— Вот взгляните на эти горы. — Своей коротенькой толстой ручкой доктор Смит указал на высокие горные вершины, как бы кольцом охватывающие долину Уануко. — Они ограждают нас от ветров. Кроме того, ограничивая количество дождей, обеспечивают нам необходимую влагу. Здесь нет недостатка ни в чем и вместе с тем нет ничего лишнего, герр Мюллер. Вот уж поистине тропическая благодать, без тропических мучений! — несколько элегично закончил он.

Мюллер машинально перевел свой взгляд на сад гасиенды. И действительно, чего тут только не было: бананы, апельсины, инжир, виноград, гранаты. Большие спелые дыни желтели между стволами деревьев. Тяжелыми гроздьями висел крупный виноград.

— Почему бы вам здесь не обосноваться? Что вы будете там делать в Ла-Монтанье[44]? За какие-нибудь три года вы здесь разбогатеете и будете иметь все, что только пожелаете, — соблазнял его доктор Смит.

— Он прав, сеньор Мюллер. Мы вам поможем на первых порах, — добавил Кабальеро. — Земля найдется, а все остальное мы вам дадим взаймы. Право, оставайтесь!

— Это невозможно, сеньоры! Передо мною поставлена задача, и я должен ее выполнить, — не колеблясь отвечал Мюллер.

— Посмотрите на эту прекрасную долину. Она только ждет таких людей, как вы, чтобы удвоить количество своих плодов. — И доктор Смит обвел кругом своей маленькой ручкой.

Вдали, на темном фоне роскошной тропической растительности, белели маленькие поселки с остроконечными крышами церквей.

— Нет, невозможно, сеньоры! Я уже вам сказал! Вы забываете, что у меня есть родина.

— Почему же? Мы это знаем! Каждый из нас имел свою родину, но теперь, коллега, мы нашли вторую родину в Уануко, — продолжал его уговаривать доктор Смит.

— А мои родные? Ведь у меня семья!

— Нет ничего проще! Вы встретите их в Кальяо и привезете сюда. А до Кальяо они доберутся так же, как добрались и вы, — сказал доктор Смит, у которого ответ был всегда наготове.

— Невозможно, доктор Смит! Нет, право же, невозможно! Давайте лучше поговорим о чем-нибудь другом, — попросил Мюллер, желая прекратить этот разговор.

— А знаете, какой вас ожидает ад в этой Ла-Монганье? Вы даже не подозреваете об этом! Когда там идут дожди, все набухает от влаги. А когда дождей нет, воздух кишит комарами и другими насекомыми. Там европеец больше года выдержать не может. Я вас просто не понимаю! — вступил в разговор Кабальеро, потягивая из своего стакана густое красное вино. Смуглый, стройный, с темными, как у оленя глазами, Кабальеро наклонился над столом и, отчаянно жестикулируя, старался придать убедительность своим словам.

— Об этом бесполезно говорить, господа! Вопрос для меня давно решен и ничто не может изменить моего решения! — сказал твердо Мюллер. И чтобы перевести разговор на другую тему, сказал:

— Мне советовали для мены с индейцами захватить с собою листья коки. Что вы на это скажете?

— Непременно! Кока у индейцев самый ходовой товар. За листья коки вы сможете, сеньор Мюллер, получить от них все, что угодно, — заявил Кабальеро, понимая, что бесцельно настаивать на том, чтобы Мюллер остался в Уануко.

— Вот наша плантация коки. В Индии и Китае собирают чайные листья, в других странах — лавровый лист, а мы собираем листья коки и, как видите, живем неплохо! — продолжал Кабальеро.

— Удивительное растение эта кока! В других местах я ее нигде не встречал, — сказал Мюллер.

— Ничего удивительного в ней нет, — заговорил снова доктор Смит. — Индеец впадает в транс, когда жует ее листья. Он ничего не слышит и ничего не видит. В этом состоянии он находится во власти Манко Канака, бога его прадедов, который явился им на озере Титикака и лично подарил эти чудодейственные листья. Под их влиянием индеец забывает все свои страдания, горести и невзгоды. Он чувствует себя окрепшим и освеженным, делается жизнерадостным и счастливым. Кока действительно оказывает волшебное воздействие на людей, лишь бы они не злоупотребляли ею, но это, к сожалению, часто происходит у индейцев.

