Орлеанская дева — имя, под которым Жанна вошла в историю, — считается народным прозвищем. Но вряд ли это так. Современнику Жанны и придворному Карла VII архиепископу Эмбрюнскому Жаку Желю принадлежит сочинение под названием «Орлеанская дева». Это сочинение было написано до того, как Жанна отправилась на освобождение Орлеана (или по крайней мере до 17 мая 1429 г., а Орлеан был освобожден только 8 мая, и известие об этом не могло еще дойти до монсеньора Желю). Следовательно, было бы более понятным, если бы опус архиепископа был озаглавлен примерно так: «Дева из Домреми», а действительное название «Орлеанская дева» точнее было бы перевести как «Мадемуазель д’Орлеан», т. е. принадлежащая к Орлеанскому дому. Поскольку творение прелата было предназначено только для короля, в нем можно было не скрывать государственной тайны. Между прочим, прежнее отрицательное отношение Желю к Жанне сменилось положительным. Это явилось результатом свидания в конце марта или начале апреля архиепископа с кардиналом Фуа, возвращавшимся из Рима, который говорил с ним о Жанне. Фуа в Риме виделся с папой Мартином V. Становится вероятным, что папа уже знал что-то о Жанне, хотя пастушка из Домреми еще ничем не проявила себя.

Примечательны высокомерная фамильярность, покровительственный тон, который был усвоен Жанной в отношении самых знатных вельмож — Дюнуа, герцога Алансонского, графа Арманьяка.

Жанна с большим вниманием относилась к судьбам Орлеанского дома, к Карлу Орлеанскому (сыну герцога Людовика). В случае смерти сына Карла VII (а дофины нередко умирали раньше своих отцов) Карл Орлеанский стал бы наследником французского престола и, следовательно, соперником английского короля Генриха VI, которого англичане считали также и королем Франции. Казалось, заявление Жанны на процессе в Руане о том, что она является хранительницей тайны, касающейся герцога Карла, должно было бы самым живейшим образом заинтересовать и Кошона, и его английских хозяев. Однако они почему-то не проявили ни малейшего любопытства. На том же процессе Жанна сообщила, что намеревалась после освобождения Орлеана захватить в плен нескольких английских военачальников с целью обменять их на герцога Карла. Стоит добавить, что после возвращения во Францию Карл Орлеанский щедро наградил Пьера д’Арк, ставшего Пьером дю Ли, за верную службу. Оружие, цвета одежды Жанны, ее герб, как уже отмечалось, также должны были свидетельствовать о близости к Орлеанскому дому. В королевском ордонансе от 2 нюня 1429 г., определявшем герб Жанны, не упоминается фамилия д’Арк[58].

Как уже отмечалось, по мнению некоторых противников традиционной версии, большая роль в истории Жанны принадлежит так называемому Третьему францисканскому ордену, членами которого могли стать миряне — терцарии, и женскому Ордену святой Клары, которых стали именовать клариссами. Судя по всему, Иоланта Арагонская установила тесные связи с Третьим францисканским орденом и Орденом святой Клары, пользовавшимися большим влиянием в начале XV в. Их члены принадлежали к обоим враждующим лагерям. Некоторые исследователи пытаются обнаружить агентов Иоланты и Ордена францисканцев среди тех лиц, которые были знакомы (или якобы были знакомы) с Жанной в дни ее юности, в частности в «дамах де Бурлемон» — Жанне де Бофревиль и Агнессе Жуанвиль, которые, возможно, взяли на себя роль святой Екатерины и святой Маргариты. По мнению этих исследователей, францисканцы во Франции во времена Жанны стремились представить себя покровителями «простых людей» в деревнях и городах (что, разумеется, не исключало того, что с ними сотрудничали ряд крупных феодалов). Напротив, Орден доминиканцев становился выразителем интересов знати, городских верхов, тогдашней интеллектуальной элиты. Все это делало именно францисканцев пригодным орудием для осуществления операции «Пастушка».

