Рассказ доктора Фритце отвечал всему тому, что думал и в чем убедился и сам губернатор. Да… вот и доктор возмутился этим невежеством и запустением.

— Но почему же, черт возьми, вы до сих пор об этом молчали? — спросил встревоженный ван Эркенс. — Почему своевременно не были приняты необходимые меры? Скажите, что нам делать, пока еще не поздно?

— Что делать?.. — задумчиво повторил доктор Фритце. — Мне кажется, что… прежде всего надо назначить опытного руководителя…

— Отлично! Сделанное доктором Ганом описание климата и растительности острова обратили на себя внимание правительства, и мы не должны терять ни минуты! Но нужно найти компетентного человека, а это не так-то просто!

Губернатор встал и начал нервно теребить свои золотые аксельбанты.

— Чем вы можете нам помочь? Наши мнения совпадают, я тоже осмотрел сад, но… нужен руководитель! Человек волевой, серьезный, находчивый, с солидной научной подготовкой! Доктор Ган вряд ли согласится заняться этим делом, даже если бы я его и попросил…

— Мне кажется, ваше превосходительство, что я могу быть вам полезным, — тихо заметил доктор. — У меня есть на примете подходящий человек, с которым я на днях познакомился и который, думаю, оправдает ваше доверие…

— Кто же это?

— Карл Хасскарл, ваше превосходительство, человек молодой, волевой, энергичный, с солидной научной подготовкой. Он недавно прибыл сюда из Бонна. Там он блестяще окончил университет и работал в университетском ботаническом саду. Думаю, что он отвечает поставленным вами требованиям…

Губернатор немного задумался, затем обернулся и твердо сказал:

— Принимаю на вашу ответственность! Представьте его к назначению!

В конце 1837 года Карл Хасскарл был назначен научным директором и руководителем ботанического сада в Бейтензорге.

На этой должности он оставался до 1844 года…

Два года спустя. Семья маленькой Палы. Лихорадка.

Прошло два года.

Директор ботанического сада приложил все свои силы, чтобы привести его в порядок. Глубоко оскорбленный приемом, оказанным ему в прусском консульстве в первые дни пребывания в Бейтензорге, он считал, что у него нет другого выхода, как посвятить себя работе и трудом оправдать доверие поддержавших его людей. Хасскарл целиком отдался любимому делу. И он добился успеха. От прежнего беспорядка не осталось и следа. Всюду было убрано и расчищено, растения распределены по группам и маркированы, новые надписи ясно и четко написаны. Каждому посетителю было ясно, что сад живет новой жизнью. Он выглядел обновленным и похорошевшим. Все цвело и благоухало. Два года не были потрачены даром. Губернатор с удовлетворением следил за преобразованием сада, а доктор Фритце очень охотно помогал молодому ученому. С каждым днем он убеждался, что не обманулся в нем.

Карл жил в старом, почти развалившемся доме. Он состоял из двух больших, но низких комнат, из которых одна служила ему спальней и кабинетом, а другая была отведена под кухню. Прогнивший дощатый пол был застлан тростниковой цыновкой, а крыша покрыта пальмовыми листьями.

Если бы только не эти гусеницы!..

Они в огромном количестве водились на крыше дома, шуршали, шелестели — и все это действовало на нервы. Их отвратительная возня была особенно невыносима ночью. Монотонное шуршание в пальмовых листьях было отчетливо слышно в тишине. Оно вызывало у Карла желание ночевать под открытым небом в саду, среди растений при свете луны, в тени громадного баобаба, охватывающего своими могучими ветвями маленький деревянный домик. Но из-за ядовитых скорпионов и миллионных полчищ комаров спать в саду было невозможно. Днем эти насекомые не были так опасны, но разве можно уберечься от них во время сна?.. Лучше терпеть надоедливый шорох безобидных гусениц, чем страдать от укусов скорпионов или слышать несмолкаемое комариное гудение. К тому же прошло уже немало времени, а… человек ко всему привыкает. Если Карл переносил это неудобство в течение двух лет, то нужно терпеть и дальше, в надежде, что когда-нибудь будет же наконец построен новый дом! Но пока что постройки нового дома не предвиделось.

