно уж, куда все — туда и он. Лучше никогда больше меду не есть, чем остаться без товарищей.

Подойдя к огороду, ребята перемахнули через изгородь и принялись рвать огурцы, в спешке ломая стебли.

— Эй! — раздался вдруг сердитый окрик. — Вот я вас!

— Дядя Степан! — прошептал Миша. — Бежим!

Побросав огурцы и едва не повалив изгородь, ребята пустились наутек.

— Держите их, ловите! — неслось вслед.

Как же, поймаешь их! Словно цыплята от ястреба, ребята рассыпались в разные стороны.

Миша единым духом добежал до своего огорода и нырнул под куст смородины. С наступлением сумерек он пробрался на сеновал и зарылся в сено. Ему не спалось. «Вдруг мама узнает?» — думал он с тревогой. Лишь после того как пропели полночные петухи, он, наконец, заснул.

Утром, когда солнце уже высоко поднялось над крышами домов, Миша вошел в избу и нерешительно остановился у порога.

— A-а, проснулся, сынок, — ласково сказала мама. Она стряпала у печки. — Есть хочешь? Ты что это вчера без ужина спать-то лег? Небось заигрался?

«Не знает!» — с облегчением подумал Миша.

— Умойся скорее да поешь.

Только успел Миша сесть за стол, как дверь распахнулась, вошла тетка Акулина, жена дяди Петра. Прямо с порога пронзительно закричала:

— Мария, подавай-ка сюда твоего сорванца, я его поспрошаю. Бесстыдники! Совести у этих ребят нет! Вчера, пока мы в поле были, у нас кто-то окно разбил; к Степану в огород целой оравой залезли, огуречную грядку всю как есть разворотили. Небось без твоего Мишки не обошлось: он у них заводила.

Мама строго посмотрела на Мишу:

— Твоих рук дело?

— Моих, — опустив голову, ответил он чуть слышно: матери он не мог соврать.

— Как же так, Миша? Я с утра до ночи в поле, а у тебя одно озорство на уме!

Миша молчал, не поднимая головы.

— Ишь набычился! — кричала тетка Акулина. — Да разве его словами проймешь? Всыпать бы ему хорошенько!

— Вот я ему сейчас задам! — Мама потянулась за веревкой, висевшей на гвозде у печки, но Миша был уже за дверью.

— Чистое наказание мне с этим мальчишкой! — Мария Ивановна опустилась на лавку. — Был бы жив отец, тогда бы другое дело…

Она посмотрела на фотографию мужа, висевшую над столом. Ей вспомнилось, как он уходил на фронт, как она провожала его со старшим сыном Алешей и с грудным Мишей на руках. Проводить проводила, а встретить не довелось…

Мария Ивановна тяжело вздохнула.

— Пора на работу, — сказала она, вставая.

Тетка Акулина ушла. Мария Ивановна заперла дверь и отправилась на работу. Сегодня колхоз «Светлый путь» начинал уборку ржи.

По дороге, ведущей от станции к деревне, шел молодой лейтенант. В одной руке он нес чемодан, в другой — аккуратно сложенную шинель.

Офицер спешил: ему не терпелось увидеть родную деревню, мать и младшего братишку. За бугром лейтенант нагнал мальчика.

— Эй, парнишка, погоди, вместе пойдем! Ты чей же будешь?

Мальчик внимательно посмотрел на лейтенанта. В глазах его на мгновение вспыхнула радость, но тут же потухла.

— Мамкин, — буркнул он и отвернулся.

— А как тебя зовут?

— Зовуткой.

— Ох какой ты скрытный! Меня вот зовут Алексеем.

Сзади послышался гудок: их нагоняла колхозная трехтонка. Шофер, поравнявшись с ними, затормозил и открыл дверцу.

— Садитесь, товарищ лейтенант, подвезу.

— Вот спасибо! — Офицер закинул в кузов чемодан. — Мальчик, полезай туда, живо!

Ему никто не ответил. Алексей оглянулся — его попутчика точно ветром сдуло. Алексей пожал плечами, сел в кабину, и машина помчалась по дороге.

На двери своего дома лейтенант увидел замок.

«Должно быть, мама в поле, а Миша где-нибудь бегает, — подумал он. — Ну, ничего, подожду». Он сел на крылечко, закурил.

Вскоре во двор вбежала запыхавшаяся Мария Ивановна.

— Алешенька! Сыночек!

— Мама!

Они обнялись.

— Алешенька! Вот радость-то! А мне шофер сказал: «Беги, мать, сын на побывку пришел».

Вошли в избу. Обрадованная мать металась по дому, не зная, куда посадить, чем угостить сына.

— Да ты не беспокойся, мама. Лучше сядь, я на тебя посмотрю. Соскучился ведь.

— Ты, сынок, надолго ли?

— Надолго, мама. Хочу весь отпуск дома пожить. Пять лет у вас не был. А где же Миша?