-- Когда же было соскучиться, тетя?-- отвѣтила Нина.
-- Видишь ли что, я думала въ началѣ Ѳоминой выбраться изъ Петербурга и ѣхать съ тобой въ деревню, ну, а потомъ, можетъ быть, и заграницу. А вотъ тутъ нежданно дѣло у меня большое подвернулось. Дѣло случайное, выгодное, упустить его я не хочу. Придется намъ засидѣться весь апрѣль, да, пожалуй, и больше половины мая... Такъ ты ужъ не пеняй на меня.
Нина только съ изумленіемъ взглянула ей въ глаза и покачала головой.
-- Что же ты намѣрена дѣлать?-- спросила Марья Эрастовна.-- Что ты о себѣ, «ма кузина», думаешь и какъ бы желала жизнь свою провождать?.. Или ты обо всемъ этомъ подумать еще не удосужилась?
-- Удосужилась, тетя, много объ этомъ думаю,-- съ серьезнымъ, дажо строгимъ лицомъ и сдвигая брови, медленно заговорила Нина.-- Я теперь отдыхаю, въ себя прихожу. Только скоро ужъ начну жить и жить буду не такъ, какъ прежде...
-- А какъ же?
-- Совсѣмъ по новому. Видите ли, тетя, это невозможно разсказать и рѣшить заранѣе. Я увѣрена, что жизнь сама будетъ приходить ко мнѣ или посылать мнѣ то одно, то другое. И вотъ тогда я и буду дѣлать то, что мнѣ надо.
-- Ты, кажется, мать моя, ужъ заговариваться начинаешь, разобрать тебя что-то мудрено...
-- А вы все-таки постарайтесь, тетя, разберите! Я не хочу жить для себя одной, я хочу жить прежде всего для всѣхъ тѣхъ, кого судьба будетъ посылать мнѣ навстрѣчу... Человѣкъ идетъ по своей дорогѣ и то и дѣло встрѣчается, сталкивается съ другими людьми, идущими тоже каждый своею дорогой. Иной разъ столкнутся два человѣка на короткую только минуту, только на ту минуту, когда пересѣкаются ихъ дороги. Другой разъ они идутъ рядомъ довольно долгое время. Случаются и такъ, что они идутъ рядомъ всю жизнь. Такъ вотъ и я хочу, чтобы всѣ, кто будетъ сталкиваться со мною на минуту или надолго, имѣли во мнѣ добраго дорожнаго товарища... Я хочу,-- говорила она, разгораясь, сіяя своими синими глазами и дѣлаясь до того прелестной, что Марья Эрастовна начинала глядѣть на нее съ несвойственнымъ ея характеру умиленіемъ:-- я хочу, изо всѣхъ силъ хочу, чтобы всякому, кто на короткое или на долгое время идетъ рядомъ со мною, было легче идти, легче, чѣмъ если бы меня рядомъ не было.
-- Ты, мать моя, философъ!-- сказала кругленькая генеральша, подняла брови и все, не отрываясь, глядѣла на Нину.
-- Не знаю, кто я. Можетъ быть, и очень глупая, только я объ этомъ давно, давно ужъ думаю. И вотъ я знаю, что жить иначе нельзя, что только живя такъ, я буду счастлива. Можетъ-быть, я никогда не сумѣю облегчить путь моихъ дорожныхъ товарищей, можетъ быть, несмотря на все мое желаніе, на всѣ мои усилія, я ничего для нихъ не сдѣлаю или вмѣсто добра, невольно дамъ имъ одно зло, тогда я буду очень несчастна. Но только нѣтъ, Богъ не допуститъ этого, я такъ сильно хочу и вѣрю, что Богъ мнѣ поможетъ...
Марья Эрастовна вдругъ встала и ушла къ себѣ въ свою спальню.
Она сама не отдавала себѣ отчета, что съ нею,-- и все же была смущена и разстроена.
Она присѣла къ столу, у котораго обыкновенно писала свои дѣловыя письма и гдѣ, въ запертыхъ ящикахъ, лежали ея бумаги. Она выдвинула одинъ изъ ящиковъ, вынула пакетъ, стала перечитывать вложенные въ него письма и документы, относившіеся къ дѣлу, задержавшему ее теперь въ Петербургѣ.
Ей предстояла необыкновенно выгодная покупка огромнаго доходнаго дома. Придется похлопотать, отдать на это дѣло мѣсяцъ времени -- и она будетъ получать процентовъ пятьдесятъ съ затраченнаго капитала. Это не первое выгодное дѣло въ ея жизни. Она давно ужъ удачно и ловко, совсѣмъ по-мужски, занимается дѣлами.
Есть у нея очень выгодный и удобный помощникъ, такой Иванъ Иванычъ, старецъ бодрый, умудренный опытомъ, великій мастеръ на разныя дѣла и сдѣлки. Марья Эрастовна когда-то и чѣмъ-то одолжила его «по-гробъ жизни». Съ тѣхъ поръ онъ чувствуетъ къ ней мистическій трепетъ и служитъ ей какъ вѣрная собака -- за самое умѣренное вознагражденіе. Только онъ одинъ и можетъ знать, насколько она богата, какъ при ея скромной жизни, при ея наслѣдственномъ скопидомствѣ, съ каждымъ годомъ растетъ и растетъ ея состояніе...
