Другие вопросы делились на большие группы и касались способов полета на шабаш, присутствия там известных подсудимой людей, методов превращения ведьм в животных, церемоний на свадьбе с дьяволом, поедания малых детей, рецептов приготовления волшебной мази, добывания и подкидывания уродов в колыбели и многого другого, подобного уже перечисленному выше.
Этот подробнейший и детально разработанный вопросник, собственно, содержал уже и готовые ответы. Они могли расходиться лишь в частностях, которые просто относились к особенностям данного судебного казуса. Вместе с тем достигаемая степень единообразия в ответах считалась окончательным подтверждением, что исторгнутые пыткой показания полностью соответствовали истине. Судьи сознательно добивались этой «согласованности» в показаниях обвиняемых, отлично понимая, насколько она важна для доказательной силы признаний. О единообразии показаний как дополнительном свидетельстве их правдивости много писали главные авторитеты в области демонологии. То, что выходило за рамки такой «согласованности», выдавалось за следствие хитрости дьявола.
Зловещими нелепостями буквально пестрят протоколы ведовских процессов. Одну женщину обвинили в убийстве с помощью колдовства некоего Гейнца Фогеля, признали виновной и сожгли, хотя этот Фогель фигурировал как свидетель на суде!
Легкая доказуемость нелепости многих обвинений нисколько не облегчала положения подсудимых. В середине XVII в. в Англии священника Джона Лауеса, пытая бессонницей, довели до признания, что он колдовством сумел вызвать при спокойном море кораблекрушение близ Хариджа. Лауеса приговорили к смерти; не поинтересовавшись, было ли в указанное время кораблекрушение. В одном австрийском городе сожгли двух женщин за то, что «они много бродили по лесам в поисках кореньев»[322]. В Национальной библиотеке в Париже хранится «собственноручное» письмо дьявола Асмодея аббату Грандье, против которого в 1635 г. было возбуждено дело, приведшее обвиняемого на костер. На этом процессе была предъявлена «печать дьявола» в оригинале, а также заверенная официальная выписка из «адских архивов»:
«Мы, всемогущий Люцифер, совместно с Сатаной, Вельзевулом, Левиафаном, Элими, Астаротом и другими получили сегодня пакт, заключенный с нами Урбаном Грандье, взамен которого мы обещаем ему неотразимое влияние на женщин, отдаем ему самых прекрасных девственниц, честь монахинь, все мыслимые звания, почести, удовольствия и богатства. Он должен совершать прелюбодеяние раз в три дня, никогда не воздерживаться от пьянства, доставлять ежегодно нам выражение своей преданности, запечатанное собственной кровью, отвергать святые дары и возносить к нам молитвы. Посредством этого пакта он будет вкушать все земные удовольствия в течение двадцати лет, после чего вступит в пределы нашего царства, чтобы возносить хулу на Бога в нашем присутствии.
Дано в Аду на Совете Демонов. Подписано: Люцифер, Вельзевул, Сатана, Элими, Астарот. Место для подписи и печати Магистра дьяволов и всех высших командиров демонов.
Скрепил подписью Ваалбарит, секретарь»[323].
