Битва, настоящая битва армий союзников против немцев приближалась более или менее быстро в зависимости от сопротивления бошей, возникавшего то тут, то там, неся с собой гибель и разрушения, как приходящая и уходящая волна, в неприкосновенности оставляя людей, их отвагу и знания. Однажды вечером, это было в первые дни июля, когда кто-то из монахов читал в трапезной, в соседнем лесу началась стрельба. Чтец остановился. Стрельба прерывалась и возобновлялась. Шарль почувствовал, как заколотилось у него сердце. Он умирал от желания встать и выбежать во двор, чтобы лучше расслышать. Но — невиданная вещь — поднялся отец-приор и, отдав распоряжение брату чтецу продолжать, вышел. Чтение возобновилось, стрельба тоже. Через несколько минут приор вернулся.

— Братья, — сказал он, — в лесах идет бой. Если солдаты придут сюда, лучше, если они застанут нас в церкви, где мы будем молиться. Следуйте все за мной.

Они вышли через заднюю дверь и, пройдя всю территорию монастыря, через боковую дверь вошли в церковь. Приор приказал открыть большую центральную дверь. Монахи расположились на скамьях хора. Шарль, садовник и еще один человек, писатель, укрывшийся в монастыре несколько месяцев назад, обычно садившиеся на скамью в нефе, были приглашены приором (тоже — исключительное событие) сесть на скамьи за рядами, предназначенными для монахов.

— Сегодня, — сказал он, — все мы, монахи и кающиеся, — братья во Христе. Помолимся за тех, кто рядом с нами рискует погибнуть в сражении.

Шарль слышал звуки боя, начавшегося немного позже около аббатства, но ничего не видел. Сначала, после нескольких минут затишья, раздался топот людей, ворвавшихся во двор, французов, так как один из них крикнул: «Все налево!» Из остальных его приказов Шарль расслышал только слово «рига». Это было строение, действительно расположенное во дворе, слева от ворот в крепостной стене. Потом раздался шум машины, на полной скорости въезжающей во двор, и сразу же чудовищный грохот взрывов, глухие удары. Затем Шарль понял, что за первой машиной последовала вторая и остановилась совсем рядом с церковью, так как слышались звуки выстрелов. Монахи продолжали петь псалмы, даже возвышая голоса, словно для того, чтобы перекрыть шум перестрелки, превратившейся в канонаду. Шарль был вне себя, ему хотелось крикнуть монахам, чтобы они замолчали. Он вытягивал шею, надеясь что-нибудь увидеть в проеме открытой двери. Но в поле его зрения ничего не происходило. Внезапно с грохотом обрушилась часть витража над дверью, а от взрыва снаряда посыпались песок, камни, щебенка. И сразу же раздался мощный взрыв, как раз за фасадом церкви: он потряс все здание, снова стали падать куски витража. Послышался треск, сильный запах гари начал распространяться по нефу, вслед за ним — черноватый дым. На этот раз монахи прервали пение псалмов. Приор поднялся, пошел открыть боковую дверь, выходившую в монастырь, потом вернулся и сел на скамью. Во дворе, чуть поодаль, не затихала перестрелка. Конечно, подумал Шарль, это между вторым орудием и французами, засевшими в риге. Он хорошо различал теперь выстрелы орудия и более сухие, менее мощные ответные удары. Потом он услышал, как орудие движется по двору, приближается к церкви, а затем удаляется от нее на большой скорости, не переставая стрелять. Ответные залпы вскоре смолкли. Тогда орудие прекратило стрельбу и вплотную приблизилось к церкви. Внезапно Шарль увидел в проеме двери, как оно направляется прямо к ним. Приблизившись и как бы вписавшись в проем, орудие, бронеавтомобиль, резко остановилось. Шарль увидел опускающийся ствол, направленный на них. Он успел только крикнуть «берегись» и броситься ничком. Первый залп полностью разрушил центральный витраж, который рухнул в нескольких метрах от хоров. Потом, после затишья, показавшегося ему бесконечным, второй залп попал в самую середину хоров. Растянувшись между своей скамьей и спинкой впереди стоявшей скамьи, он почувствовал, как его приподняло и одновременно с огромной силой ударило и прижало к земле головой и всем телом. Совсем рядом с собой он услышал стоны. Все еще распростертый на земле, он подождал несколько минут, осторожно выбираясь из-под обломков, которыми был засыпан. Писатель, сидевший через две скамьи от него, неподвижно лежал, уткнувшись лицом в землю. Шарль пополз в его направлении. Он тихо позвал: «Месье, месье». Никакого ответа. Шарль подполз ближе и попытался подвинуть, перевернуть его. Но сам он уже не осмеливался выпрямиться, хотя за первыми двумя взрывами нового не последовало. Более того, он услышал, что машина дает задний ход, удаляется и, кажется, даже выезжает со двора. Он подождал еще несколько минут, потом, встав на колени рядом с телом, сумел повернуть его немного на бок. Но то, что он увидел, так потрясло его, что у него не хватило сил продолжать, и тело безжизненно упало на землю.

