18 мая мне позвонил по телефону Черчилль.

— Завтра, — сказал он, — в парламенте будут происходить дебаты по внешней политике. Я собираюсь выступит, и обратить внимание на неудовлетворительность ведения переговоров с Россией… Однако, прежде чем говорить на эту тему публично, я хотел бы слышать от вас, в чем именно состоят предложения Советского правительства, которых Чемберлен не хочет принять? По этому поводу в городе ходит много различных слухов.

Я тут же по телефону подробно ответил на вопрос Черчилля. Он слушал очень внимательно и, когда я кончил, с удивлением сказал:

— Не понимаю, что плохого нашел Чемберлен в ваших предложениях? По-моему, все они приемлемы.

— Вам виднее, как интерпретировать^{37} поведение премьера, — ответил я Черчиллю.

На следующий день, 19 мая, в палате общий действительно развернулись большие прения по вопросам внешней политики Великобритании. Черчилль, как обещал, произнес при этом большую речь, в которой, между прочим, сказал следующее:

— Предложения, выдвинутые российским правительством (о них уже немало говорилось и печати), предусматривают создание тройственного союза Англии, Франции и России. Его благами могут пользоваться и другие державы, если и когда они того пожелают. Союз имеет единственной целью борьбу против дальнейших актов агрессии и помощь жертвам агрессии. Я не понимаю, что во всем этом плохого?.. Говорят: «Можно ли доверять Советскому правительству?». Думаю, в Москве говорят: «Можно ли доверять Чемберлену?»… В таких вопросах надо руководствоваться не чувством, надо руководствоваться анализом затронутых интересов. Лично я думаю, что важные, большие интересы России диктуют ей сотрудничество с Англией и Францией в предупреждении дальнейших актов агрессии.

Коснувшись затем утверждений «кливденцев», что тройственный пакт невозможен, так как-де Польша, Румыния и прибалтийские государства боятся быть «гарантированными» союзом, в котором участвует СССР, Черчилль высмеял эти аргументы и добавил, обращаясь к членам правительства:

— Если вы готовы быть союзником России во время войны.., если вы готовы подать России руку для защиты гарантированных вами Польши и Румынии, почему вы не хотите быть союзниками России сейчас, хотя именно благодаря этому война может быть вообще предотвращена?

Не менее решительно на том же заседании выступил против правительства Ллойд-Джордж. Говоря о вооружениях Германии и Италии, он сказал:

— Они вооружаются не для защиты… Они готовятся не для отражения атаки со стороны Франции, Англии или России. Отсюда им никто не угрожает… Они сами готовятся к атаке против кого-нибудь, в ком мы заинтересованы… Основная военная цель диктаторов — добиться быстрых результатов, избежать длительной войны. Длительная война всегда невыгодна для диктаторов.

И для того чтобы не допустить быстрой победы диктаторов, Ллойд-Джордж считал крайне необходимым скорее создать тройственное соглашение против них.

— Без помощи России, — говорил Ллойд-Джордж, — невозможно выполнить наши (т. е. английские. — Я. М.) обязательства в отношении Польши и Румынии.

Вождь либералов заявил далее, что СССР располагает лучшей авиацией в мире и чрезвычайно мощными танковыми силами. Почему правительство до сих пор не заключило пакт взаимопомощи с СССР? Видимо потому, что оно не доверяет Советскому правительству. «Но разве Россия, — воскликнул Ллойд-Джордж, — не имеет оснований не доверять нам? Ведь начиная с 1930 г. мы нарушили все подписанные нами пакты, имеющие отношение к ситуации, подобной нынешней». В заключение Ллойд-Джордж потребовал от правительства срочного завершения тройных переговоров.

Иден также произнес речь в пользу скорейшего создания «фронта мира» и в качестве первого шага в этом направлении предлагал немедленное заключение тройственного союза между Англией, Францией и СССР на базе полной взаимности и равноправия[237].