Закулисному влиянию Третьего францисканского ордена, по крайней мере гипотетически, приписывались различные (действительные или мнимые) зигзаги английской политики и даже поведение отдельных английских военачальников. Жена герцога Бедфордского Анна состояла членом Третьего францисканского ордена; английский полководец Талбот не пришел на помощь другому военачальнику во время битвы при Турнель — быть может, это тоже воздействие ордена? Это отнюдь не единственный пример. Стоит вспомнить также, что бургундские отряды, участвовавшие в осаде Орлеана, покинули своих английских союзников еще до прибытия французского войска под командой Жанны д’Арк. Не было ли это также следствием противоречий между правившей тогда в Англии Ланкастерской династией и ее противниками, связанными с Францисканским орденом?

Конечно, полное равнодушие Карла VII и двора к судьбе Жанны, попавшей в руки англичан, не говорит в пользу гипотезы, что Орлеанская дева была сестрой короля. Тем не менее можно предположить, что государственные интересы взяли верх. После коронования Карла VII Орлеанская дева, продолжавшая войну, стала препятствием для планов заключения перемирия с герцогом Бургундским, союзником англичан. Кроме того, мог ли вообще Карл VII вырвать Жанну из рук англичан, занимавших большую часть Франции? Интересно, что «голоса», как признавала Жанна, предупреждали ее о скором плене и гибели.

На каждый из приведенных доводов можно выдвинуть веские возражения. Приводят несколько фраз Жанны, которые можно истолковать как признание в своем высоком происхождении. Например, когда к ней и Карлу VII приблизился герцог Алансонский, Жанна сказала: «Тем лучше, собирается вместе королевская кровь». Но ведь это может просто означать, что к королю подошел принц крови. Вдобавок забывают, что Жанна под присягой не раз заверяла, что родилась в Домреми. Вообще многие из аргументов сторонников «новой» версии кажутся неубедительными, даже — как отмечалось в литературе — основываются на фактических неточностях и ошибках. Так, например, ссылаются на то, что в Арлон Жанна д’Армуаз прибыла с герцогиней Люксембургской, которая хорошо знала Орлеанскую деву во время ее содержания в тюрьме в Боревуаре. Однако в этой тюрьме Жанну д’Арк видела герцогиня Жанна Люксембургская, умершая еще в 1430 г., до гибели Девы, а Жанна д’Армуаз прибыла в Арлон в свите совсем другой особы — Елизаветы Люксембургской.

Подлоги и недомолвки в протоколах руанского процесса или процесса реабилитации могли иметь разные политические причины. Упоминание о Жанне как об Орлеанской деве ранее освобождения Орлеана могло быть следствием неточной датировки документа или тем, что это наименование было добавлено позднее, и т. д. Сторонники ортодоксальной версии напоминают: сохранился официальный акт за подписями Кошона и вицеинквизитора Леметра, осуждавших доминиканца Пьера Боскье за его заявление, что судьи дурно поступили, осудив Жанну как еретичку и передав ее в руки светских властей. Парижский университет направил римскому папе официальный документ, являющийся подтверждением осуждения и казни Жанны. От имени английского короля Генриха VI через восемь дней после казни были направлены письма главе Священной Римской империи и другим христианским монархам, уведомлявшие их об осуждении и казни Жанны. Несколько позднее, 28 июня 1431 г., такие извещения были посланы крупным светским и духовным феодалам Французского королевства. С целью оградить себя Кошон потребовал от английской государственной канцелярии специальных документов, обеспечивающих «королевскую защиту и покровительство для всех принимавших участие в процессе, на котором осудили Жанну и передали ее светской юстиции». На процессе реабилитации показали под присягой, что присутствовали при казни, Пьер Кюскель, Л. Гюдон, Ж. Рикье, епископ Нойона Гийом де ля Шамбр, Жан де Майи, нотариусы Гийом Мангон, Гийом Коль, Николя Гакель. Имеются также свидетельства священника Изабара де ля Пьера и Жана Масье. На руанском процессе Жанна поклялась на Евангелии, что она родилась в Домреми и что ее отец и мать — Жак д’Арк и Изабелла Роме. На процессе 1456 г. Изабелла Роме ходатайствовала об аннулировании вынесенного в Руане приговора «дочери, рожденной в законном браке», сожженной англичанами. Церковь, устами папы Каликста III оправдавшая Жанну, пошла бы на клятвопреступление, объявляя, что Дева не была сожжена[59]. Эта совокупность свидетельств в пользу «ортодоксальной» версии о гибели Жанны представляется убедительной, однако весомость каждого из них в свою очередь может быть поставлена под сомнение, а следовательно, и все они в целом не могут считаться абсолютным доказательством.