Сколь бы трагично ни было то, что он увидел в следующие мгновения, ничто не потрясло его так, как это раздавленное, обезображенное, словно изрезанное ножом лицо. Так санитар на поле битвы, преодолев первое чувство ужаса, становится невосприимчивым к страшному зрелищу мучений, агонии и смерти. Два монаха были убиты, и позже, размышляя об этом, Шарль понял, что сидел как раз за ними (снаряд разорвался не совсем в центре хоров, а скорее с левой стороны, где он находился), и их тела защитили его и спасли от смерти. Приор, сидевший в том же ряду, но с краю от алтаря, был ранен осколком в ногу. Все остальные были невредимы. Во дворе бронеавтомобиль, в который попал, Шарль это видел, снаряд базуки, выстрелившей из риги, взорвался и горел. Весь его экипаж, очевидно, погиб в огне. Рига тоже пылала. Под ударами бронеавтомобиля обрушились целые куски стен. Но так как рига была отделена от остальных строений аббатства достаточно широким проходом, огонь не перекинулся на них, и, хотя в них и попало немало снарядов, они не слишком пострадали. Лишь через два дня, когда рига кончила гореть, монахи с помощью Шарля и садовника извлекли то, что осталось от трех обугленных трупов. Их оружие лежало рядом с ними, и Шарль узнал автоматы марки «Стэн», той самой, которая была и на оружии, сброшенном с самолета несколькими неделями раньше. Уходя, бойцы оставили одного из своих, тяжело раненного, посадив его у стены за соседним с ригой помещением, бывшей столярной мастерской. Его обнаружили только на следующий день. Так и не приходя в сознание, он умер на другую ночь в келье, куда его перенесли монахи. Это был еще совсем молодой человек. Никто его не знал, а в документах, очевидно фальшивых, было указано место рождения, отдаленное от этого района. Его похоронили в саду монастыря. Приора, после того как ему наложили жгут для остановки кровотечения, рано утром уложили на матрасе в двуколку, принадлежавшую аббатству, и садовник отвез его в городок в десяти километрах отсюда, где местный врач кое-как сделал ему операцию. Битва вокруг Сен-Л. была тогда в разгаре, и о том, чтобы вызвать «скорую помощь», не могло быть и речи.

Рана была не очень глубокой, операция, к счастью, прошла удачно, и через несколько дней приор смог вернуться в аббатство. В дни, предшествовавшие освобождению Сен-Л. и соседней области, монахи жили в страхе, что немцы предпримут карательную экспедицию и вернутся в Сизен мстить. Они долго думали, что лучше — покинуть аббатство и ждать в лесу окончания боев либо остаться, и в конце концов избрали второе, решив, что, если, несмотря ни на что, немцы найдут их в лесу, это будет доказательством их вины, а оставшись на месте, они лучше продемонстрируют свою невиновность. Эта дискуссия — а Шарлю никогда раньше не доводилось присутствовать при споре между монахами — вывела его из себя, потому что в его теперешнем состоянии духа «благоразумие» принятого решения казалось ему просто трусостью. Ему же хотелось остаться в этих местах и восстановить в лесу связь с участниками Сопротивления. Но и на этот раз пришлось смириться. Однако немцы не вернулись. Сен-Л. был освобожден, и вскоре Шарлю представился выбор вернуться туда или отправиться в Ла-Виль-Элу.