Не в лучшей роли выступила и Франция. 20 июня там пало правительство Блюма и на смену ему пришло правительство Шотана, в котором «умиротворители» играли первую скрипку. Достаточно сказать, что среди министров нового французского правительства оказалась столь зловещая фигура, как Бонне.

Трогательная забота о сохранении фарса «невмешательства» была проявлена также за океаном. Я уже рассказывал, что американское правительство с самого начала благословило Англию и Францию на это бесславное дело. А потом вашингтонские политики пошли еще дальше: не будучи связаны никаким соглашением о невмешательстве, они совершенно добровольно, по собственной инициативе отказали Испанской республике в продаже оружия. Больше того, Вашингтон потребовал от Мексики, чтобы она не перепродавала испанским демократам вооружение, приобретенное в США.

Государственный департамент проявил просто постыдную нервозность, когда Риббентроп и Гранди заявили о своем уходе из Комитета по невмешательству. Американский посол в Лондоне Бингхэм уже 1 июня, т. е. на другой день после приостановки работы Комитета, явился к британскому министру иностранных дел А. Идену и заявил ему, что правительство США «обеспокоено создавшейся ситуацией» и хотело бы знать, как намерено вести себя в этой ситуации английское правительство. Уже по самому тону демарша Бингхэма не трудно было судить, что государственный департамент считает чрезвычайно важным скорейшее восстановление Комитета по невмешательству[173].

До какой крайности доводили принцип «невмешательства» американские политики, достаточно ярко свидетельствует следующий трагикомический инцидент.

Весной 1937 г., накануне падения Бильбао, несколько тысяч испанских детей по желанию их родителей были эвакуированы из Басконии и Астурии в другие европейские страны (СССР, Англию, Францию), а также в Мексику. 5 июня пароход доставил 500 маленьких испанских граждан в Нью-Йорк, откуда они уже сушей должны были проследовать через мексиканскую границу. Казалось бы, что могло быть невиннее и естественнее этого? Но нет! Американские власти решили иначе. В их воображении 500 малолетних детей приняли грозный облик 500 «комбатантов» одной из сторон в испанском конфликте. И потому этим детям было отказано в высадке на берег…

Не приходится удивляться, что в такой обстановке правительства Англии и Франции сразу же после ухода Германии и Италии из Комитета и морского патруля начали униженно упрашивать фашистские державы сменить гнев на милость. Теперь уже опубликованы многие документы, подробно освещающие все детали переговоров между четырьмя названными державами после обстрела Альмерии. Сличая их с тем, что разными путями доходило до меня об этих переговорах в июне 1937 г., я с удовлетворением убеждаюсь, что советское посольство в Лондоне располагало достаточно надежной информацией. Все основное и существенное мы знали, не хватало лишь отдельных, правда подчас весьма красочных, штрихов.

Уже 2 июня 1937 г. британское министерство иностранных дел, по свидетельству того же Бингхэма[174], направило своим послам в Берлине и Риме предписание предложить правительствам Германии и Италии обсуждение вместе с Англией программы мероприятий, которая могла бы удовлетворить фашистские державы. Практически это означало конкретизацию тех «гарантий», которые требовал Риббентроп в своей ноте Комитету 31 мая. По мнению британского правительства, такие гарантии могли бы сводиться к следующему:

1. Твердые заверения «обеих сторон» в Испании, что отныне они будут соблюдать лояльное отношение не только к военным судам, выполняющим функции морского контроля, но и ко всем вообще военным судам, находящимся в испанских водах.

2. Точное перечисление испанских портов, в которых могут базироваться патрульные военные суда, а также установление в этих портах специальных «зон безопасности», не подвергающихся воздушным бомбардировкам.

3. Предупреждение «обеих сторон» в Испании, что всякое нарушение данных ими обещаний явится предметом консультации между всеми четырьмя державами по поводу создавшейся ситуации[175].