Известный гонитель ведовства де Ланкр приводит такой случай: один житель заподозрил свою служанку в полетах на шабаш. Чтобы уличить «ведьму», он привязал ее за ногу к стулу возле камина как раз в ночь, когда должен был происходить шабаш, и решил не смыкать глаз. Как только служанка пыталась заснуть, хозяин ее сразу же будил. Тем не менее, добавлял де Ланкр, дьявол восторжествовал, так как служанка все-таки побывала на бесовском сборище, призналась в этом и рассказала множество подробностей, подтверждая их еще другими показаниями…
Считали ли палачи свои жертвы действительно виновными в инкриминируемых им преступлениях? Р. Мандру в уже упомянутой книге «Судьи и колдуны во Франции в XVII в.» показывает, как трудно было вершителям тогдашнего правосудия счесть не заслуживающими подражания и лишенными значения сотни прецедентов, массу прежде выносившихся приговоров. Совмещение таких самооговоров с показаниями, вырванными пытками, и создавало «фактическую основу», которой доверяла часть судей. Однако судьи верили в вину осужденных далеко не всегда, возможно даже в меньшинстве случаев. Шпее рассказывает о своем разговоре с одним судебным чиновником. Тот без обиняков признал, что на ведовских процессах часто судят и невиновных, но это уже дело князя, который советуется со своей совестью. Дело же подчиненного лишь выполнять полученные приказы. Шпее добавлял, что примерно так же высказался и другой опрошенный им чиновник. Князь (речь явно шла о курфюрсте Кёльнском) заявил, что он возлагает всю ответственность на судей. Набожный Шпее добавлял, что так создавался поистине заколдованный круг. Были ли знакомы судьи и присяжные с аргументацией противников ведовских процессов? В общем и целом она была вполне известна и судьям, и специальным комиссарам, посылавшимся на места для искоренения ведовской скверны, и монархам, которые наделяли полномочиями этих комиссаров. Об этом дает представление книга некоего Генриха Шультхейса «Подробная инструкция, как вести инквизиционные процессы обвиняемых в страшном преступлении колдовства», вышедшая в 1634 г. в Кёльне.
Еще одна характерная и мрачная черта времени. Судьи во многих местах допрашивали подозреваемых в ведовстве, не знакомы ли они с книгами противников процессов — это было тяжким прегрешением, — а также… с сочинениями самих демонологов, включая «Молот ведьм». Эти трактаты, по мнению властей, содержали слишком много сведений, способных смутить нехитрый разум паствы, и творения демонологов разрешалось читать лишь инквизиторам для пользы дела. Признание же в знакомстве с демонологическими исследованиями само по себе могло служить веской уликой против обвиняемых[324].
Гонение было немыслимо и без должной дисциплинированности и рвения судей. Эти дисциплинированность и рвение подогревались страхом за себя. Демонолог Дельрио прямо разъяснял, что судья, не приговаривающий ведьму к смерти, вызывает сильное подозрение, не связан ли он сам с дьяволом. Преследование ведьм могло происходить только в социально-психологической атмосфере, насыщенной демонологической пропагандой, в обстановке общего террора, который затрагивал иногда также неугодных свидетелей, судей и присяжных. Шультхейс приводит нравоучительные примеры. Один из присяжных, не согласившийся с обвинением, был подвергнут пытке первой степени, от которой он, почти семидесятилетний старик, потерял сознание. По мнению Шультхейса, жертва вовсе не лишилась чувств: колдун просто заснул, что являлось обычным трюком у слуг дьявола и служило свидетельством связи с сатаной. Через несколько недель бывший присяжный умер в темнице. Подобные случаи были не единичными. Присяжному из небольшого германского городка Рейнбах Герману Лееру, выступавшему против осуждения невиновных, удалось бежать в Голландию. Там он выпустил книгу, рассказывающую о злоключениях его земляков, которые в 1631 г. откупились от присланного к ним расследователя по ведовским делам, но тот через несколько лет снова явился и принялся за свою кровавую работу[325]. Леер приводит целый список непокорных присяжных, павших жертвой попытки воспрепятствовать гонениям. Интересно отметить, что Леер был знаком с доводами ряда противников преследования ведьм.
Доктор права, бургомистр города Трира Дитрих Фладе 20 лет состоял председателем суда; одно время он был также ректором университета, хотя этот пост по традиции занимали теологи. Бургомистр был советником правящего курфюрста-архиепископа. Долгое время Фладе ограждал Трир от колдовских процессов. Ему удавалось это делать даже после 1581 г., когда архиепископ Иоганн фон Шененбург предоставил свободу рук «охотникам на ведьм». Под влиянием Фладе суд в своих решениях игнорировал признания, вырванные под пыткой. Это приводило в бешенство демонологов, начавших собирать улики против бургомистра. Пытка позволила получить показания 14 ведьм о том, что он присутствовал на шабаше. Была создана специальная комиссия для расследования дела. Фладе попытался бежать, но был пойман, посажен под домашний арест, а еще через несколько месяцев заключен в тюрьму.
