Хасскарл перечитал письмо. Оно было очень интересным и переносило его на родину. А как там хорошо! Ява — Дальний Восток, а Дальний Восток — это тропики с их растениями, животными и людьми. Богатое разнообразие неведомых стран не могло заменить ему тот мир, в котором он жил ребенком и юношей. Там живет его отец, там старый профессор Гольдфус, там… осталась незнакомая Лотти, которая его все еще не забыла.

Лотти Браун жила для него в этом прошлом, как реальная действительность. Он видел ее перед собою стройной, свежей, с нежной белой кожей и розовым румянцем на щеках, уверенной в своих силах. И он сам начинал в нее верить. Эта милая незнакомка становилась ему все более и более близкой…

Карл тряхнул головой. Воспоминаниями, красивыми воспоминаниями веяло от писем этой девушки, но она, по-видимому, ничего не знала о законах тропиков. Пишет она хорошо, затрагивает самые нежные струны души, но так же хорошо должна она знать и здешнюю действительность! Пусть она раз навсегда поймет, что здесь не все происходит так, как это ей представляется. Она должна знать, что здесь Ява, что здесь есть такие люди, как ван Потен, Франц Губерт, которые, не колеблясь, готовы раздавить каждого, кто им кажется чужим в их среде! Что здесь есть и такие, как Каноминджао, Садо и Пала, жизнь которых сплошное страдание, которые в своем собственном отечестве чувствуют себя чужеземцами. Здесь человек может жить только если он силен, здоров, прочно стоит на ногах, и самое важное, если у него есть воля к жизни. На Яве, как, вероятно, и во многих других странах, свирепствует лихорадка. Она называется малярией. Что это за болезнь, едва ли может себе представить живущая в Германии фрейлейн Лотти Браун, а вот в Батавии малярия повседневное явление. Тысячи полуживых людей дни, недели, месяцы и годы влачат свое жалкое существование. Знаете ли, фрейлейн, что мир забыл об этом бедствии? Да, он о нем просто забыл! Знаете ли, что эти люди могли бы вылечиться, если бы правители маленького государства Перу не жаждали безмерных прибылей? Так вот, милая фрейлейн Браун, наряду с моими прямыми обязанностями в ботаническом саду, меня занимают еще многие другие вопросы, о которых вы даже и не подозреваете! Но надо иметь каменное сердце, чтобы безучастно смотреть на человеческие страдания. Что бы вы почувствовали, если бы, как я, сегодня увидели целую семью, беспомощно лежащую в приступе тропической лихорадки? Знаете ли, как жестока и неумолима эта болезнь и как безжалостно мучит свои жертвы?

Нет, всего этого вы знать не можете. Жить между двумя мирами и не иметь возможности взять от излишка одного, чтобы дать столь нуждающемуся другому — вот в чем заключается трагедия. Вот великая задача, ожидающая своего разрешения.

Простите, что я излагаю вам все эти подробности, которые, быть может, вас не интересуют, но я не имею права забывать о них. Я добровольно отказался от многих вещей и теперь живу жизнью других.

Больше мне не о чем писать, я только радуюсь, что мог ввести вас в мир, в котором я живу сам.

Я должен заслужить доверие тех, кто мне его оказал!

Карл подписал письмо, поставил дату — ноябрь 1839 года, надписал конверт и почувствовал облегчение. Что-то теснилось в его груди, искало выхода, должно было вылиться. Сейчас ему стало легче. Как будто исчезли с вложенным в конверт письмом, рассеялись все его сегодняшние переживания и тревоги. Как будто он сам заболел лихорадкой Каноминджао, но выпил целебный сок хинной коры — написал ответ на только что полученное письмо — и успокоился.

Вдруг он вспомнил о лекарстве, о маленькой Пале, встал и подошел к кастрюльке. Хинная кора продолжала спокойно вариться…

Хасскарл подозвал одного из копавших у домика рабочих и поручил следить за огнем, а сам углубился в сад…

Солнце грело по полуденному, и зной проникал сквозь листву деревьев.