Фашистским державам этого показалось мало. В телеграмме от 7 июня 1937 г. американский посол в Риме Филлипс сообщал в Вашингтон, что «Италия и Германия одобрили в принципе предложения (англичан. — И. М.), но просят усилить третий пункт, который они считают слишком слабым, предоставлением каждой державе, подвергшейся нападению, права принимать надлежащие меры самостоятельно, независимо от консультации с тремя державами»[176].

Англичане поспешили уступить фашистскому нажиму и приняли их поправку к третьему пункту. После этого у А. Идена состоялось совещание с германским, итальянским и французским послами, на котором были oкончательно сформулированы все детали соглашения, датированного 12 июня 1937 г.[177]

Это была воистину позорная сделка. Фашисты получили право держать в испанских водах свои военные суда не только для патрульных целей, но и для помощи мятежникам. Фашисты сохраняли свободу рук для повторения в любой момент истории, подобной Альмерии. Фашисты вдобавок получали поддержку Англии и Франции на случай каких-либо столкновений с Испанской республикой. Это был маленький Мюнхен, генеральная репетиция большого Мюнхена.

Конечно, за «кусок золота с конскую голову» Германия и Италия могли пойти на маленькую уступку, и 18 июня на первом после перерыва заседании подкомитета вновь появились Риббентроп и Гранди.

Заседание это само по себе не имело большого значения: речь там шла о таком сугубо академическом вопросе, как «гуманизация войны». Еще 4 мая, под непосредственным впечатлением разгрома Герники, англичане и французы внесли в Комитет предложение обратиться к Франко и к испанскому правительству с призывом воздерживаться от воздушных бомбардировок открытых городов. Предложение это в сложившихся условиях не могло иметь серьезного значения, но оно, по крайней мере, ставило ясную и ограниченную цель, допускало сравнительно легкую проверку нарушения принятого сторонами обязательства, а потому и не понравилось фашистам, в особенности Риббентропу.

Выступить против англо-французского предложения прямо было неудобно. Представители Германии и Италии повторили свой старый излюбленный трюк: они попытались утопить конкретное дело в море туманных пожеланий. На каждом заседании фашисты извлекали из каких-то неиссякаемых тайников все новые «виды жестокости», с которыми связана война, и настаивали на непременном упоминании о них в обращении. В конце концов получилось что-то вроде молитвы, весьма благочестивой, но не имевшей никакого практического значения. Возражать против нее не имелось оснований, однако и приходить от нее в восторг тоже не было оснований. Вот этот-то вконец выхолощенный, обескровленный, похожий на анемичное растение документ Плимут и вынес на решение подкомитета 18 июня. Документ был принят почти без прений. Заседание продолжалось не более получаса. Но оно было очень нужно Плимуту, очень нужно британскому и французскому правительствам как демонстрация того, что недавняя ссора с фашистскими державами ликвидирована.

Названное заседание подкомитета шумно разрекламировала печать. Однако широкая демократическая общественность в Англии, Франции и других странах выразила глубокое возмущение соглашением 12 июля. Начались бурные протесты против действии «умиротворителей». В результате британскому и французскому правительствам пришлось снова прибегнуть к маневрированию. 

Когда спустя несколько дней гитлеровцы подняли страшный шум по поводу нового инцидента, на этот раз с немецким крейсером «Лейпциг» (который будто бы 15 и 18 июня подвергся нападению каких-то таинственных подводных лодок), между англичанами и французами с одной стороны, и немцами и итальянцами — с другой, произошел конфликт. Германия, поддерживаемая Италией, требовала немедленной демонстрации на море всех четырех держав против республиканского правительства, но в создавшейся обстановке это не вышло. Англичане заявили, что прежде всего должно быть произведено тщательное расследование инцидента. Французы полагали, что нет никаких убедительных доказательств виновности республиканского правительства Испании, и если уж непременно требуется демонстрация протеста, то ее надо устраивать одновременно и против Франко. А на это не шли немцы и итальянцы.