Прочла Марья Эрастовна письма и документы, и вдругъ ей стало скучно. Странное дѣло, она обыкновенно никогда не скучала.
Она наперла ящикъ стола и вернулась въ Нинину комнату.
Маленькая княжна сидѣла у окна все съ тѣмъ же выраженіемъ въ лицѣ, съ тѣми же вдохновенно сіявшими глазами.
Марья Эрастовна подошла къ ней и положила ей руку на плечо.
-- Такъ ты хочешь жить для другихъ... хочешь облегчать твоихъ дорожныхъ товарищей?!. Глупая дѣвочка... вотъ теперь сошлись наши съ тобой дороги, я -- твой дорожный товарищъ...
Ея громкій веселый голосъ дрогнулъ, и она не договорила своей мысли.
Опять хотѣла она уйти, но осталась и все глядѣла на Нину будто старалась понять что-то -- и еще не понимая.
XV.
На Святой, послѣ холодовъ, вѣтровъ и даже гололедицы, наступили теплые, ярко-красные дни, какіе иной разъ задаются въ Петербургѣ въ концѣ марта и въ началѣ апрѣля. Запоздавшая было весна сразу сдѣлала нѣсколько шаговъ впередъ.
Весна чувствовалась во всемъ, и Нина ощутила ее неясной тревогой, нетерпѣливымъ раздраженіемъ, жаждой движенія, дѣятельности, жизни, а по временамъ -- тихой, пріятной грустью.
До сихъ поръ она почти не выходила изъ дома, только нѣсколько разъ выѣзжала съ Марьей Эрастовной въ каретѣ, спустивъ на лицо густой вуаль.
Когда изрѣдка у Марьи Эрастовны появлялись гости, Нина ни за что не хотѣла ихъ видѣть и оставалась въ своей комнатѣ. Если въ домѣ никого не было, она неслышно проходила въ большую гостиную, подсаживалась къ роялю и не то что играла, а тихо наигрывала свои любимые мотивы.
Цѣлые часы она проводила за чтеніемъ. По ея просьбѣ Марья Эрастовна перевезла ей всѣ ея книги. Каждый вечеръ, ложась спать, она долго читала Евангеліе и Апостольскія посланія, вдумывалась въ каждое слово, то и дѣло справлялась со своими записками, составленными ею со словъ ея законоучителя.
Передъ Страстной она заѣхала въ книжный магазинъ и купила сочиненіе Фаррара. Объ этихъ книгахъ она уже давно слышала и давно хотѣла познакомиться съ ними. Но въ прошломъ году княгиня рѣшила, что это для нея черезчуръ серьезно, а въ послѣдніе мѣсяцы, во время выѣздовъ и свиданій съ женихомъ, графомъ Ильинскимъ, она сама о нихъ позабыла.
Теперь же она принялась за нихъ съ жадностью.
На Страстной Нина вмѣстѣ съ Марьей Эрастовной говѣла во Владимірской церкви, но была недовольна своимъ говѣніемъ, никакъ не могла поднять себя и удержать на высотѣ должнаго настроенія, уже знакомаго ей по прежнимъ годамъ. Къ Свѣтлой заутрени ей попасть не удалось, такъ какъ Марья Эрастовна во время говѣнія простудилась, а кромѣ нея не съ кѣмъ было отправиться въ церковь.
Но вотъ настали эти теплые весенніе дни, и Нина пришла въ новое настроеніе, сказавшееся прежде всего тѣмъ, что она увидала во снѣ Аникѣева и стала о немъ думать.
До сихъ поръ она ни о комъ особенно не думала, не думала и о немъ. Теперь же ей очень захотѣлось его видѣть.
Что онъ о ней думаетъ... Сколько времени прошло! Она обѣщала написать ему и не писала. Теперь, именно теперь, необходимо съ нимъ увидаться, поговорить. Вѣдь, все ужъ совершилось, и у нея накопилось многое, что она хотѣла бы сказать ему. Да и спросить его ей тоже нужно о многомъ.
А вдругъ его нѣтъ въ Петербургѣ? Всѣ разъѣзжаются... Что если онъ уѣхалъ и совсѣмъ не вернется? Что если онъ столкнулся съ нею въ жизни только на одинъ мигъ, и дороги ихъ разошлись навсегда!
Нина, дойдя до этой мысли, испугалась и даже вся похолодѣла. Вотъ она о немъ не думала, какъ будто совсѣмъ позабыла его, но, вспомнивъ, почувствовала, что онъ такъ же нуженъ ей послѣ всего, что случилось, даже еще нужнѣе.
И вмѣстѣ съ этимъ вспомнила она свое впечатлѣніе, вынесенное отъ него. Она рѣшительно и смѣло говорила себѣ, что и она ему точно такъ же нужна. Нѣтъ, она недаромъ его встрѣтила, недаромъ была у него, она должна, должна его видѣть...