Животные попрятались в густой чаще, и лес стоял безмолвным.

Бабочки беспрестанно перепархивали с цветка на цветок…

В воздухе стояло жужжание и звон несметного количества незримых насекомых.

Скандал. Убийство Красавца Бобби.

Над Явой спускался тихий вечер. Далеко на западе в лучах заходящего солнца алел безбрежный океан…

С покрытых вековыми лесами темных склонов Геде, Салака и Семеру[15] в долины спускается прохлада. Из тропического леса доносится рычание вышедшего на охоту тигра. Как вихрь, проносятся антилопы и вдруг, остановившись на всем скаку, тревожно нюхают воздух. Бантенги испуганно жмутся в темные углы своих сплетенных из бамбуковых стеблей загонов. Кампонгские[16] матери уводят домой своих ребятишек, до этого времени беззаботно игравших в уличной пыли, шлепавших босыми ногами и невинно показывавших проходящим свои голые животы.

Весело потрескивает огонь в очагах. Женщины заняты приготовлением ужина. Они поют протяжные песни, медленно помешивают в больших глиняных горшках деревянными ложками кашу из тапиоки и в виде исключения — кусок говядины.

Мужчины вернулись с полевых работ. Они уселись перед своими хижинами, подобрав под себя ноги, и спокойно разговаривают. Кто-то играет на маленькой трехструнной гитаре. Другой ему вторит нежным мелодичным голосом…

Вдали, на грани полумрака, таинственно возвышается гора Тенгер со своей священной вершиной Бромо[17], имя которой яванцы произносят с суеверным страхом.

С океана тянет далеко проникающей вглубь острова прохладой вечернего бриза. Ветер слабо колышет пальмовые листья и раскачивает стебли бамбука и травы аланг-аланг. Слышно назойливое гудение миллионов комаров.

Салангани[18] делают последние круги над морем, прежде чем вернуться в свои гнезда в высоких прибрежных скалах.

Пестрые виллы голландских колонистов озарены заходящим солнцем и оглашаются веселым шумом и песнями. Каждый по своему вкусу и наклонностям готовится провести сегодняшний вечер.

В просторной вилле Людвига ван Потена, стоящей, как белый гриб, среди деревьев большого парка, ярко освещены окна двух комнат. В одной из них сразу же после обеда началась азартная игра в карты. Вот уже два года, как хозяин дома женился на своей кузине Аните ван Снуттен, но все-таки игра в карты осталась его главной страстью.

До вступления в брак он был постоянным посетителем губернаторской резиденции. Женившись, он стал собирать близких приятелей у себя дома и до поздней ночи просиживал с ними за карточным столом. Под влиянием выпитого в большом количестве виски, делались огромные ставки, которые нередко представляли целые состояния. Плантации и почти даровая рабочая сила туземцев обеспечивали плантаторам высокие прибыли. Сегодняшний проигрыш легко покрывался прибылью следующего дня.

Против ван Потена обыкновенно играл секретарь прусского консульства Франц Губерт. Карточная игра была для него дополнительной статьей дохода, чем-то вроде второй профессии. Он широко пользовался своим богатым опытом, приобретенным еще в студенческие годы, и успешно применял его против богатого торговца. Красавец Бобби не брезговал прибегать и к разного рода уловкам, чтобы выудить у ван Потена побольше денег. Торговец легко входил в азарт, впадал в амбицию, увеличивал ставки и почти всегда проигрывал. Карты Франца Губерта почти всегда выигрывали, хотя и имели лишь небольшой перевес. Он умел играть и не боялся риска. А чтобы выигрывать в карты, надо уметь рисковать.

Ван Потен не был совсем наивным человеком и последнее время стал задумываться над своими постоянными проигрышами, но у него не было доказательств, подтверждающих возникшие сомнения. Это его бесило. Он все чаще и чаще приглашал секретаря на карточную игру и все больше и больше увеличивал ставки.