Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Онъ остановился.,

-- Скажите мнѣ все, не скрывайте отъ меня, ради Бога,-- прежнимъ, такъ живо вспомнившимся ему, нѣжнымъ и умоляющимъ голосомъ заговорила Алина.-- Ваше несчастье -- мое несчастье... Разберемъ же, обсудимъ его вмѣстѣ, какъ тогда... Миша! Только вы такъ далеко... мнѣ трудно громко говорить и я васъ почти не слышу... Гдѣ вы? Пойдите сюда, сядьте вотъ въ это кресло, тогда мы можемъ говоршь тихо-тихо, насъ будетъ раздѣлять только занавѣсъ...

Онъ такъ и сдѣлалъ. Кресло было приставлено почти къ самой кровати. Занавѣсъ зашевелилась.

-- Гдѣ ваша рука?-- сказала Алина.-- Дайте мнѣ ее пожать хотъ черезъ матерію...

Она собрала, какъ только было можно, тяжелый толстый шелкъ и, почувствовавъ руку Аникѣева, крѣпко сжала его пальцы.

Его бросило въ жаръ отъ этого пожатія. Онъ чувствовалъ Алину рядомъ съ собою, слышалъ ея малѣйшее движеніе, слышалъ ея дыханіе.

-- Говори же, говори, что случилось?-- страстнымъ шопотомъ спросила она.

Онъ разсказалъ ей о своемъ свиданіи съ Соней, о предложеніи и бѣшенствѣ Лидіи Андреевны, о томъ, какъ она увезла Соню въ Царское, и, наконецъ, о своемъ рѣшеніи похитить дочь.

Алина не прерывала его ни однимъ словомъ. Когда онъ замолчалъ, она сказала:

-- Это невозможно, изъ этого ничего не выйдетъ... У тебя силой отберутъ Соню, заставятъ, понимаешь, заставятъ тебя ее отдать... Тебя истерзаютъ!.. И потомъ... подумай же, что будетъ съ бѣдной дѣвочкой, каково ей будетъ вынести все это! Хорошо, что ты мнѣ разсказалъ, для меня все это ужъ не новость, только, конечно, я совсѣмъ не такъ слышала. Объ этомъ говорятъ... Лидія Андреевна дѣйствуетъ энергично, она себѣ нашла очень сильныхъ защитниковъ. Третьяго дня я заѣхала къ Натальѣ Порфирьевнѣ и застала у нея князя Ивана Николаевича... знаешь! При мнѣ говорили... Боже мой, какая это была пытка!.. я должна была выслушивать, что ты какой-то извергъ... и молчать!

-- Это Наталья Порфирьевна меня извергомъ объявила?-- спросилъ дрогнувшимъ голосомъ Аникѣевъ.

-- Нѣтъ, она была довольно сконфужена, даже пробовала что-то возразить; но потомъ, конечно, замолчала, когда князь объявилъ, какія лица тоже заинтересованы судьбою этой «несчастной, покинутой женщины». Вотъ видишь, ничего нельзя! Она ужъ и такъ испортила тебѣ репутацію... Очень можетъ быть, что тебя ждутъ всякія непріятности... сила солому ломитъ.

-- Боже мой, да, вѣдь, это съ ума сойти можно!-- прошепталъ Аникѣевъ.

-- Тебѣ остается одно, одинъ способъ побѣдить Лидію Андреевну, это -- послѣдовать ея совѣту, исполнить ея желаніе. Вернись къ ней.

-- Этого вотъ и Платонъ Пирожковъ желаетъ!-- съ печальной усмѣшкой сказалъ Аникѣевъ.

-- Это единственное, что тебѣ могутъ теперь посовѣтовать всѣ твои друзья...

-- И ты? и ты?

-- А я прежде всѣхъ, потому что больше всѣхъ дорожу твоимъ спокойствіемъ и думаю о твоей репутаціи.

-- Хорошо спокойствіерядомъ съ нею!

-- Скажи лучше, рядомъ съ Соней!.. Вѣдъ, отъ тебя самого зависитъ ограничить Лидію Андреевну извѣстными рамками... Тогда, въ Снѣжковѣ, я слишкомъ была молода, она представлялась мнѣ страшной, и я боялась ее за тебя. Теперь же... переѣзжай къ ней, этимъ ты страшно много выиграешь и возьмешь у нея изъ рукъ всѣ козыри. А при первой непріятности, прямо ко мнѣ, и я научу тебя, какъ справляться съ ней, если ты самъ не умѣешь... Я завтра же кое-кого увижу, все разузнаю, всѣ ея ходы, и сейчасъ же сообщу тебѣ... До тѣхъ поръ, умоляю тебя, не дѣлай ровно ничего, подожди моихъ извѣстій... Обѣщаешь? Дай слово, иначе я не отпущу тебя! Слышишь? Миша! Ты слишкомъ горячъ, слишкомъ возбужденъ, ты не судья въ своемъ дѣлѣ... довѣрься мнѣ... Дай же слово, что подождешь!

-- Ну, хорошо, подожду,-- растерянно произнесъ онъ, сознавая, что, во всякомъ случаѣ, ему только теперь и остается ждать.

Къ тому же онъ начиналъ забывать и Соню, и Лидію Андреевну, и все на свѣтѣ. Близость Алины опьяняла его.

Онъ сдѣлалъ надъ собой послѣднее усиліе и поднялся съ кресла.