— Вам не приходилось наблюдать, как индейцы употребляют коку? — в свою очередь спросил Кабальеро.

— По пути из Серро в Уануко на привале я однажды заметил, как мой слуга Пепе и аррьеро отошли в сторону. Аррьеро вынул из кожаного мешочка какие-то листья и дал Пепе. Тот положил их себе в рот и начал жевать.

— А вы не заметили, не посыпал ли он их предварительно белым порошком? — поинтересовался доктор Смит.

— Нет, не видел: это было не так близко. Затем оба растянулись на траве и пролежали некоторое время. Я испугался за Пепе и пошел посмотреть, в чем дело. Они с полуоткрытыми глазами неподвижно лежали на спине. Я тронул Пепе, но он, очевидно, меня не заметил. Тогда я оставил их в покое. Через полчаса они встали и, как ни в чем не бывало, подошли ко мне.

— Действие коки подобно действию гашиша и опиума, — пояснил доктор Смит. — Только, как я уже говорил, кока обладает свойством еще и ободрять. Белый порошок, о котором я упомянул, это растительный пепел. Им они посыпают листья коки перед тем, как их жевать.

— И вы этими листьями торгуете, сеньор Кабальеро? — обратился Мюллер к хозяину дома.

— А почему бы и нет? Мы торгуем всем, что может принести нам доход. Теперь, например, мы начали торговать хинной корой. Поставкой хинной коры для малярийных больных мы хотим искупить наши грехи, накопившиеся от продажи коки! — Кабальеро улыбнулся, причем его маленькие тоненькие усики чуть скривились на красивом смуглом лице. С чистой совестью он продолжал: — Наш шеф, с которым и вы хорошо знакомы, вот уже два месяца как находится в Ла-Монтанье, где организует сбор хинной коры. Если вы окончательно решили отправиться в Ла-Монтанью, вы, быть может, встретитесь там с сеньором де Миранда или с его рабочими.

Между тем незаметно стемнело. Одно за другим засветились окна Уануко. Доктор Смит распрощался и пошел к себе домой, на другой конец городка.

В Уануко багаж Мюллера был снова нагружен на мулов, так как ламами пользовались только в высокогорных районах, а они остались позади. Путникам, правда, предстояло еще подняться на высоту три тысячи метров, но для этого подъема мулы были самыми подходящими вьючными животными.

Казус бежал рядом и все время принюхивался. После перенесенной им в Серре-де-Паско горной болезни он чувствовал себя отлично. Трудно было найти более верного сторожа. Временами он таинственно исчезал, но потом возвращался, держа в зубах пойманного в скалах зайца или мышь, а иногда и… украденную у индейцев курицу. Против этого не помогали ни увещания, ни угрозы. Обыкновенно Казус приносил добычу к ногам своего хозяина и стоял перед ним, самодовольно виляя хвостом.

День за днем, шаг за шагом караван непрестанно двигался вперед, к Ла-Монтанье!

Тропический лес. Висячий мост. Онц. Рассказ „белого кокеро“.

„Вот он, наконец, долгожданный тропический лес. Темная, таинственная, полная неожиданностей Ла-Монтанья“, — подумал Мюллер, когда перед ним на высоте трех тысяч метров раскинулся черный и безбрежный, как океан, тропический лес. Вид был изумительный. На западе устремлялись в небо белоснежные вершины Анд, на востоке раскинулась необъятная и страшная Ла-Монтанья.

С Пепе и двумя случайными проводниками-индейцами — кокеро, Мюллеру предстояло вступить в этот неведомый край. А удастся ли им оттуда вернуться? Сколько уже раз Ла-Монтанья отказывалась раскрыть людям свои тайны. Сколько раз жестоко мстила тем, кто осмеливался в нее проникнуть.

Между Сьеррой[45] и Ла-Монтаньей[46] узкой полосой протянулась Сеха де Ла-Монтанья[47]. Немного ниже ее, в среднем, более умеренном поясе Ла-Монтаньи растет калисайя — благородное хинное дерево, кора которого содержит хинин. Это редкое и ценное растение было заветной целью, ради которой много людей через моря и сушу, горы и пустыни проделали этот трудный путь.