Твердая позиция СССР, с одной стороны, парламентские дебаты 19 мая, с другой, убедили Чемберлена, что ему необходимо сделать новый лицемерный маневр. Иначе правительство может оказаться между двух стульев. И Чемберлен сделал его, но на этот раз в Женеве.

22 мая в Женеве открывалась очередная сессия Совета Лиги Наций. В порядке очередности председательствовать на ней должен был представитель СССР. Советское правительство возложило эту обязанность на меня. 20 мая я выехал из Лондона в Швейцарию. По дороге я провел несколько часов в Париже, и Суриц рассказал мне, что французское правительство в последнее время выражало большое недовольство медлительностью и упрямством англичан в переговорах с СССР. Даже Бонне, тогдашний министр иностранных дел Франции и давнишний враг «Москвы», считал, что положение создалось критическое и что надо как можно скорее договориться с Советским правительством.

Галифакс и Бонне также отправлялись в Женеву, и мне предстояло в течение целой недели ежедневно встречаться с ними за столом Лиги Наций. Еще в Лондоне Галифакс любезно предупредил меня, что он надеется продолжить переговоры со мной в Швейцарии. Действительно, мы встретились с ним утром 22 мая в Женеве и имели здесь большой, в известном смысле «решающий» разговор о пакте.

Галифакс начал с того, что попросил меня объяснить, почему Советское правительство отклоняет последнее британское предложение от 8 мая (т. е. слегка перелицованное первоначальное предложение о предоставлении Советским Союзом односторонней гарантии Польше и Румынии).

Я ответил, что мы отклоняем британское предложение по двум главным причинам: а) мы стремимся предотвратить войну вообще, что возможно только с помощью тройственного пакта взаимопомощи; британское же предложение совершенно игнорирует этот важнейший момент и б) британское предложение ставит СССР в неравноправное с Англией и Францией положение, на что мы никак не можем согласиться. И я вкратце разъяснил, в чем именно мы усматриваем такое неравноправие.

Галифакс стал доказывать, что вероятность нападения Германии на СССР через Прибалтику очень мала и что если бы такое нападение даже и произошло, то Польша и Румыния несомненно также были бы вовлечены, а в этом случае в силу вступили бы англо-французские гарантии названным двум государствам. Таким образом, фактически Англия и Франция пришли бы на помощь СССР.

Я не согласился с Галифаксом и сказал, что англо-французские гарантии Польше и Румынии меня тоже не успокаивают.

— Представьте себе такой случай, — продолжал я. — Германия путем запугивания, или путем подкупа, или путем комбинации кнута и пряника добивается того, что Польша и Румыния вступают с ней в союз против СССР или хотя бы разрешают Германии провести свои войска через их территорию. В этом случае англо-французские гарантии не приводятся в действие, ибо они входят в силу только при условии, что Польша и Румыния сами оказывают сопротивление Германии. Стало быть, в подобном гипотетическом случае, который отнюдь не невероятен, СССР пришлось бы воевать против Германии один на один, не получая помощи от западных держав.

Галифакс попытался парировать мои соображения указанием на то, что между Францией и СССР заключен пакт взаимопомощи.

— Совершенно верно, — ответил я, — но между Англией и СССР такого пакта нет, а это имеет очень большое значение:^{38}

Тогда Галифакс заметил:

— А, может быть, ввести, в наше предложение статью, обязывающую пограничные с СССР государства не предоставлять свою территорию для прохода германских войск или для устройства германских баз в целях нападения на вашу страну?

Я высказал мнение, что пограничные государства едва ли согласятся на принятие подобного обязательства, а если даже и согласятся, то окажутся просто не в силах его соблюсти. Все эти сложные и извилистые комбинации, над выработкой которых так много потрудилась английская сторона, носят половинчатый и кустарный характер. Они ничего не решают. Единственный, действительно эффективный путь для борьбы с агрессией — это предлагаемый Советским правительством тройственный пакт взаимопомощи.