-- Однако, я долженъ уходить... Что-жъ ты меня не гонишь?-- прошепталъ онъ такъ тихо, что она едва разслышала.

-- Зачѣмъ?-- сказала она:-- мы здѣсь въ безопасности,-- иначе я такъ не приняла бы тебя... Никто не посмѣетъ меня безпокоить, пока я не позвоню...

-- Такъ же, какъ и въ тотъ разъ?-- перебилъ ее Аникѣевъ.

-- Этого никогда больше не повторится! Къ тому же онъ уѣхалъ на два дня въ Лугу, опять наслѣдство получаетъ... не большое, послѣ тетки... Да неужели ты думаешь, что онъ хоть разъ, когда-нибудь, осмѣлился войти въ эту комнату?! Неужели ты думаешь...

Аникѣевъ ничего не думалъ. У него кружилась голова, звенѣло въ ушахъ, и сквозь этотъ звонъ онъ слышалъ:

-- Миша, это безуміе какое-то! Ты долженъ простить меня... Ты не можешь такъ мучить и себя, и меня... Ты не смѣешь мнѣ не вѣрить... Пойми же, наконецъ... я шесть лѣтъ ждала тебя, жила этимъ ожиданіемъ... Я берегла себя, я не допустила въ себѣ ни одной мысли, которая была бы для тебя оскорбительна. Жизнь моя, милый мой... я только твоя, всегда была и буду только твоей...

Онъ сдѣлалъ нѣсколько шаговъ и отдернулъ занавѣсъ.

Передъ нимъ была Алина, его Алина. Она приподняла голову съ подушекъ и трепетно протягивала къ нему свои обнаженныя, милыя руки...

Конецъ первой части.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

I.

У Хрепелевыхъ происходила если и не настоящая, драма, то, во всякомъ случаѣ, нѣчто крайне тяжелое и непріятное, нарушившее мирное и безукоризненное теченіе дѣлъ этого богатаго дома, всегда пользовавшагося въ свѣтѣ самой лучшей репутаціей.

Князь Валентинъ Илларіоновичъ,-- по внѣшности и манерамъ всесовершеннѣйшая, хоть и противуестественная смѣсь англійскаго лорда и утонченнаго парижскаго «вивера»,-- чувствовалъ себя совсѣмъ скверно, такъ скверно, какъ, можетъ быть, никогда еще въ жизни. Если-бы онъ былъ англійскимъ лордомъ, онъ, вѣроятно, принялъ бы какое-нибудь рѣшеніе, конечно, самое эксцентричное, исполнилъ бы его безъ всякихъ колебаній, а затѣмъ сохранилъ бы полную джентельменскую невозмутимость. Если бы въ былъ «жизнерадостнымъ» свѣтскимъ парижаниномъ,-- онъ сразу бы сообразилъ, что никакая непріятность, никакой семейный скандалъ не стоютъ быстро-бѣгущаго дня, полнаго всякими житейскими удовольствіями, а потому завилъ бы свое горе веревочкой и продолжалъ бы вкушать отъ всѣхъ плодовъ земныхъ.

Но внѣшность, манеры и даже привычки -- сами собой. Внутри же себя «dans' des fins fonds de son individualité»,-- какъ онъ о себѣ выражался, князь былъ русскимъ богатымъ бариномъ, избалованнымъ неизмѣнными удачами. Онъ смотрѣлъ на эти удачи, какъ на нѣчто должное, принадлежавшее ему по неотъемлемому праву.

Поэтому неслыханный «скандалъ» съ Nіnette на вечерѣ у Натальи Порфирьевны, отказъ графа Ильинскаго и затѣмъ побѣгъ дочери изъ дому -- привели его въ состояніе полной умственной и душевной разслабленности. Все это было ни съ чѣмъ несообразно, никакимъ образомъ, а ужъ тѣмъ болѣе съ нимъ не могло случиться, и вотъ случилось, сразу, одно за другимъ въ нѣсколько дней.

Князь ничего не понималъ. Онъ не могъ сообразить, что же ему теперь дѣлать, что дѣлаютъ другіе въ подобныхъ обстоятельствахъ. Безпомощность его увеличивалась съ каждымъ днемъ, съ каждымъ часомъ.

Князь стоялъ у камина въ своемъ кабинетѣ и, съ хронометромъ въ рукѣ, провѣрялъ каминные часы, что дѣлалъ неизмѣнно каждое утро въ одно и то же время. Онъ питалъ страсть къ часамъ и имѣлъ у себя очень интересную ихъ коллекцію.

Взглянувъ на князя, въ первую минуту никакъ нельзя было подумать, что это человѣкъ, надъ которымъ стряслась большая бѣда. Его высокая, сухощавая и мускулистая фигура держалась прямо, будто затянутая въ корсетъ.

Его пятидесятилѣтнее лицо, съ острыми чертами и нѣсколько выдвинутой впередъ нижней челюстью, украшалось тщательно расчесанными, зачесанными и приглаженными волосами. Такая прическа почти совсѣмъ скрывала лысину, а слишкомъ черный цвѣтъ волосъ легко могъ быть произведеніемъ какого-нибудь красящаго вещества. Великолѣпныя «англійскія» бакенбарды были такъ же черны и такъ же носили на себѣ слѣды опытной руки сихъ дѣлъ мастера.

46
{"b":"596604","o":1}