По привычке и в это утро Карл проснулся рано, встал с постели, немного размялся и поднял шторы. Яркий свет залил комнату. Лучезарный диск солнца показался через листву баобаба, свежий утренний воздух, напоенный ароматом распустившихся цветов и свежей травы, ободрил его. Маленькие красные птички с задорно задранными хвостиками уже начали свои ранние песни. Под баобабом тихо журчала вода, и прохладные ее струи разливались в саду между цветами и травами. Казалось, что и она поет свою песню…

Карл снял с гвоздя полотенце и, вместо того, чтобы выйти в двери, одним прыжком выскочил через окно в сад. Раздевшись до пояса, он с нескрываемым удовольствием начал умываться прохладной водой. Умывшись, он стал растирать тело полотенцем из тонкого голландского полотна, и в этот самый момент заметил стоявшую перед ним девочку. Это была Пала. Карл не слышал, как она подошла. Девочка терпеливо дожидалась, когда он, наконец, умоется, чтобы что-то сказать ему. Она стояла, скрестив на груди руки.

— Что тебе, Пала? — спросил Хасскарл.

Девочка молчала. Она пристально смотрела на него своими умными глазками.

— Ну, скажи же! Раз ты пришла, значит хочешь мне что-то сказать! А?..

— Господин, я пришла… Отец болен, лихорадка душит его. Он кричит: помощь, господин!.. — выдавила она из себя, стараясь правильно подобрать все нужные ей голландские слова и глядя с мольбой на Карла. Слова девочки заставили его вздрогнуть. Пала была дочерью садовника Каноминджао. Уже несколько дней он не выходил на работу, и Карл и без того собирался его навестить. Однако ему в голову не приходило, что этот здоровый и сильный человек может серьезно заболеть. Кроме того, он принадлежал к числу тех немногих рабочих, которые были приняты уже после назначения нового директора. Его принял сам Карл, когда тот пришел искать работу. Карл сразу же решился на это, выслушав рассказ Каноминджао о том, что ему пришлось перенести в полицейской тюрьме, где он просидел около десяти месяцев только лишь за то, что просил белых господ сжалиться над ним и его товарищами, когда двое всадников захватили их в поле, чтобы отвести работать на земле прежнего губернатора Правда, Карлу было сделано небольшое замечание за то, что он взял Каноминджао на работу, но так как тот оказался хорошим и усердным рабочим, то недоверие к нему скоро рассеялось. Яванцу было разрешено привести свою семью и поселиться в одной из освободившихся хижин, такой же, как и у других рабочих.

— Значит, твой отец заболел? — спросил Карл.

— Очень! — испуганно ответила девочка.

— Подожди немного. Я сейчас приду!

Карл вошел в дом, повесил полотенце и пошел за Палой. Тропинка вилась по парку среди клумб и ручейков, цветников и кустарников. Карл рассеянно смотрел по сторонам.

— Сюда, — промолвила девочка, свернув на боковую тропинку, под свод лиан.

Карл последовал за ней.

— Пала, когда слег твой отец? — спросил он.

— Недавно. Три дня болен.

„Три дня… Эх, если бы здесь не эта ужасная лихорадка… все было бы иначе, — думал Карл. — Просто губит людей… Бич всей колонии… Как это она меня еще не скрутила?..“

Вскоре они вышли к жилищам рабочих в конце сада. Это были построенные на коротких бамбуковых сваях маленькие низкие хижины. Можно было подумать, что какой-то капризный хозяин, не нуждаясь в них и не зная, куда их девать, разбросал их как попало на этом месте.

Хижина Каноминджао ничем не отличалась от других. Она была такая же маленькая и низкая, стояла на нескольких сваях и еще издалека предупреждала о бедности и нищете ее обитателей. Стенами ей служили сплетенные из тонких бамбуковых стеблей рогожки. Окон в хижине не было. Свет внутрь жилища проникал через квадратные отверстия в стенах. Крышу покрывали пальмовые листья.